– Ну да, конечно. Мы можем, – я отчаянно закивал, как школьник, готовый на все. – Да, без проблем.
– Смотри, – указала она на парня, который бегал кругами, катая свою девушку на закорках. Она заливалась смехом.
Грейс улыбалась, но ее глаза наполнились слезами. Черт, Грейс, пожалуйста, не плачь. Я не могу.
– Я тоже так могу. Я еще не настолько стар.
Она смотрела на меня, смеясь сквозь слезы, катящиеся по лицу.
– Ладно, старик Шор. Я бы тебя испытала, но сегодня я в юбке.
– Так ты говорила что-то насчет того, чтобы пойти ко мне, – напомнил я невинно.
– Ну да, если хочешь. Я хочу посмотреть, как ты живешь.
– Правда?
– Конечно. Я хочу посмотреть, как ты живешь. Это не значит, что я собираюсь с тобой спать.
– Пффф. Ясное дело… Я даже и не думал, – хотя, конечно, я думал именно об этом.
Был час пик, и в метро было полно народу. Грейс прислонилась ко мне спиной и оперлась на меня. Я думал, закрыла ли она глаза. Наклонившись, я прошептал ей на ухо:
– Надо было взять такси или пройтись. Я забыл, что мы уже взрослые.
– Мне нравится ездить с тобой в метро.
Я притянул ее ближе. Казалось, этих потерянных лет никогда не существовало.
Мы зашли в мой дом и поднялись в лифте на четвертый этаж. Двери лифта открылись, и Грейс зашла в лофт первая. Она сразу заметила открытые потолочные балки. Я зажег свет.
– Мэтт, это потрясающе.
– Мне нравится.
Небо еще не совсем потемнело, и в комнате было достаточно света. Грейс подошла к окну.
– Отсюда, наверное, можно разглядеть крышу моего дома.
– Нет, нельзя.
Она повернулась ко мне и улыбнулась.
– Налить тебе бокал вина? – спросил я.
– Было бы неплохо.
Я ушел в кухню, оставив ее осматриваться. Спальня, кухня и гостиная в лофте переходили одна в другую, создавая единое большое пространство с высокими потолками, перегороженное только несколькими выступами стен. Наливая вино, я видел, как она провела руками по белому одеялу на кровати.
– У тебя очень здорово. Мне нравится эта рустикальность. Обычно такие квартиры делают гораздо более современными.
– Считай меня старомодным.
– Я не думаю, что ты старомодный.
Она подошла к стене, на которой висела та самая, выигравшая множество наград фотография.
– Устарело? – спросил я, передавая ей бокал.
– Вне времени, – ответила она с легкой усмешкой.
Мне тут же захотелось, чтобы она имела в виду нас с ней. Разве мы не были? Вне времени? Ничто не могло изменить того, что было у нас тогда, даже если между нами возникли мысли о том, что могло бы быть.
– Спасибо. Хорошее замечание.
Она показала на фотографию:
– Это… Это очень сильно. Дети и оружие… – Она покачала головой: – Так трагично. Тебе было страшно, когда ты это снимал?
– Нет. Знаешь, за камерой почему-то чувствуешь себя защищенным. Поначалу в таких местах я вообще очень сильно рисковал.
– Как ты думаешь, ты сможешь получить еще одного Пулитцера?
– Это событие из тех, что случаются только однажды. Но – да, я хочу вернуться к полевой работе.
– Готова спорить, лучшие кадры – это счастливая случайность.
– Так же как и в жизни. – Я шагнул к ней и заправил ей за ухо прядь волос. – Мне хочется тебя поцеловать.
Она быстро отхлебнула вина.
– Хммм… Ты часто ходишь в театр?
Я фыркнул:
– Тебе потрясающе удается переводить тему разговора.
– Я думаю, что не смогу долго тебе отказывать, а я правда хотела… – она сглотнула и отвернулась.
– Что, Грейс?
– Я правда хочу начать снова, – она, видимо, нервничала от этого разговора. Ее грудь высоко вздымалась.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты был моим лучшим другом, – сдерживая слезы, она отвернулась.
– Пожалуйста, не плачь.
Ее глубокие, сияющие глаза снова встретили мой взгляд.
– Мэтт, я пытаюсь сказать тебе кое-что.
Я обнял ее и привлек к себе. Она хотела, чтобы мы не спешили, так же как это было раньше – все эти дивные минуты в общаге, когда мы просто были вместе, танцевали, пели, играли музыку, делали фото. В этом вся проблема взрослых людей. Они не хотят тратить время, потому что уверены, даже в относительно нестаром возрасте тридцати шести лет их дни сочтены. И думают, что могут узнать кого-то насквозь, до души и сердца, поговорив с ним какие-то пять минут.
Я слегка отстранился и заглянул ей в лицо.
– У меня есть идея. Оставайся тут, располагайся, сними туфли, – я указал ей на полку с пластинками. – Выбери музыку. Я скоро вернусь.
Я выскочил из лофта, спустился на лифте, перебежал через улицу и за минуту бегом поднялся на три лестничных пролета. Рик Смит был единственным известным мне дилером в радиусе ближайших пяти миль. Я забарабанил в дверь.
Он открыл. На нем были спортивные штаны и радужная повязка на голове. Никакой рубашки. Для писателя за сорок, выходящего из дому лишь для того, чтобы выгулять своего кота Джеки Чана, он отлично загорел.
– Мэтт, приятель, в чем дело? – спросил он, слегка запыхавшись.
– Прости, Рик, я в неудачный момент?
– Нет, нет, ничего, я просто занимаюсь тай-бо.
– А, тай-бо. Это еще принято?
– Ну, не то чтоб это могло куда-то исчезнуть, братан, – это упражнения. Давай заходи. – Он широко распахнул дверь. Я никогда не был в его квартире дальше двери. Однажды я приносил ему сбежавшего Джеки Чана.
Мне показалось, я совершил путешествие во времени, и мне это даже понравилось. Все в его квартире было старым, но в прекрасном состоянии. Телевизор «Тошиба» в углу, поставленный на паузу, показывал Билли Блэнкса. Рик делал свои упражнения по очень старому видео с записью тай-бо.
– Это у тебя видик?
– Ну да, работает как часы. Чего ж я буду от него избавляться?
– Ну да.
Честно говоря, я ожидал, что в его квартире будет жуткий бардак, но все оказалось совершенно наоборот.
Он вышел на кухню и вытащил из холодильника бутылку с водой.
– Добро пожаловать в мое скромное жилище. Могу предложить воды, или, может, отвар из отрубей? У меня еще есть соковыжималка, можно сделать прекрасный свежий сок, если хочешь.
– Нет, Рик, спасибо. Ты очень любезен.
Он оказался помешан на здоровье. Я с тоской подумал, что мне бы стоило прочесть хоть одну его книгу, прежде чем бежать к нему и просить травы.
– Чему я обязан счастьем твоего посещения?
– Да, так я… эээ… даже толком не знаю, как сказать… Ко мне зашел старый друг, и мы…
– Вам нужно что-то, чтобы взбодриться?
– Точно! – Я указал на него пальцем, словно он только что выиграл в Верный Ответ. Никто больше не говорил «взбодриться», но какое это имеет значение.
– А с чего ты взял, что у меня есть? Ты думаешь, я дилер, или что? Ты думаешь, я распространяю наркотики? – Выражение его лица было непроницаемо.
– О, черт. – Я мог бы поклясться на Библии, что каждый раз, когда я встречал его, у него были красные отекшие глаза и от него разило травой.
– Ха, братан, вот я тебя и поймал! Я просто шучу, – заржал он и, проходя мимо, хлопнул меня по плечу. – Секунду.
Он вернулся, держа в руках медицинский контейнер без надписей. Внутри проглядывались упаковки. Поднеся его к моему носу, он сказал:
– Слушай, и слушай внимательно. Это Кинг Куш. Медицинская марихуана. Я достал ее в единственном распределителе медицинской марихуаны на Восточном побережье. Взял напрокат машину и проехал всю дорогу до чертова Мэна, чтобы достать эту хрень. Не давай никому и не трепись кому попало, ясно тебе?
Его глаза-бусинки смотрели на меня, словно лазер, прожигая насквозь.
– Рик, я даже не знаю. Ты начинаешь пугать меня.
– Оно суперсильное. Тебе понравится, еще скажешь мне «спасибо».
Из комода он вытащил стопку бумаги и протянул мне:
– Надо?
– Хм, да, – я взял бумаги и травку и распихал по карманам.
– Сворачивай потоньше, и выкури со своим приятелем сначала половину, а потом посмотрите, как пойдет.
– Слушай, а если мой приятель – невысокая, хрупкая женщина?
– Нормально. Женщинам это нравится.
Уже идя к двери, я обернулся:
– Рик, не знаю, как тебя и благодарить.
– А, не волнуйся. Считай, я расплатился с тобой за то, что ты нашел тогда Джеки Чана.
В своей квартире я нашел Грейс сидящей на диване. Ноги в колготках она закинула на кофейный столик. Она поставила играть Колтрейна, ее глаза были закрыты, а голова откинута на спинку дивана. Она выглядела так, будто находится дома. Боже, я ее люблю.