— И никто никогда не бомбил самолетами здание одиннадцатого сентября. Террористы будут придумывать новые способы атаки, новые угрозы. А вы продолжите изобретать новые способы защиты и обороны, чтобы остановить их. Этот танец стар, как сама человеческая раса.
— Полагаю, что вы правы, — согласилась она. — Мне не по себе от того, что они свободно передвигаются по Штатам. Не потому что я боюсь за себя, а потому что не хочу иметь врага невидимку в стране, который предполагает, что он неуязвим. И это придает ему силы.
Камаль положил руки на колени, стараясь не дотрагиваться до нее. Видно, ее первоначальные обнимашки были ответной реакцией на шокирующие события сегодняшнего вечера. Он точно не мог сказать, помнила ли она вообще то, что произошло с ними перед началом ее пресс-конференции.
— Конечно, тебе не по себе, и ты волнуешься, — ответил он. — Но у тебя лучшие аналитики и следователи по антитерроризму в мире, а также лучшие военные и контрразведывательные подразделения. Думаю, они быстро вычислят, кто стоит за всем этим. Я готов предложить любого из своей личной охраны для оказания помощи. У нас имеется информация по определенным группировкам и недовольству с Ближнего Востока, твои люди не могут так легко получить доступ к этой информации.
Она улыбнулась, и лицо стало разгладилось, став немного нежным.
— Огромное спасибо... Камаль. Я передам Департаменту внутренней безопасности, что твои люди готовы с ними сотрудничать, расследование же может вестись параллельно. Двумя подразделениями, и мы найдем того, кто все это устроил. — Она залилась краской, и у него сердце перевернулось в груди.
— Египет в этом вопросе всегда будет для вас хорошим союзником.
Больше он не мог терпеть, поэтому прикоснулся к ней, заскользив своими пальцами по ее коже, по ее подбородку.
— Мне очень бы хотелось, чтобы продолжилась дружба Египта с вами… и в дальнейшем, — пробормотал он.
Она опустила глаза на свои колени, и его надежды рухнули, потому что, глядя на эту женщину, он уже знал ответ, как будто он был знаком с ней долгие годы, а не недели.
— Посол… господин…
— Камаль, — поправил он.
— Камаль, думаю, вы понимаете насколько это тяжело для меня. — Она снова пристально посмотрела на него, ее глаза были яркими от волнения и сожаления, он физически ощутил ее боль.
— Вы замечательный человек, но я — президент Соединенных Штатов. Это невозможно… совершенно невозможно… я не всегда могу пойти на определенные дружеские отношения, тем более с высокопоставленным послом иностранного государства. Меня могут обвинить в измене. И хотя я не собираюсь занимать никакой политический пост по истечении моего срока президентства.., я просто обязана защищать наследие моей семьи. — Она остановилась, устремив куда-то вдаль свой задумчивый взгляд. — Семья — это и есть «наследие моего покойного мужа».
Камаль был мастером переговоров, поэтому прекрасно понимал, время — это все. Он тут же вспомнил, что говорила ему сенатор Аронсон, о жертвах, которые в течение десятилетия приносила Джессика Хэмптон, и что он стал первым мужчиной, после ее мужа, которым она заинтересовалась, он тут же вспомнил о своей собственной жизни, своих обязательствах и жертвах. Он лучше, чем кто-либо знал, что такое жить жизнью, соответствующей ожиданиям родных, а также он понимал, что невозможно оставить такую жизнь, несмотря на то, что он провел несколько часов с кем-то столь очаровательным и почти поцеловал эту женщину в темноте патио.
— Госпожа президент, я понимаю обязательства, с которыми вы постоянно сталкиваетесь со стороны вашей семьи и вашей страны. Думаю, однозначно, я могу понять то давление, которое вы испытываете, лучше, чем кто-либо. У нас с вами много общего. Я — старший сын самого богатого человека Египта, поэтому испытываю постоянное давление.
— Я знаю о вашем отце. Он оправдал ожидания, очень достойный человек.
Камаль хмыкнул.
— Если бы все было так просто, я имею ввиду быть таким же уважаемым и достойным. На меня возлагают надежды, что я должен взять наследие семьи и повести его в будущее, сделать больше и большего достичь. — Он резко потряс головой. — Но мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне. Как я уже сказал, я упомянул об этом только потому, что прекрасно понимаю ваши чувства. Я не хотел бы ничего больше, чем упрочить нашу дружбу, и прекрасно понимаю, почему вы говорите, что другое невозможно.
— Спасибо, господин посол. Надеюсь, это не станет препятствовать нашему прогрессу в подписании соглашения, над которым мы работаем?
Он улыбнулся.
— Конечно, нет. Но у меня есть к вам просьба.
Она кивнула в знак согласия.
— Позвольте мне быть для вас другом, госпожа президент. Не тем другом, который будет создавать проблемы для вашей профессиональной репутации, а верным другом. Позвольте мне взять на себя часть ваших тягот, если вы не против, конечно. Который сможет выслушать президента после напряженного трудового дня, для обычных рабочих вещей у вас есть ваш штат и помощники, которые проконсультируют? Позвольте быть тем, с кем вы сможете быть полностью открытой и честной, не опасаясь политических последствий. Позвольте мне быть этим человеком. Всем нужен друг, существующий исключительно для него, даже президенту.
— О боже, — выдохнула она, приложив руку к сердцу. — Я даже не знаю, что и сказать. — Она улыбнулась, излучая теплую улыбку и благодарность светилась в ее глазах.
— Скажите, что мы друзья.
— Мы. Как это ни странно звучит друзья, и мне дорого ваше предложение.
Он улыбнулся, его сердце взлетело. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя таким радостным и свободным от забот и обязательств. Он понимал, что заботы и ответственность никуда не делись, но почему-то в этот момент они показались ему менее тягостными, когда он смотрел ей в глаза.
— Сейчас, как друг, я вынужден вас оставить, чтобы отправиться спать. У вас был утомительный день и завтра будет не легче.
Они поднялись с диванчика, и она направилась с ним к дверям. Все в нем кричало остановиться, схватить ее в свои объятия и держать, пока они оба не заснут, но сегодня был не тот момент. В этих переговорах ему было необходимо оставаться очень деликатным, иначе он рисковал никогда не достичь согласия.
— Камаль? — тихо позвала его Джессика, когда они остановились перед закрытой дверью.
— Да, госпожа президент?
— Это кажется совершенно самонадеянно с моей стороны спросить вас еще кое-о-чем, прежде чем вы уйдете?
— Я к вашим услугам.
— До… покушения. — Она густо покраснела, а он изо всех сил старался не улыбаться, как пацан. — Я понимаю, что наши отношения не могут продвигаться в этом русле, но ничего не могу с собой поделать… мне просто интересно... что это было?
Он наклонился, его губы были так близко к ее уху, что он почувствовал запах лаванды, исходивший от ее волос и тепло от ее шеи.
— Это было захватывающе, Джессика. Чрезвычайно впечатляюще.
И затем посол Египта покинул президента Соединенных Штатов, изнывающей от страстного желания, стоящую с раскрытым ртом, выйдя из дверей Белого дома.
Имя Камаля, а также его фотографии были всюду. Каждая крупная газета и кабельный новостной канал во всем мире передавали новость вот уже несколько дней подряд — покушение на президента. Посольство Египта сделало краткое заявление, подтверждающее, что посол отреагировал также, как любой человек, имеющий за плечами военную подготовку, поскольку вопрос стоял о безопасности президента, а также о сборе информации, касающейся этой новой угрозы для Америки.
Америка была в ярости. Народ безумствовал, поскольку их любимая вдова трагически чуть не погибла от рук какого-то психопата. Египет стал новой любимой страной Америки, Камаль символом древнего народа, который пришел на помощь и спас молодую нацию.
Но в самый разгар обретенной славы, отец Камаля был словно бельмом в глазу своего сына, поскольку разбудил его в четыре часа утра на следующий день после обстрела, а потом позднее продолжил наседать по скайпу.
— Уже понятно, что с этим соглашением будет больше проблем, чем оно того стоит, Камаль. Тебе необходимо найти способ свести его на нет, — заметил мистер Масри, смотря на своего сына, который отображался в большом экране на стене офиса Камаля.
Камаль всеми способами старался не показать своего раздражения. Он в течение целой недели слышал от отца одно и тоже.