Селена Лоуренс - Президент Соединенных Штатов

Посол опустил голову, как бы раскаиваясь и поглядывая на нее из-под ресниц.

— Я переступил черту, госпожа президент. Прошу прощения. Если вы простите меня, в знак раскаяния я сам буду наливать вам лимонад.

Она заметила искры смеха у него в глазах, несмотря на то, что он старался выглядеть огорченным.

— Думаю, что все хорошо, господин посол, — ответила она, наконец, смеясь. Он смотрел на нее, и она готова была поклясться, что увидела жар в его глазах, но он очень быстро его унял, передвинувшись, чтобы наполнить каждому из них бокал ледяным лимонадом.

— Вам следует называть меня Камаль, госпожа президент.

— Буду, если вы будете называть меня Джессикой, когда мы наедине. А-то я стала забывать свое имя, так мало людей называют меня по имени.

Он серьезно кивнул, словно понял, что она имела в виду.

Она достала пачку бумаг, поставила стакан с лимонадом на стеклянный столик.

— Теперь, Камаль, итак, что мы собираемся сделать, после того, как проставим тарифы на производство экспорта после 2019 года?

Камаль рассматривал Джессику Хэмптон, пока она целенаправленно обсуждала ряд положений предложенного соглашения. Он знал, что она на несколько лет старше его, но она не выглядела на свой возраст, скорее выглядела даже моложе. У нее была гладкая кожа, голубые светлые и ясные глаза, в медных волосах не было проседи. И хотя это было совершенно неуместно, он ничего не мог с собой поделать, поскольку его мужской мозг, воспринимал ее ниже шеи, как женщину, причем одаренную формами. Да, президент Соединенных Штатов был «деткой», и ему было тяжело сосредоточиться на сложностях переговоров.

— Извините, вы не могли бы повторить последнее положение? — спросил он, немного встряхнувшись, пытаясь перезагрузить другие части своего сознания.

Она одарила его нежной улыбкой, отчего его член дернулся в дорогих брюках. О, черт.

— Почему бы нам не сделать небольшой перерыв, — произнесла она, даже не взглянув на свой сотовый телефон, который лежал перед ней на столе. — У нас есть час до моей следующей встречи. Не хотите прогуляться по Саду роз, чтобы прочистить голову? Иногда движение помогает мне думать.

— Отличная идея, — произнес он, вставая и протягивая ей руку. Она нерешительно взяла его за руку, но он сделал то, что хотел, а не то, что предписывал протокол, положил ее руку в сгиб своей руки и повел ее в знаменитый Сад роз Белого дома.

— Так вы давно уже в Штатах, насколько я понимаю? — спросила она, когда они шли по дорожке между кустами роз.

— С восемнадцати лет, я приехал учиться в институте, — ответил он. — Я был в школе-интернат в Англии десять лет, пока не приехал сюда.

— О боже, — воскликнула она. — Так вы не были в Египте с тех пор, как были еще маленьким мальчиком?

— Не совсем. Я часто езжу домой, конечно, но мое образование было исключительно западным.

Она нахмурилась, и он подавил желание разгладить пальцем крошечную морщинку, которая появилась у нее между бровями.

— Ну, это объясняет британский акцент, — сказала она с улыбкой.

— У меня он был бы все равно, независимо от школы-интерната. Помните, Египет был Британской колонией в течение достаточно долгого времени. Большинство моих сограждан ни говорят на английском с британским акцентом.

Она кивнула, они шли молча несколько минут, ее рука по-прежнему оставалась на его. Он чувствовал запах роз, а также еле уловимый запах миндаля, которым пахли ее волосы. Солнце немного грело, он прикрыл глаза на мгновение, представляя, что вот такая была бы его жизнь — красивое место, прекрасная женщина рядом и никаких других обязательств.

— Это трудно? — спросила она, нарушая установившуюся тишину. — Представлять страну, в которой вы никогда не жили? Я признаюсь, что мне иногда сложно представлять свою страну, хотя я прожила в ней всю жизнь. Мне кажется это тяжело, отстаивать права и добиваться успеха для страны, которая в некоторой степени для вас как иностранное государство.

Он вздохнул, подбирая слова, чтобы попытаться объяснить американке его концепцию семьи, страны и культуры. Многие с Ближнего Востока поняли бы его, но большинство американцев не смогут.

— Мой отец очень известный человек в Египте, у нас также очень большая семья, включая всех родственников. Двоюродные братья и мой брат учились в школе-интернате вместе со мной, у меня есть племянницы и племянники, которые работают у меня в посольстве, мой отец ездил в Англию почти раз в месяц, чтобы проверять мои успехи в обучении, а все свои каникулы я проводил в доме недалеко от Каира.

Она кивнула, и выражение ее лица придало ему оптимизм.

— Для меня Египет не только место, где я родился, это целый комплекс убеждений, мировоззрений, семейных связей и культурных традиций. Мой Египет не привязан конкретно к земле, в большей степени к людям, египтянам, разбросанным по всему миру. Я представляю их всех, что они являются частью меня независимо от того, где мы находимся в любой момент времени.

Она, наконец, вытащила свою руку, и он чуть не положил ее обратно, потому что ощутил настолько неожиданно холодным и одиноким стало это место.

— Да, это прекрасно, — сказала она. — Может из-за того, что мы столько не путешествуем по миру, как другие страны, американцы более привязаны к определенной местности. Хотя мне кажется, что эмигранты стали намного глубже понимать некоторые вещи, которые не отделяют их по существу от американцев. Проведя юность за границей, я поняла это, поскольку была очарована, что некоторые вещи настолько глубоко вжились в меня, заставляя чувствовать себя американкой, несмотря на то, что я глубоко погрузилась в марокканскую культуру.

Он улыбнулся, поскольку они молча одновременно развернулись и направились в обратную сторону. Он в очередной раз проигнорировал протокол и все же положил ее руку на сгиб своей руки.

— И каковы же были эти вещи? — спросил он, внимательно вслушиваясь в каждое ее слово, которое она произносила, ее голос напоминал ему теплый мед на кончике языка, а стоило ее губам задвигаться, так это был зов сирены для его нижних отделов тела.

— Одежда — это очевидно, конечно, мне пришлось адаптироваться к этому, пока я была в Марокко, и это вызывало у меня желание освободиться, получить ту свободу в одежде, которую я могла позволить себе дома. Меня никогда никто не ограничивал, кроме тех обязанностей, которые сейчас возложены на меня. Мне был двадцать один и я не осознавала всю ту свободу, которую имела.

— Да. Американцы говорят о своей свободе, словно выступают с речью на выборах, но я всегда думал, что самые невероятные свободы в этой стране не были столь очевидными. Например, носить одежду ту, которую хочешь, устроиться на работу, которая тебе нравится, жить там, где хочется — это все нельзя сделать в египетской культуре, и как только ты пробуешь эти свободы здесь, трудно вернуться к тем ограничениям.

Он сразу же почувствовал чувство вины, появившееся у него в груди. Он старался не думать о таких вещах, даже про себя, а не то, что произнести их вслух, да еще лидеру иностранного государства.

— Сожалею, — тут же ответила она, прокашлявшись. — Это было неуместно. Наши страны разные, и равноценны в своих собственных правах.

Она слегка коснулась его руки, когда они подошли к выходу из сада.

— Камаль? Это нормально. Вы глубоко любить свою страну. По крайней мере, из вашего рассказа, я поняла все именно так.

— Спасибо, — он повернул голову в ее сторону.

Она не убрала руку, и он пожелал, чтобы она никогда ее не убирала. Он внимательно разглядывал ее, поскольку она была достаточно близко, и увидел ее черные ресницы, как они порхали над ее ярко-голубыми глазами, открывая и закрывая ее душу.

— Я думаю, — негромко произнесла она, удерживая его взгляд, — что пока мы — Камаль и Джессика, то можем дискуссировать на разные темы. Посол и президент ведут несколько другие беседы, но мы можем их оставить для Овального кабинета, да?

Она смотрела на него почти с надеждой. И его одинокая часть потянулась к надежде в ее глазах, и прицепилась к этой надежде с такой силой, что он понял, сопротивление было бесполезно. Он взял ее маленькую, мягкую ручку, и ее глаза резко переметнулись на их сцепленные руки, как будто она забыла, что касалась его. Медленно он поднял ее руку к губам и поцеловал кончики ее пальцев долгим поцелуем. Она тихо ахнула, но руку не убрала.