— В Гарвард… — повторила она, по-прежнему ничего не понимая. Все, что происходило в этой комнате, казалось ей таким неуместным, таким неподходящим! Джейк не собирался поступать в Гарвард, это его родители так хотели. Он намеревался остаться в этом штате, чтобы быть вместе с ней.

— Дело в том, что он сюда больше не вернется.

— Вы хотите сказать, что из Европы он поедет прямо в Гарвард?

— Он вообще больше не вернется домой, — объявил Филипп.

Кейт хотелось плакать. Ее губы кривились, и она молила Бога, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Но они были настроены весьма серьезно, его родители. Джейка нет, и она знала, что спрашивать у них, как с ним связаться, бесполезно. Все равно не скажут.

Сердце билось у нее где-то в висках. «Надо им сказать. Другого выхода нет. Они должны знать, что у меня будет его ребенок».

«Я беременна», — собиралась произнести она как раз в тот момент, когда Филипп Тэлбот сообщил:

— Он в Европе со своей невестой.

Кейт замерла. «Господи!». В ушах зашумело.

Девушка увидела на лице Филиппа-старшего недовольство, но это было за мгновение до того, как она тихо сползла с кресла на пол.

Потом-то Кейт осознала, что последнюю фразу вслух так и не произнесла. Слова эти готовы были сорваться с ее губ, но Филипп Тэлбот ее опередил на долю секунды.

Джейк отдыхает в Европе с невестой! Невестой! Какое жуткое, отвратительное слово! Перед глазами Кейт возник образ классической разлучницы, длинноногой холодной красавицы с ухоженными красными ногтями. Вот она смотрит сейчас на Кейт, и ее ярко напомаженные губы презрительно улыбаются.

Кейт ненавидела ее всей душой, но эта ненависть была какой-то ватной и совершенно бессильной. Нет, не ненависть сейчас обуревала несчастную Кейт, а страх, панический страх. Джейк нанес ей страшнейший удар, разрушил веру в любовь и счастье. Она была напугана до смерти, потому что ей было всего восемнадцать, она была беременна, и никто, абсолютно никто не мог ее поддержать.

У нее была приятельница, которая снимала квартиру на окраине Портленда. Кейт в последнее время проводила у нее времени больше, чем дома, а после встречи с Тэлботами она переехала туда совсем. Родители так и не узнали, что она беременна, она ничего им не сказала. Просто собрала свои скудные пожитки, попрощалась и ушла. Потом Кейт несколько раз к ним приходила, вот и все.

Как-то в конце этого злополучного лета вдруг позвонил отец.

— Тебе тут письмо, — сказал он. — Даже целых два. Одно из Швейцарии и другое тоже откуда-то из Европы.

«Джейк!» Кейт встрепенулась и тут же сникла. Понятное дело, что это за послания — типа «Дорогая Джейн»[2], не иначе.

— Порви их или сожги, — бросила она и положила трубку.

Ее всю трясло, она как будто прочла эти письма. Через час Кейт начала жалеть — все-таки лучше было бы их прочесть. Она поехала к родителям, но оказалось, что отец уже успел выполнить пожелание дочери — письма Джейка превратились в пепел. Ну что ж, так тому и быть. Это даже лучше — ничего не знать. В этот же вечер она покинула Лейкхевен, как ей казалось, навсегда.


Но это было так давно…

Теперь, в самый разгар августовской жары, выйдя из кондиционированного комфорта универмага, Кейт почувствовала озноб. Джейк все еще имел над ней власть, воспоминания о нем могли взволновать ее и вывести из себя. Смешно, но это сущая правда.

Кейт пробиралась сквозь вечерний поток пешеходов к своему «мустангу», спортивному автомобилю с откидывающимся верхом. По забавному совпадению он был почти таким же, в каком они с Джейком в первый раз занимались любовью. Тогда, много лет назад.

Только ее автомобиль был не черным, а темно-синим. Щелкнув пультом дистанционного управления, она грустно улыбнулась и забралась внутрь. Какое все же, оказывается, имеют значение подобные мелочи.

Она изнемогала от зноя и, медленно выезжая со стоянки, нетерпеливо ждала, когда же кондиционер разгонит духоту. Автомобиль был очень дорогой. Его купил для нее Бен. Просто взял и купил. Вот что бывает, когда выходишь замуж не по любви, а из-за денег.

Нет-нет, это было не совсем так. Она вышла вовсе не из-за денег. Она вышла замуж от… отчаяния. В том же августе ей удалось устроиться секретаршей на неполный рабочий день в «Агентство талантов Роуз»[3]. Владелец агентства Бен Роуз, пожилой, но довольно приятный мужчина, посмотрел на нее как-то странно, а через пару дней вдруг подошел и сказал:

— Вы хорошенькая, похоже, в вашей головке каким-то образом сохранилось несколько извилин. Единственное, что я рекомендовал бы вам, — стереть с лица эту печаль. Расслабьтесь. У нас здесь весело.

— Я попытаюсь, — благодарно пролепетала Кейт.

— Не надо пытаться — просто сделайте, и все.

Свою речь он смягчил улыбкой. Нельзя сказать, что деликатность была главным достоинством Бена Роуза, но люди к нему тянулись. Их привлекала — и Кейт это вскоре поняла — его властность.

А еще через некоторое время она обнаружила, что он обращает на нее внимания гораздо больше, чем могла рассчитывать молодая неопытная секретарша, работающая неполный день. И нельзя сказать, что поначалу это было ей приятно. Хозяину конторы приглянулась симпатичная служащая. Обычное дело, кажется, но… Женщины, которые давно здесь работали и с которыми Кейт вскоре подружилась, рассказали, что Бен Роуз никогда не обращал внимания ни на одну из своих служащих, да и вообще на женщин. Он закоренелый холостяк. Все агентство затаив дыхание ждало, чем все это кончится. Еще бы, такое событие — неприступный Бен Роуз влюбился в Кейт. А в этом никто не сомневался. Сама же Кейт растерялась и не знала, как себя вести.

А кончилось это вот чем: он неожиданно… сделал ей предложение.

Это случилось, когда рабочий день закончился, в агентстве уже никого не было, только Кейт задержалась. Она к этому времени проработала здесь ровно месяц, день в день. На дворе стоял сентябрь, и с беременностью надо было срочно что-то делать, предпринимать какие-то шаги. Какие?

Она сидела за столом и смотрела на календарь. Он был открыт на пятом сентября. Годом раньше, именно пятого сентября, они с Джейком впервые поцеловались.

Неожиданно в поле ее зрения возникла узловатая рука Бена. Волосы свои он красил в светло-коричневый цвет, причем скрупулезно, стоило только чуть проглянуть седине, а вот с руками ничего поделать было нельзя, они выдавали его возраст.

Она медленно перевела взгляд на его руку, и вдруг та исчезла, на столе, как будто по мановению волшебной палочки, засияло золотое колечко с бриллиантом.

Кейт, удивленная, подняла глаза. Бен Роуз пристально смотрел на нее сверху вниз.

— Печаль, — произнес он с несвойственными ему нежными интонациями в голосе, — она у вас так и не проходит. Хм… с ней надо делать что-то кардинальное. Срочно. Я бы хотел, чтобы вы предоставили мне возможность.

— Я беременна, — сказала она.

Он вскинул брови.

— Ах вот оно что… — Он ненадолго задумался и вдруг просиял: — Вы знаете, мне всегда хотелось иметь ребенка. Особенно девочку.

Кейт не выдержала и разрыдалась. Бен привлек ее к себе, начал гладить по голове, нежно-нежно, и ей показалось, что наконец она обрела отца, чуткого и любящего, потому что ее настоящий отец был холодный, черствый эгоист, родная дочь его всегда тяготила. Он считал ее лишним ртом в доме, не больше. Хотя никто этого вслух не произносил, предполагалось, что Кейт уедет из дому сразу же после окончания школы. О своей беременности родителям она так ничего и не сказала.


Кейт вышла замуж за Бена через две недели. Церемония прошла очень быстро, только у судьи. Никаких свечей, никакой церкви, никакой романтики. Кейт не хотела ничего, и Бена Роуза это тоже вполне устраивало.

Вот так Кейти Тиндел стала Кейт Роуз, а в январе родилась Эйприл Роуз[4].

Бену имя Эйприл не нравилось.

— Эйприл Роуз, ну разве это звучит? Это все равно что назвать ее Шоколадный Батончик! Ужасно!

— Нет, она будет носить имя Эйприл, — настаивала Кейт, потому что давно так задумала. — А фамилия у нее может остаться и Тиндел.

— Вот уж нет! — Его чуть не хватил удар при мысли, что девочка будет носить какую-то другую фамилию. — Я хочу, чтобы это была моя дочка. И ничья больше. Тебе понятно?

Кейт безоговорочно согласилась, хотя не была уверена, что ей это нравилось.