– Из двух разных яйцеклеток. Одинаковые близнецы появляются из одной. Очевидно, в свои сорок с лишним лет мама решила рожать по двое детей сразу. В следующий раз наверняка родит тройняшек.
– А во сколько она родила вас?
– Ей только исполнилось семнадцать. А если вы пытаетесь подсчитать мой возраст, то на Новый год мне исполняется двадцать пять.
– На самом деле я его помню. С тех пор как одна шестнадцатилетняя девица явилась в дом ко мне, подающему надежды политику, без компаньонки. – Он перевел взгляд на пальцы Нелл: колец не было ни на одном. – А ваш муж? Жених? Друг?
– Отсутствуют! – презрительно отрезала Нелл. – А вы женаты? – Вопрос вырвался у нее неожиданно.
– Все еще свободный холостяк.
– И живете все в том же запущенном доме?
– Да, только он уже не запущенный. Я его купил. Вы были правы: хозяин согласился уступить мне дом за сто пятьдесят фунтов. А после эпидемий брюшняка, оспы и бубонной чумы канализацию строят повсюду. Так что теперь и у нас проложили. А на месте выгребной ямы растут отменные овощи.
– Я не прочь увидеть облагороженный дом. – Эти слова тоже вырвались сами собой.
– А я не прочь вам его показать.
Нелл поднялась:
– Мне пора в больницу Принца Альфреда, сегодня у меня операция.
– Когда выпускной?
– Через два дня. По такому случаю из-за границы прибывают мама с отчимом, а из Кинросса – Руби. София привезет Долли, так что вся семья будет в сборе. Не могу дождаться, когда увижу брата с сестрой!
– Вы позволите мне прийти поздравить новоиспеченного эскулапа?
Уже на бегу Нелл крикнула через плечо:
– Ну само собой, черт подери!
Бэда долго смотрел, как удаляется фигурка в развевающейся на ветру черной мантии. «Нелл Кинросс! Сколько лет, сколько зим, Нелл». Он понятия не имел, какое наследство досталось ей от отца, понимал только, что Нелл труженица, как и он сам. Короткое темно-серое платье-мешок, черные ботинки, как у рудокопа, волосы, собранные в тугой узел, ни тени румян или пудры на сливочно-белой коже. Бэда вскинул брови и грустно улыбнулся; сам того не замечая, он взъерошил свою рыжую шевелюру жестом, по которому товарищи-парламентарии узнавали, что Бэда Талгарт принял решение с дальним прицелом.
«Есть люди, забыть которых невозможно, – думал он, направляясь к остановке трамвая. – Я должен снова увидеть ее. Должен выяснить, как она жила эти годы. Если она только сейчас заканчивает медицинский, значит, инженерный все-таки закончила – конечно, если не просидела на каждом курсе года два. Такое со студентками случается».
За годы учебы Нелл многое забыла, но воспоминания о Бэде бережно хранила в особом уголке памяти, излучающем золотистое сияние. Бэда Талгарт! Правильно, давно пора возобновить эту дружбу, признавала она решительнее, чем когда-либо прежде.
Операция продолжалась целую вечность; только в седьмом часу Нелл наконец поспешила к отелю на Джордж-стрит, где остановились ее мать и Ли. В нетерпении она наняла извозчика и всю дорогу подгоняла его криками. Интересно, строга ли мама с малышами? Может, они уже спят, и знакомство с ними придется отложить?
Элизабет и Ли ждали гостью в гостиной номера; задыхаясь, Нелл ворвалась туда и замерла. Это мама?! Она всегда была красива, но теперь казалась богиней любви, излучающей уверенную и неосознанную притягательность. «С виду она моложе меня, – подумала Нелл, проглатывая вставший в горле ком. – Она вышла замуж за любимого и расцвела, как роза». Экзотическая притягательность Ли теперь не так бросалась в глаза. Нелл заметила, что он редко отводит взгляд от жены, а если и отводит, то становится беспокойным. Они одно целое.
Элизабет поцеловала дочь, Ли обнял ее. Нелл усадили в кресло и налили ей хересу.
– Как я рада, что вы вернулись, – повторяла Нелл. – Без вас выпускной был бы уже не тот. – Она огляделась. – А близнецы спят?
– Нет, мы решили уложить их попозже, – объяснила Элизабет. – Они с Жемчужиной и Шелковым Цветком в соседней комнате.
Близнецы родились через одиннадцать месяцев после женитьбы Ли и Элизабет, недавно им исполнилось семь месяцев. Глядя на них, Нелл ощутила такой прилив любви, что у нее из глаз брызнули слезы. Ах, какие милые! Александр походил на обоих родителей: черные прямые волосы он унаследовал от Ли, а овальное лицо и белую кожу – от Элизабет. Глаза, серовато-голубые, как у Анны, окаймленные невероятно длинными загнутыми ресницами и высокие скулы Элизабет сочетались на лице малыша с пухлыми губами Ли. А Мэри Изабелла была вылитой Руби – от золотисто-рыжих волос до ямочек на щеках и огромных зеленых глаз.
– Привет, брат и сестричка, – произнесла Нелл, присаживаясь рядом с ними на колени. – Я Нелл, ваша старшая сестра.
Близнецы уставились на нее смышлеными глазками, дружно улыбнулись и потянулись к ней сразу четырьмя пухлыми ручонками.
– Ах, мама, они прелесть!
– И мы так думаем. – Элизабет подхватила на руки Александра.
Ли поднял Мэри Изабеллу.
– Кто у нас папина дочка? – спросил он, целуя девочку в щеку.
– Вы ничего от меня не скрыли, когда писали, что роды были легкими? – В Нелл проснулся врач.
– Под конец носить их было тяжело, живот стал огромным и ужасно тяжелым, – призналась Элизабет, приглаживая растрепанные волосы Александра. – Конечно, я и понятия не имела, что их двое. Но итальянские акушеры знают толк в своем деле, а мы нашли самых лучших. Ни единого разрыва, никаких осложнений. Только все было мне в новинку – ведь когда родились ты и Анна, я была без сознания. По сути, это мои первые роды. Когда родилась Мэри Изабелла, мне вдруг объявили, что это еще не все! – Элизабет рассмеялась, прижимая к себе Александра. – Я знала, что у нас будет Александр, и он появился.
– А я, как подобало мужу, метался из угла в угол, – подхватил Ли. – Потом услышал крик Мэри Изабеллы и понял, что отныне я отец! Но когда мне сообщили про Александра, я думал, что не выдержу.
– Кто из них заводила? – спросила Нелл.
– Мэри Изабелла, – хором отозвались счастливые родители.
– По характеру они совсем разные, но любят друг друга, – добавила Элизабет, вручая Александра Жемчужине. – Пора спать.
Руби, София и Долли прибыли на следующий день; Констанс Дьюи была уже слишком слаба и стара, чтобы путешествовать. В свои девять лет Долли утратила детскую миловидность, но еще не расцвела, однако Нелл сразу поняла, что дурнушкой она пробудет недолго. Уже в пятнадцать лет девочка станет красавицей. Два с половиной года, проведенные в Данли, пошли ей на пользу. Девочка росла крепкой, общительной, смелой и вместе с тем ласковой.
При первой же встрече Долли отдала сердце Александру. А Нелл вдруг с болью осознала, что у мальчика глаза настоящей матери Долли – очевидно, она что-то вспомнила. Переглянувшись с Элизабет, Нелл поняла, что и она все замечает. «Это у нас в крови – с первого взгляда узнавать родную мать, какими бы давними и смутными ни были воспоминания. Скоро мы все ей расскажем, пока она обо всем не узнала от какой-нибудь мстительной сплетницы. Но с ней ничего не случится, с нашей куклой Анны».
После смерти Александра Руби не опустилась и не махнула на себя рукой, но одеваться стала скромнее, благо в моду вошла неброская элегантность. На юге Африки Британская империя воевала с бурами, и почему-то эта война породила странную моду, даже райские птички превратились в гадких утят. Юбки укоротились, поэтому короткие платья Нелл уже никого не шокировали. А Руби укороченные юбки шли, как никому другому.
«Всюду перемены, – думала Нелл. – Начался новый век, еще год-другой – и выпускницам медицинского факультета будут вручать дипломы с отличием. Жаль, что мне такого не досталось».
– Ты изменилась, Нелл, – заметил Ли, когда они устроились в зале отеля с кофе и послеобеденными напитками.
– В какую сторону? Стала еще неряшливее?
Сверкнули белые зубы. «Господи, – мелькнуло в голове у Нелл, – какой он все-таки красавец! Но не в моем вкусе».
– В тебе снова разгорелась искра, – объяснил он.
– А ты глазастый! Но если честно, пока еще не разгорелась. Я встретила его вчера в университете.
– Он все еще парламентарий?
– Да, но в федеральном парламенте. Мы с ним даже поспорили по вопросу законов о запрещении иммиграции, – наслаждаясь воспоминаниями, добавила Нелл.
– И он не оскорбился?
– Нет, но и не согласился со мной. Он похож на бульдога, который если во что-то вцепится – не оторвешь.