Колін Маккалоу - Прикосновение

— Звучит многообещающе, — заметила Элизабет. — Любимый, Александр в тебе не ошибся.

— Александр не ошибся в тебе. Если бы он не выписал невесту из Шотландии, мы с тобой никогда не встретились бы, а об этом мне больно даже думать. Представь, я по сей день скитался бы по миру.

— А я осталась бы старой девой из шотландского Кинросса. Как хорошо, что Александр увез меня за океан. — С ее ресниц сорвалась слеза. — Будь у меня шанс вернуться в прошлое, я бы ничего не стала менять. Кроме судьбы Анны.

На это Ли не ответил, только осторожно сжал ее пальцы.

Смерть отца сказалась на медицинской карьере Нелл: внезапно у нее снизились оценки, и не потому, что учебе она уделяла меньше сил и времени. Экзамены за четвертый курс она сдала с трудом, преподаватели невысоко оценивали ее знания, напоминая, сколько занятий она пропустила. На пятом и шестом курсах исправить положение не удалось, хотя Нелл знала, что среди однокашников должна по праву быть лучшей. О дипломе с отличием теперь не могло быть и речи, но Нелл сомневалась, что ее завалят на последнем курсе. На всякий случай она недвусмысленно намекала: если ее посмеют завалить на экзаменах, она не постесняется сообщить об этом газетчикам, которые с радостью хватаются за любое известие о дискриминации женщин на медицинском факультете. И она выдержала экзамены и получила диплом бакалавра медицины и хирургии. Ученый совет раскритиковал ее диссертацию по эпилепсии как невразумительную, туманную и не подкрепленную данными клинических исследований. Кроме того, эпилепсия уже давно не значилась в списке наиболее «модных» болезней. Не растерявшись, дочь сэра Александра Кинросса отправила свою работу в Лондон сэру Уильяму Гауэру, спрашивая в письме, достоин ли автор диссертации докторской степени. Она подписалась «Э. Кинросс».

В декабре 1900 года она окончила университет, так и не дождавшись ответа из Лондона. Наступало время курьезных волнений и еще более курьезных опасений: по всем приметам дело шло к объединению колоний и появлению Австралийского Союза. Узы с Великобританией по-прежнему оставались крепкими, граждане Австралии имели британские паспорта и являлись британскими подданными. Австралийцев как таковых не существовало. Австралию ждала судьба страны второго сорта — с заимствованными у Великобритании традициями и культурой, с конституцией, касающейся в основном федерального парламента и штатов, где народ упоминался всего один раз в краткой преамбуле. «Ни билля о правах, ни ощущения личной свободы, — с досадой думала Нелл. — Демократия на британский манер, поддерживающая устои. Да, мы потомки каторжников, с нами не привыкли считаться. Даже губернатор Нового Южного Уэльса может позволить себе в первом же обращении к народу упомянуть его «позорное клеймо». Да идите вы к чертям собачьим, лорд Бошан, дряхлый британский сноб!»

Нелл сидела на скамье у готического корпуса медицинского факультета, жевала сандвич с сыром и решительно не хотела общаться со студентками, которые, впрочем, и сами не горели желанием заводить с ней разговоры. Да и студенты избегали ее, считали мужеподобной и неженственной, хотя в последнее время Нелл чаще появлялась на балах и вечеринках. Известие о том, что пожизненный годовой доход Нелл составляет целых пятьдесят тысяч фунтов, пробудил интерес к ней у охотников за состояниями, но Нелл давно поняла, как отвадить любителей наживы. Оскорбленные, они отступали, а после того как в числе поклонников Нелл побывал неженатый преподаватель, явно имевший на нее матримониальные виды, но получивший отпор, ее оценки снова снизились. Тем не менее она вынесла все и победила. Ни на одном курсе она не задержалась дольше положенного года.

— Так я и думат, что это вы, — послышался знакомый голос, и кто-то тяжело опустился рядом на скамью.

Хмурясь, Нелл повернулась к непрошеному гостю, уже готовая метать молнии, но вдруг приоткрыла рот и ахнула:

— Господи! Неужто Бэда Талгарт?

— Он самый, и заметьте — постройневший, — отозвался Бэда.

— Каким ветром вас сюда занесло?

— Заходил по делу в юридическую библиотеку.

— Зачем? Вы изучаете право?

— Нет, готовлюсь к выступлению в федеральном парламенте.

— Вы все еще в нем?

— Совершенно верно.

— Паршивая у вашей партии программа, — оценила Нелл, проглатывая остатки сандвича и стряхивая с рук крошки.

— Паршивая? Это вы про принцип «Один человек — один голос»?

— Нет, это как раз понятно и неизбежно. И женщины получили право голоса, и будут участвовать в следующих государственных выборах в Новом Южном Уэльсе…

— Тогда в чем же изъян программы?

— В полном пренебрежении к интересам цветных и других «нежелательных иммигрантов», — объяснила Нелл. — «Нежелательных» — слово-то какое! И потом, строго говоря, «белых» людей не существует в природе: наша кожа имеет розовый или бежевый оттенок, значит, мы тоже цветные.

— Ну когда же вы наконец угомонитесь?

— Никогда. Мой отчим наполовину китаец.

— Отчим?

— Вы по уши влезли в политику, что даже не слышали, что мой родной отец умер два с половиной года назад?

— Да, влез-то я по уши, но голову иногда поднимаю, — парировал Бэда. — Примите соболезнования. Он был великим человеком. Значит, ваша мать снова вышла замуж?

— Да. На озере Комо, восемнадцать месяцев назад.

— Комо?

— Вы и в географии не разбираетесь? Это одно из итальянских озер.

— Значит, мы имеем в виду одно и то же Комо, — ловко выкрутился Бэда, наученный политическими дебатами. — Вы расстроились, Нелл?

— Раньше расстраивалась, потом прошло. За маму я просто рада. Муж на шесть лет моложе ее, значит, мама не овдовеет так рано, как большинство женщин. Ей тяжело жилось, она заслужила счастье. — Нелл усмехнулась. — А у меня появились сводный брат и сестричка на двадцать четыре года моложе меня. Чудесно, правда?

— У вашей матери родились близнецы?

— Гетерозиготные, — щегольнула словом Нелл.

— Что это значит? — Еще одна уловка матерого политика: в некоторых случаях расписываться в собственном невежестве можно без опасений.

— Из двух разных яйцеклеток. Одинаковые близнецы появляются из одной. Очевидно, в свои сорок с лишним лет мама решила рожать по двое детей сразу. В следующий раз наверняка родит тройняшек.

— А во сколько она родила вас?

— Ей только исполнилось семнадцать. А если вы пытаетесь подсчитать мой возраст, то на Новый год мне исполняется двадцать пять.

— На самом деле я его помню. С тех пор как одна шестнадцатилетняя девица явилась в дом ко мне, подающему надежды политику, без компаньонки. — Он перевел взгляд на пальцы Нелл: колец не было ни на одном. — А ваш муж? Жених? Друг?

— Отсутствуют! — презрительно отрезала Нелл. — А вы женаты? — Вопрос вырвался у нее неожиданно.

— Все еще свободный холостяк.

— И живете все в том же запущенном доме?

— Да, только он уже не запущенный. Я его купил. Вы были правы: хозяин согласился уступить мне дом за сто пятьдесят фунтов. А после эпидемий брюшняка, оспы и бубонной чумы канализацию строят повсюду. Так что теперь и у нас проложили. А на месте выгребной ямы растут отменные овощи.

— Я не прочь увидеть облагороженный дом. — Эти слова тоже вырвались сами собой.

— А я не прочь вам его показать.

Нелл поднялась.

— Мне пора в больницу Принца Альфреда, сегодня у меня операция.

— Когда выпускной?

— Через два дня. По такому случаю из-за границы прибывают мама с отчимом, а из Кинросса — Руби. София привезет Долли, так что вся семья будет в сборе. Не могу дождаться, когда увижу брата с сестрой!

— Вы позволите мне прийти поздравить новоиспеченного эскулапа?

Уже на бегу Нелл крикнула через плечо:

— Ну само собой, черт подери!

Бэда долго смотрел, как удаляется фигурка в развевающейся на ветру черной мантии. «Нелл Кинросс! Сколько лет, сколько зим, Нелл». Он понятия не имел, какое наследство досталось ей от отца, понимал только, что Нелл труженица, как и он сам. Короткое темно-серое платье-мешок, черные ботинки, как у рудокопа, волосы, собранные в тугой узел, ни тени румян или пудры на сливочно-белой коже. Бэда вскинул брови и грустно улыбнулся; сам того не замечая, он взъерошил свою рыжую шевелюру жестом, по которому товарищи-парламентарии узнавали, что Бэда Талгарт принял решение с дальним прицелом.