Розалин Уэст - Прикосновение

– Забавная штука с хорошим вкусом, Джемисон, – снова криво улыбнулся Долтон. – Любой человек может его приобрести, но не все могут по-настоящему его оценить.

Джемисон слегка нахмурился, не уверенный, что слова нанятого им киллера не являются оскорблением, но решил не возражать и направился к буфету, оставив без внимания количество выпитого напитка и абсолютно спокойную внешность своего наемника, а только удивившись, что тот не рассказал какую-нибудь правдоподобную историю.

– Разве у вас нет никаких дел, мистер Макензи?

Долтон долго смотрел на Джемисона пристальным немигающим взглядом, от которого хозяину ранчо стало не по себе, и наконец, тяжело поднявшись из кресла, заметил с обманчивым спокойствием:

– Да, сэр, я уверен, что есть. Кое-что, о чем мне следовало позаботиться немного раньше.

– И что же это такое?

– Ваши банкноты наверху, у меня в комнате. Я верну их вам после того, как уложу свои вещи.

– Что? – Джемисон моргнул и в замешательстве дернул головой, словно усомнившись, что это произнес Долтон, а не выпитое им виски.

– Я не нужен вам для победы в этой вашей войне. Ваша победа будет подписана кровью, но я не хочу, чтобы мое имя стояло там. Я видел достаточно пролитой крови – и своей, и многих ни в чем не повинных. Можете считать, что я потерял вкус к этому.

Джемисон стоял, раскрыв рот от изумления, а Долтон направился к двери, повернувшись спиной ко всему, что можно было купить за обагренные кровью деньги, ибо открыл для себя, что на них нельзя приобрести ничего по-настоящему ценного.

– Задержитесь на минуту! – воскликнул Джемисон, когда он наконец смог осмыслить решение Долтона. – Вы не можете просто так уйти.

– Почему? – Долтон остановился и оглянулся на него.

– Потому что вы получили от меня деньги, а я получил ваше слово.

– Простая бумага и такая же болтовня. Это не имеет никакого значения.

– Вы обязаны, мистер Макензи! – Тускло-красная злость начала заливать бледные щеки пришедшего в неистовство Джемисона. – Я вытащил вашу шею из петли!

– Если я забыл поблагодарить вас, то спасибо. Но я не просил вас об этом. Я не распродавал себя по частям, когда вы купили мне избавление от той виселицы. Кроме того, если бы не Джуд Эймос, я бы снова по вашей милости болтался на ней… – Пока Джемисон, наморщив лоб, размышлял над сказанным, Долтон продолжал тем же напряженным тоном: – Я не ваша собственность, Джемисон. Я – это не дорогой бурбон и не чистопородные коровы, и с вашей стороны слишком самонадеянно так расценивать меня или любого другого человека. Именно поэтому жители долины будут сопротивляться вам до последней капли крови. Они не покорятся вам, и вы не получите их земли, а это ужасно раздражает вас, не так ли?

– Кем вы себя возомнили, чтобы так разговаривать со мной? – возмутился Джемисон.

– Я просто такой же порядочный человек, как и вы, Джемисон. Полагаю, я просто понял это. Теперь мы с вами в расчете. Честно говоря, я кое-чем обязан вам за разрыв нашего соглашения. – Долтон полез в карман куртки, достал оттуда монету и бросил ее Джемисону.

– Что это значит? – Поймав ее, Джемисон с любопытством посмотрел на истертый пятидолларовый золотой.

– Цена моей души, – сказал ему Долтон. – Я просто выкупил обратно свою душу.

– Тогда убирайтесь. – Хозяин ранчо прищурился и перевел взгляд с монеты на застывшее лицо своего наемника. – Уезжайте. Мне не нужны такие, как вы, чтобы получить то, что я хочу.

– Нет, не нужны, когда ваша дочь может все сделать вместо вас, спалив крыши над головами ваших соседей. Но, я полагаю, это не помешает вам спокойно спать по ночам. – Долтон натянул на голову стетсон и насмешливо коснулся полей. – Успехов, мистер Джемисон.

– Подождите, мистер Макензи. Что вы хотите этим сказать? Я не выжигаю их.

– Нет? Скажите это Барретам, когда они переворачивают пепел от своего дома, чтобы найти тот чудесный чайный сервиз, который вы преподнесли им в качестве свадебного подарка. Но, я думаю, это недостаточная цена, чтобы искупить вашу вину.

– Я не отдавал такого распоряжения. – Джемисон зaмep.

– Ваша дочь отдала после того, как ловко убрала вас со своей дороги.

– Это все они, эти скваттеры, – возразил Джемисон. – Это они выстрелили в меня…

– Вы уверены? Вы видели, кто нажал на курок? Или кто тайком организовал все это? Ваша малышка очень быстро влезла в ваши ботинки. У любого может возникнуть подозрение, что она только и ждет, чтобы теперь подогнать их на себя по размеру.

– Что вы выдумываете? Чтобы моя дочь… чтобы Кэтлин… – Он замолчал с искаженным от переживаний лицом.

– Я ничего не выдумываю, я только хочу, чтобы вы задумались, если ботинки придутся впору… – Долтон скупо, холодно улыбнулся. – Но тогда вы, возможно, не сможете об этом думать. Дайте ей пару дней управлять своими людьми, и вы больше не станете удивляться.

Долтон уже повернулся к лестнице, когда в парадную дверь ураганом влетел Нед Фаррел.

– Мистер Макензи. – Тяжело дыша от возбуждения, он бросил быстрый взгляд на своего работодателя, а затем снова обратился к Долтону: – Я следил за ними, как вы сказали, и у меня хороший слух. Станции «Эймос» грозят неприятности. Я слышал, что они обсуждали, как поджечь там дом.

– Кто? – требовательно спросил Патрик Джемисон и, прихрамывая, направился к двери. – Кто отдал такой приказ?

Нед с трудом перевел дыхание, но четко ответил:

– Мисс Кэтлин. Она и этот парень, Джонс, поскакали туда примерно с дюжиной людей. У всех у них оружие, мистер Джемисон. Не думаю, что они собираются просто зажечь несколько фейерверков, вы понимаете, что я имею в виду.

Долтон понимал.

Они собирались убрать единственное препятствие, которое не могли обойти, – этим препятствием была Джуд.

Двор был полон верховых ковбоев; крича, как будто это был субботний вечер в городе, они набросили лассо на столбы загона и начали тянуть изгородь. Другие вытаптывали аккуратные грядки и выдергивали нежные ростки, которые должны были превратиться в зимние запасы Эймосов. Пока Джуд в ужасе беспомощно наблюдала за происходящим, один из мужчин привязал копну сена сзади к своей лошади и, потащив ее, упирающуюся, в открытый сарай, стал быстро разбрасывать сено по пустым стойлам. К счастью, Сэмми уже выпустил скот в загон, и животные бегали там с выпученными от страха глазами.

Джуд неподвижно стояла на крыльце – одна женщина со старым ружьем не защита против столь многих, столь хорошо вооруженных мужчин.

В стороне расположилась пара неподвижных всадников, внимательно наблюдавших за побоищем. Одним из них был Латиго Джонс, делавший то, за что ему платили, другим – Кэтлин Джемисон, наслаждавшаяся плодами своих трудов.

Яростно лая и не считая себя лишним, Бисквит бросился с крыльца в гущу всадников, он хватал их за пятки и рычал в защиту своей собственности, пока один из ковбоев, размахнувшись, не ударил прикладом ружья по ребрам старого пса. Тот с визгом полетел вверх тормашками.

– Нет! – Не думая о собственной безопасности, Джуд бросилась к корчившемуся животному и забрала его снова на крыльцо.

Она села на нижнюю ступеньку, прижимая к себе дрожащую собаку. Бисквит быстро оправился и, стараясь вырваться из ее рук, рычал и пронзительно лаял на незваных гостей. Джуд боялась отпустить его, чтобы мародеры не растоптали или не застрелили его. Она как раз пригнулась к приглаженной шерсти на спине собаки, когда позади нее разбилось стекло, и ощутила, как бешено забилось сердце Бисквита рядом с ее собственным сердцем от охватившей их обоих паники. Затем пришла очередь других окон, в которые летели пули и картофель с огорода, пока не осталось ни одного целого стекла.

Когда Джуд осмелилась взглянуть поверх трясущейся головы старого пса, она была поражена разрухой, которую бандитам удалось сотворить за такое короткое время. Сарай горел, хранилище продуктов было полностью разрушено и его содержимое разбросано, разрезанная на куски упряжь валялась по всему двору. Сквозь сдерживаемые слезы Джуд взглянула в сторону Кэтлин и нанятого ею киллера и прокляла их за организацию такого разгрома. Долтона с ними не было, это удивило и обрадовало Джуд – и огорчило, что он предпочел отложить этот особый визит. Вероятно, он решил, что своим отсутствием мог бы заслужить ее прощение. Она не знала, сможет ли когда-нибудь простить его, во всяком случае, только не сейчас, когда лошади мародеров топтали могилу ее отца, опрокинув надгробие на землю, которую Барт Эймос любовно обрабатывал.