– Распустите своих людей, – приказал Джемисон, остановившись на линии возможного огня. – Что, черт возьми здесь происходит?
– Папочка, мне очень жаль, что все это встревожило вас. – Прикинувшись заботливой дочерью, Кэтлин постаралась скрыть свое почти маниакальное поведение. – Я не хотела, чтобы вы беспокоились. – И она метнула в сторону Неда злобный взгляд.
– «Встревожило»? «Беспокоился»? – с недоверием по вторил Джемисон. – Единственное, что меня тревожит, так это то, что ты руководишь всем этим у меня за спиной.
– Папочка, – поняв его настроение, Кэтлин разволновалась, – просто я обо всем позаботилась. Вы, конечно же, не ожидали, что я проявлю снисхождение после их покушения на вас.
– Чьего покушения? – перебил ее Долтон. – Мистер Джемисон полагает, что в него стрелял один из фермеров, чтобы свести с ним счеты, но ведь это не так, правильно, Кэтлин?
– Не понимаю, о чем вы говорите. – Она посмотрела на Долтона, стараясь принять озадаченный вид. – Я как раз была там вместе с папой, если вы забыли.
– Нет, я не забыл, – страдальчески наморщив лоб, проворчал ее отец, начиная кое-что понимать. – Теперь я вспоминаю, что именно ты настаивала, чтобы во время нашей неожиданной прогулки мы поехали как раз в то место. И именно ты захотела остановиться на том самом склоне. Для чего, Кэтлин?
– Думаю, для того, чтобы мистер Джонс мог сделать меткий выстрел, – высказал предположение Долтон.
– Это правда, мистер Джонс? Моя дочь отдала приказ убить меня? Вам лучше сказать правду, если не хотите говорить перед судом!
Латиго был из тех людей, кто знает, когда повернуться по ветру. Он бросил немного виноватый взгляд в сторону кипевшей от злости Кэтлин, а потом, пожав плечами, посмотрел на своего работодателя.
– Нет, не убить вас, а просто разыграть попытку покушения на вашу жизнь. Я не из тех, кто разделывается с теми, кто мне платит.
Кэтлин вызывающе сжала челюсти, не видя смысла отрицать очевидное. Она пошла на риск и проиграла – на данный момент. Она перевела взгляд с одного наемника на другого, обещая еще взять реванш.
К этому времени Джуд добралась туда, где стоял Сэмми; они крепко и счастливо обнялись; семейная ссора между отцом и дочерью их не касалась. Они только знали, что в их судьбу вмешалось провидение в образе Долтона Макензи. В этот день жестокий конец их не ожидал.
– Я был глуп, – тихо пробормотал Джемисон. – Я позволил своему высокомерию и жадности вытолкнуть меня за границы порядочности. Больше такого не будет. Люди этой долины когда-то были моими друзьями, и я гордился дружбой с ними. Мы вместе осваивали эту землю, а я забыл об этом. Больше такого не будет. Сосед не убивает соседа.
– Вы дурак, – выкрикнула Кэтлин со всей до этого момента скрываемой ненавистью. – Вы слабохарактерный и чувствительный человек, и я не собираюсь позволить вам разбазарить мое наследство. Это моя долина! Никто у меня не отберет ее! Я управляю здесь…
– Нет, Кэтлин, – резко оборвал ее отец. – Ты никогда не будешь управлять ни моим будущим, ни моими землями, ни моей доверчивостью. Больше никогда. Мне следовало помнить урок, полученный от твоей матери. Так как тебе, видимо, нравятся ее инструкции в отношении меня, ты поедешь обратно на восток и будешь жить с ней.
– Н-но, папочка, вы не можете…
– Могу. Поезжай домой, девочка, и собирай свои вещи. Нед, возьмите несколько ребят и пригласите – вежливо – наших соседей собраться в моем доме. Нам нужно многое обсудить, если мы хотим, чтобы в нашей долине снова был мир. Кто-нибудь из вас пусть позаботится о Монти.
Кэтлин долго не могла прийти в себя и переводила сердитый, надменный взгляд с одного лица на другое, ища хоть какой-либо поддержки, но находила лишь отвращение и, хуже того, жалость. Со слезами злости она развернула лошадь и поехала в Свитграсс.
Люди Джемисона отправились выполнять его распоряжения, а он сам обозревал разоренную станцию со смесью стыда и печали. На мгновение его плечи опустились под тяжестью предательства собственной дочери, но затем, виновато вздохнув, он выпрямился.
– Мисс Эймос, я надеюсь, никто не пострадал.
– Не успели благодаря мистеру Макензи. – Обнимая Сэмми за талию, Джуд вышла из-за большой лошади Долтона и вскинув подбородок, постаралась удержаться от обвинений.
– Я возмещу ваши потери. Вы просто сообщите мне сумму, и я…
Но Джуд прошла мимо него, с беспокойством глядя на усыпанное стеклом крыльцо, где ждали Джозеф и размахивающий хвостом Бисквит – ее семья. Долтон смотрел ей вслед и внезапно усомнился, будет ли он принят в этот круг.
– Ну что, мистер Макензи? – отвлек его от этих размышлений Джемисон. – Теперь, когда наш долг полностью выполнен, я был бы рад использовать хорошего человека с холодной головой для управления этим хозяйством.
– Мы рассчитались, Джемисон. Я больше не нанимаюсь на работу. Я изменил род своей деятельности. – И взгляд Долтона остановился на пустом проеме, через который прошли другие.
– Мистер Джонс? Что скажете вы?
– У меня ничего не изменилось, сэр. Поэтому, если для меня здесь больше нет работы, я отправлюсь дальше, как только уложу вещи. Всего наилучшего. – Он приподнял шляпу, прощаясь с Джемисоном.
Когда его бывший босс взялся за поводья и направил лошадь в Свитграсс, Латиго подъехал к все еще сидевшему верхом Долтону и взглянул поверх дымящихся остатков сарая на негостеприимно стоящий в стороне дом.
– Мак, ты уверен, что хочешь остаться здесь?
– Я устал участвовать в маленьких войнах других людей. Я наконец нашел то, за что стоит держаться. – Его рот скривился в усмешке. – Почему ты сейчас не смеешься надо мной?
– Почему-то мне это не кажется смешным. – Они очень долго были друзьями. В прошлом, когда Долтон говорил о том, что все бросит, Латиго слушал его и смеялся, зная, что его друг говорит не всерьез. Но теперь, в этот раз, в Долтоне чувствовалась глубокая уверенность, что-то отрешенное было в его глазах, что-то скрывалось за слабой улыбкой. Это было «прощай», и Латиго с грустью смотрел на своего друга, хотя он понял, что это неизбежно, в ту минуту, когда увидел его вместе с женщиной с путевой станции. – Ты будешь никудышным фермером, Мак, – усмехнулся он, – и сразу же вернешься обратно.
– Нет.
– Посмотрим, – хмыкнул Латиго. – У нас не та жизнь, от которой так легко отказаться.
– Легко, если есть лучшее место, куда можно отправиться.
– Пришли мне открытку из Сан-Франциско.
– Это не то место, куда я направляюсь, – улыбнулся Долтон. – Мне больше незачем ехать туда, – был его загадочный ответ.
– Освобождение и кандалы в один прыжок. Мак, ты уверен, что понимаешь, во что ввязываешься?
– Уверен. – Потеплевшими от нежности глазами он взглянул в сторону дома.
– Я бы сказал, что из нас двоих ты берешься за более опасную работу, – снова хмыкнул Латиго, натягивая поводья. – Пока, Мак.
– Не забывай о своей спине.
– А ты о своей. – Беспечно помахав другу, Латиго отправился на поиски следующей проблемы, для решения которой требовалось его высшее мастерство.
Опустившись на колени у порога, Джуд подбирала осколки стекла, ее затуманенные слезами глаза находили их по игре света, преломлявшегося в стекляшках. Кусочек за кусочком она собирала остатки того, что, будучи когда-то целым, обеспечивало защиту от стихий. Но, занимаясь этой кропотливой работой, она понимала, что стекло нельзя восстановить, что куски никогда не составят целое, что это место уже никогда снова не будет ее домом.
Джуд вздрогнула, когда кусок стекла вонзился ей в большой палец, отдернув руку, выпустила его и тупо смотрела на сочащуюся темно-красную жидкость, не реагируя ни на вид крови, ни на боль. Ее грудь была так сжата, что Джуд едва могла дышать, с опозданием вырывавшееся наружу потрясение усиливалось воспоминанием о скрипе оружейной кобуры Монти, но Джуд постаралась прогнать от себя подобные мысли. Она не могла позволить себе расслабиться, ей нужно было думать о том, куда им всем идти и что делать.
В отрешенном состоянии Джуд подошла к полке в кухне, и начала подбирать осколки сахарницы, которую вдребезги разбила одна из пуль налетчиков, разбросав по плите красивые белые крупинки. Если бы Джозеф еще месил свое утреннее тесто, когда прогремели эти выстрелы… У Джуд на секунду остановилось дыхание, прежде чем ей удалось избавиться от этой картины. Она закрыла глаза, с ужасом представив, как много непоправимого могло произойти из-за ее упрямства и беспечности. Все могло быть гораздо хуже, чем сгоревшие деревяшки и разбросанный сахар, и, ошеломленная возможными гибельными последствиями, Джуд покачнулась и ухватилась за край плиты с такой силой, что у нее побелели пальцы, – она могла потерять все… абсолютно все из-за своего тщеславия.