Лицо офицера потемнело:

– Брат Сета Паркера участвовал в побоище Грейтхауза.

– А что будет с Эми?

– Если она покорится, ее могут принять в племя. У индейцев существует ритуал очищения от белой крови и вступления в племя.

– А если Эми окажет сопротивление?

– На этот случай каждое племя знает изощренные способы издевательства.

В глубине души Женевьева надеялась, что Эми не взята в плен, а встретила быструю и легкую смерть. Зная, как ее подруга любила своего мужа и ребенка, она предполагала, что Эми не захочет жить без них.

Капитан посмотрел на Рурка:

– Несколько человек вернулись на ферму. Если мы сумеем установить направление, в котором скрылись краснокожие, возможно, мы еще догоним их.

– Я тоже еду, – коротко бросил Рурк, но заметив, что Женевьева собирается в дорогу, посоветовал: – Ты бы лучше вернулась обратно.

– Я поеду с вами.

– Дженни!

– Эми была моей подругой, – девушка упрямо вздернула подбородок.

– Хорошо, только держись ближе ко мне, – недовольно сказал Рурк.

Когда они приехали на ферму, Женевьева, не сдержавшись, вскрикнула от ужаса. От почерневших бревен амбара еще поднимался дым. Несколько цыплят беспомощно рылись в пыли перед тем, что осталось от дома. Крепкие бревна строения полностью не поддались огню, большинство из них уцелело, как и дверь, которая висела под каким-то неестественным углом, болтаясь на одной петле.

Мужчины вошли внутрь. Женевьева с минуту стояла, собираясь с силами и стараясь не смотреть на ободранные скелеты собак. Глаза девушки наполнились слезами. Затем, глубоко вздохнув, она шагнула к двери.

Рурк повернул к ней бледное напряженное лицо и вытянул вперед руку, преграждая Женевьеве дорогу:

– Не надо, Дженни.

Но она буквально ворвалась в дом, полная решимости воочию увидеть, что же случилось с Эми.

Зрелище разоренного дома было ужасным: на полу валялись груды одежды и постельного белья, мебель – перевернута, кухонная утварь – в беспорядке разбросана по комнатам.

Взгляд Женевьевы наткнулся на деревянную колыбель, которая лежала около камина. Одеяла в ней пропитались кровью, к краю прилипла прядка волос – святой Боже, Эми так гордилась золотыми волосиками Рут, – а на деревянной стенке отпечатался кровавый след крохотной ручонки.

Это было настолько ужасно, что Женевьева едва не потеряла сознание. Она без сил прислонилась к Рурку, шепча проклятия дикарям, убившим невинного младенца.

Рурк обнял ее и вывел на улицу.

– Стой здесь, – тихо сказал он. – Я вернусь через несколько минут, – но, прежде чем войти в дом, оглянулся и спросил: – С тобой все в порядке?

Женевьева сумела утвердительно кивнуть, но, как только Рурк скрылся, опустилась на колени и беспомощно смотрела, как ее собственные слезы падают на утоптанные остатки огорода Эми.

Когда вернулся Рурк, она уже перестала плакать и теперь, бледная и дрожащая, ехала рядом с ним обратно в деревню. Рурк первым нарушил тяжелое молчание. Засунув руку в карман рубашки, он достал маленькую лакированную коробочку.

– Вот что я нашел. Странно, что индейцы не заметили ее. Она принадлежала Эми?

Женевьева печально кивнула, принимая шкатулку. Это была единственная вещь, которую Эми привезла с собой в Вирджинию. У девушки странно защемило сердце, когда она положила коробочку в карман.

– Я обязательно сохраню это для Эми, – сказала Женевьева, изо всех сил стараясь надеяться на возвращение своей любимой подруги.


Когда они достигли деревни, Кларк и его люди готовились выехать на границу белой колонии, собираясь в поисках индейцев прочесать всю территорию, впрочем, слабо надеясь обнаружить их. Как объяснил капитан Кларк, краснокожие передвигаются очень быстро и хорошо ориентируются даже в темноте. Возможно, они уже достигли Голубых гор.

К своему большому удивлению, Женевьева заметила среди военных Калвина Гринлифа, которому один из людей Кларка помогал сесть на лошадь. Юноша был одет в свободную рубашку и чистые бриджи, а в руках держал узелок с вещами.

– Кэл! – закричала девушка, спрыгивая с Виктора. – Что ты здесь делаешь?

Он окинул ее холодным взглядом:

– Похоже, вступаю в команду капитана.

– Не будь глупцом, Кэл. Тебе ведь ничего неизвестно о борьбе с индейцами.

– Я надеюсь быстро этому научиться, – невозмутимо ответил Кэл.

Женевьева бросилась к Джорджу Кларку.

– Этого нельзя допустить! – закричала она. – Он ведь еще мальчик!

Капитан внимательно посмотрел на Калвина:

– Он уже достаточно взрослый, чтобы решать за себя. Этот юноша хочет покинуть свой дом и не просит ни денег, ни славы. Я могу только мечтать о таком солдате.

Заметив, какой решимостью сверкают глаза Калвина, Женевьева поняла, что отговаривать его бесполезно.

– Я надеюсь, ты найдешь там то, что ищешь, Кэл, – тихо сказала она, глядя на туманную голубую линию гор на западе.

– Уверен, что так оно и будет, – отворачиваясь, ответил он.

– Лучше отпусти его, – произнес за спиной Женевьевы Рурк. – Такого человека, как Калвин, нельзя держать в неведении.

Обняв девушку за плечи, он отвел ее обратно к лошади. По дороге Женевьева оглянулась и в последний раз посмотрела на Калвина. Прежде чем поехать за остальными, юноша поднял в прощальном салюте руку и послал ей одну из своих редких улыбок. И тогда Женевьева поняла, что Калвин поступил правильно.

ГЛАВА 7

– Так, теперь осторожно, не напрягайся, – мягко предупредил Рурк, наблюдая, как Женевьева старательно прицеливается из принесенного им пенсильванского кремневого ружья, – но будь готова к отдаче после выстрела.

Руки Женевьевы болели от тяжести длинного ружья, а его резной кленовый приклад был влажен от ее ладоней. Стараясь успокоиться, девушка закрыла глаза и слегка отвернулась в ожидании громового выстрела.

– Нет-нет, – засмеялся Рурк, забирая у нее ружье. – Если ты хочешь куда-нибудь попасть, не нужно так крепко зажмуриваться.

Женевьева сокрушенно покачала головой:

– Рурк, я безнадежна. Кроме того, мне непонятно, почему ты настаиваешь на том, чтобы я научилась стрелять из ружья?

– Я уже объяснял тебе: просто хочу, чтобы ты научилась защищаться. Ну, попробуй еще раз.

Женевьева снова взяла в руки оружие. Стараясь более точно выполнять все наставления Рурка, она прицелилась в стоявшее в отдалении дерево и нажала на курок. В ту же секунду кремень высек искру, которая воспламенила порох. Раздался оглушительный взрыв. Женевьева, не удержавшись на ногах, оказалась на земле. В ушах у нее звенело, глаза щипало от едкого дыма.

– Дженни… – тревожно посмотрел на девушку Рурк.

Она закашлялась и села, стирая с лица копоть.

– Со мной все в порядке. Но теперь ты, надеюсь, убедился, что я никогда не научусь стрелять.

– Ничего подобного, девочка. Просто это требует практики. Филипп Гринлиф ростом не больше, чем ты, а ведь он – один из лучших охотников в округе. Поднимайся, я покажу тебе, как заряжать ружье.

Женевьева внимательно наблюдала, как Рурк засунул в конец ствола небольшой кусочек пакли и забил его тремя быстрыми движениями шомпола. После этого он положил точно отмеренное количество пороха, а затем – саму пулю, завернутую в промасленную материю. Внезапно Женевьева осознала, что ее внимание давно переключилось с ружья на мужчину, заряжавшего его. При каждом движении шомпола на руках Рурка играли мускулы, а в волосах зажигались искры солнца – все это пробуждало в девушке страстное желание прикоснуться к нему. Она с трудом сдерживала себя, крепко прижав руки к бокам.

Женевьева наблюдала за Рурком с восхищением и, в то же время, с раздражением. Безусловно, он был великолепен: так уверен в себе, так искусен во всем, чем занимался. Рурк обрабатывал землю так, словно всю жизнь только это и делал, и с ружьем обращался как самый заправский солдат.

– Интересно, есть ли что-нибудь на свете, что тебе не по плечу, Рурк Эдер? – задумчиво спросила она, больше обращаясь к себе, чем к нему.

Он удивленно поднял брови:

– Что за вопрос?

Женевьева слегка покраснела:

– Просто я сейчас подумала, как хорошо у тебя все получается. Я сама видела, как ты подковываешь лошадь, умеешь наладить плуг и даже орудуешь в кузнице. Кроме того, ты – замечательный отец, а в деревне все просто завидуют твоему урожаю кукурузы.