– И как же?

Рурк прошел в комнату, едва не касаясь головой потолка.

– Насколько я понял, у мистера Пиггота есть с собой деньги, на которые он должен купить жену для своего клиента.

Пиггот решительно покачал головой:

– Может быть и есть, но в долг я не дам!

– Я имел в виду не это. Скажи мне, сколько она стоит? – неожиданно спросил Рурк, кивнув в сторону Женевьевы.

Пиггот, судя по всему, начал что-то понимать, и идея ему явно понравилась. Действительно, если ему удастся выиграть кон, деньги Корнелиуса Калпепера станут его собственными, и окажется, что он не только получит жену для плантатора, но еще и заработает на этом. Пиггот оценивающе посмотрел на Женевьеву, которая в ужасе стояла у стены.

– Слишком молода, – с сомнением произнес он. Уотни довольно улыбался, словно идея принадлежала ему самому.

– Полных семнадцать лет, Генри. Может содержать дом, выполнять всю грязную работу. Кроме того, здесь любой готов поручиться за ее непорочность: всех ухажеров разогнала.

Мужчины рассмеялись, а Женевьева снова залилась краской стыда.

Пиггот с минуту колебался, все еще разглядывая девушку, затем едва заметно кивнул:

– Хорошо. Она подойдет. А теперь покажи карты.

По-прежнему широко улыбаясь, Уотни с явным облегчением открыл свои карты. Это оказались одни трефи. От радости у Женевьевы даже закружилась голова. Все-таки есть польза от того, что отец умеет так ловко передергивать карты. Девушка с ненавистью посмотрела на Рурка.

Пиггот озадаченно погладил свой небритый подбородок.

– Очень хорошо, Уотни, очень хорошо, – он театрально пожал плечами и закатил глаза, а затем почти игриво показал полную руку червей и бубей, которые начисто били трефи. – На этом я кончаю, джентльмены, – добродушно произнес Пиггот. – Утром я появлюсь здесь, чтобы отдать необходимые распоряжения. Девушка должна выйти замуж в Лондоне, по доверенности, – при этом он строго посмотрел на Элиота. – И даже не думай нарушить слово. Девушка моя. У меня есть небольшая компания знакомых матросов с «Благословения», которая, в случае чего, не откажется помочь мне.

Элиот просто не находил себе места от бешенства: он проиграл, и уже ничего нельзя исправить. Игру объявили законной, и все медленно поплелись в пивную. Никто не произнес ни слова, но даже приятели Элиота были поражены низостью того, что только что произошло.

Женевьева находилась в состоянии шока, но, взглянув на резкий профиль Рурка Эдера, сразу пришла в себя.

– Какое вы имели право? – зеленые глаза девушки сверкали ненавистью. – Зачем вы еще торчите здесь?

Рурк казался слегка ошарашенным.

– Я ведь просто предложил. Это твой отец проиграл тебя.

– Что вы за человек, если думаете, что женщину можно вот так запросто продать или купить, как вещь?!

Юноша вдруг стал серьезным:

– Я долго наблюдал за тобой, Дженни, и меня поразила твоя необычность. Поверь, тебе не место в этой грязной таверне, где ты вынуждена прислуживать пьяницам и терпеть отцовские оскорбления. Ты пропадешь здесь. Вирджиния – вот там тебе будет хорошо.

– А кто вы такой, чтобы решать, будет ли мне хорошо замужем за каким-то колонистом, которого я и в глаза не видела?!

Рурк немного помедлил и поправил шляпу; он выглядел вполне довольным собой.

– Поживем – увидим, Дженни, – многозначительно проговорил молодой человек и вышел из таверны.

Между тем Уотни продолжал в одиночестве сидеть за столом и потягивать пиво. Мысль о том, что десять минут назад он проиграл дочь, не так расстраивала его, как перспектива потери ее помощи в кабаке. Когда Уотни посмотрел на Дженни, в его пьяных глазах не было ни раскаяния, ни просьбы о прощении.

– Я всегда знала, что ты – дрянь, – как можно спокойнее сказала Женевьева, изо всех сил стараясь скрыть свой ужас и отчаяние. – Теперь же я вижу, что у тебя нет ни малейшего понятия о приличии.

– Ну-у, девочка, так с отцом не разговаривают, – попытался урезонить ее Уотни.

Но Женевьева была уже не в силах сдержаться и, наконец, дала волю своему гневу. Ее глаза сверкали от бешенства, голос дрожал.

– Не называй себя моим отцом! Что я видела от тебя, кроме ругани и оплеух? Да ты ни разу не сказал мне ласкового слова! Я ничуть не удивлена, что ты проиграл меня! Я с радостью поеду в Вирджинию, если это означает, что больше я тебя никогда не увижу!

Она оставила Уотни с открытым от изумления ртом и побежала по «черной» лестнице наверх, где ее ждала мать.

– Женевьева, ты сама не знаешь, что говоришь!

Девушка в смятении остановилась. Бедная мама… В своей жизни она не знала ничего другого, кроме как подчиняться мужу-тирану и рожать для него одного за другим детей. Ее грехом был грех невежества: женщина не представляла, чего еще можно хотеть от жизни.

– Я знаю, тебе будет трудно без меня, мамочка, – сказала Женевьева, взяв себя в руки. – Но, возможно, это и к лучшему. Без меня мальчики снова пойдут работать в порт.

Она с презрением подумала о братьях, которые за месяц не сумели заработать и дневной зарплаты.

– Неужели ты обязательно должна ехать? – робко спросила мать.

Женевьева стиснула зубы. Но почему мать проявила слабость, почему не остановила эту дикую игру? Напротив, она восприняла события со свойственной ей апатией, равнодушием и показала свою полную беспомощность.

Девушка вздохнула:

– Я ложусь спать.

Женевьева оставила мать и направилась в свой закуток, чтобы остаться наедине с невеселыми мыслями: завтра она по доверенности выйдет замуж за человека, которого ни разу в жизни не видела.

ГЛАВА 2

Анжела Бримсби поставила на стол чашку и как можно приветливее улыбнулась Рурку. Ей даже не приходило в голову, что они встретятся вновь: ведь она высмеяла идею кузена предъявить права на землю в Вирджинии и практически выгнала его из своего дома. Но теперь обстоятельства изменились, и Рурк оказался как нельзя кстати.

Анжела поздравила себя с этой блестящей идеей, а также с тем, что таким образом ей удастся избежать косых взглядов той ветви семьи, к которой принадлежал Рурк: ведь она поможет ему. Сидевший перед ней молодой человек, с копной рыжих волос и глазами, напоминавшими море в шторм, выглядел таким же грубым и первобытным, как та суровая земля, которой он мечтал завладеть.

Анжела терпеливо ожидала реакции кузена на только что сделанное предложение. Однако Рурк молчал, небрежно развалившись в дорогом французском кресле. Улыбка Анжелы несколько поблекла, но женщина упорно пыталась сохранить на лице приятное выражение.

– Звучит несколько рассудочно даже для тебя, Анжела, – наконец мягко заметил Рурк.

– Это абсолютно логичное решение. Если ты в самом деле собираешься стать настоящим фермером, тебе обязательно нужна жена, – Анжела взяла с подноса леденец. – Я уверена, что лучше девушки, чем мисс Мун, тебе не найти. Конечно, ей несколько не хватает стиля, но зато она образована и знает свое место. Мисс Мун вполне подойдет в качестве жены.

– А что скажет об этом Эдмунд?

Лицо Анжелы напряглось:

– У Эдмунда нет на этот счет своего мнения. Но он не станет возражать.

– Все-таки я не могу понять, почему ты так хочешь избавиться от девушки, Анжела? Если она настолько хороша, как ты говоришь…

– Просто мы с мисс Мун несколько не сходимся характерами, – перебила его Анжела. – Итак, каково же твое решение, Рурк? Ты откажешь мне и вернешься в Ист-Энд или согласишься с моим планом? В этом случае я дам тебе возможность честь по чести уехать в Вирджинию, вместе с женой. У тебя будет хорошее начало. Что же тут странного?

Рурк недоверчиво прищурил глаза.

– Не знаю, – медленно произнес он. – Однако чувствую, что здесь не все гладко. Почему твое отношение ко мне так резко изменилось?

Анжела нахмурилась:

– Ты ставишь под сомнение очень щедрое предложение, Рурк. Скажем просто: неожиданно для себя я вдруг поняла, что являюсь твоей единственной родственницей, поэтому я и решила помочь тебе.

Рурк долго сидел молча, прекрасно сознавая, что кузина говорит ему далеко не все. Но также понимал, что другого шанса у него не будет.

– Хорошо, я поговорю с мисс Мун, – наконец сказал он. – Если она согласна, мы сразу решим все вопросы.

Рурк посмотрел на часы в гостиной Бримсби, которые с леденящей душу мерностью отсчитали двадцать минут. Их тиканье болью отозвалось в сердце юноши, напомнив о часах матери. Оказывается, не было необходимости продавать их. Но теперь квитанция находилась у Анжелы, и ему никогда не удастся вернуть семейную реликвию.