«Наверное, и фигура обалденная», – с тихой завистью подумала Олечка, не имевшая возможности разглядеть спорщицу ниже плеч. Так безапелляционно отстаивать свою правоту, вместо того чтобы сразу начать просить прощения, могла только железно уверенная в собственной неотразимости женщина. Хотя, как показывал опыт, в отдельных случаях дамы имели обыкновение сильно переоценивать себя, считая, что партнер просто обязан терпеть все их капризы. Некоторые находили силы оценить себя объективно, но ошибались в оценке терпимости кавалера. В результате и те, и другие с изумлением наблюдали спину удаляющегося рыцаря, не оправдавшего их ожиданий.

Мальвина не стала исключением. Олечка даже ощутила злорадство по этому поводу. Будучи от природы мягкой и неспособной на серьезный конфликт, она всегда завидовала людям, умевшим защищаться. Ольге тоже хотелось быть независимой, гордой и непримиримой в борьбе за свои интересы, но у нее никогда не получалось настоять на своем, поэтому чужие неудачи давали ей возможность слегка приподняться в собственных глазах и лишний раз успокоить себя тем, что уверенность в собственной правоте и попытки переубедить противника не всегда дают нужный результат.

– У тебя кто-то есть, и ты решил эту ерунду сделать поводом для расставания? – агрессивно спросила девушка.

Судя по тону, она готова была к крайним мерам в виде пощечин и слез раскаяния. Или просто хотела, чтобы последнее слово осталось за ней. Как известно, самый лучший способ защитить себя – напасть первым. Но оппонент тоже оказался не промах.

– Нет, до этого момента у меня никого не было, но сейчас появится. – Он легко вывернулся из ее цепких рук и неожиданно, обогнув диван, пересел к Оле.

– Ой, здрасьте! – непроизвольно вырвалось у нее, хотя, за секунду просчитав траекторию его движения, Ольга готовилась сказать совсем другое.

Стать громоотводом или просто одномоментным средством для возбуждения ревности в Мальвине она не желала. Особенно в свете последних слов этого парня, похоже, не менее самоуверенного, чем его спутница. Любой женщине важно осознавать, что она хотя бы нравится, а мысль, что с ней познакомились назло кому-то, не может служить надежным фундаментом для зарождающихся отношений.

– Здрасьте, – весело, но нервно ответил парень.

Взбудораженный произошедшей ссорой, он никак не мог перестроиться на безалаберно-вальяжный тон вечера пятницы, когда хочется забыться и просто повеселиться в приятной компании. Он ее явно не узнавал, зато Олечка, удивляясь столь странному стечению обстоятельств, моментально опознала в нем Левиного друга Алексея, у которого они ночевали в самом начале знакомства. У нее даже мелькнула робкая надежда, что Лева тоже где-то здесь и можно будет развеяться, а может, даже попробовать начать все заново. Собственное малодушие, достойное старой девы, разменивающей пятый десяток, а не молоденькой студентки, ей не понравилось. Оказывается, на уровне подсознания Ольга была все же очень зависима, хотя и убеждала окружающих в обратном.

– Алексей, – произнес парень.

– Да, я помню, – улыбнулась Олечка, стараясь выглядеть приветливо-равнодушно и независимо.

Она так старательно демонстрировала свою незаинтересованность во встрече, что разволновалась и начала тихонько трястись от напряжения. Посмотреть в глаза собеседнику она стеснялась, боясь, что он спросит про Леву или скажет что-нибудь, что окончательно разоблачит ее внутренние переживания.

Красивые брови Алексея удивленно дрогнули. Он ее не помнил, но сделал вид, будто что-то такое припоминает.

– Сто лет тебя не видела, – помогла ему Олечка, с ужасом сообразив, что вообще видела его один раз в жизни, а для формулировки «сто лет» нужно встречаться с человеком хотя бы изредка. Но отступать было некуда. Тем более что подсознательно она выбрала верную тактику: обращение на «ты» их сразу сблизило и упростило общение.

– Как жизнь? – неопределенно улыбнулся Алексей, стараясь вспомнить, как зовут девушку и где он ее видел.

– Жизнь – только держись, – продолжила диалог Олечка, наконец подняв голову, и сразу смутилась.

Ей было неловко, что парень никак не может восстановить в памяти ее имя, словно она не симпатичная юная барышня, а размытая репродукция малоизвестного художника. В данной ситуации следовало либо выручать забывчивого собеседника, либо откланиваться и ехать домой, к маме. Последний вариант Олю не устраивал. Она хотела остаться рядом с Алексеем, послушать его голос, поймать еще одну его улыбку и попробовать заглянуть ему в глаза. В нем было нечто притягательное, с чем оказалось совершенно невозможно бороться.

«Я что, влюбилась?» – удивленно спросила себя Олечка и отодвинула эту мысль как можно дальше от себя. Влюбленность означала полнейшую зависимость от объекта поклонения, бессонные ночи, заискивающее заглядывание в глаза, бдение у телефона с ежеминутными проверками работоспособности молчащего аппарата и, как результат, горькие слезы по поводу расставания, сопровождаемые унизительным осознанием того, что предпочтение отдано какой-нибудь мелированной фифе с безобразной фигурой и отсутствием мозгов.

Но Алексею требовалась поддержка, иначе интерес к беседе мог угаснуть, как разведенный в неудачном месте костер.

– Не знаешь, как Лева поживает? Вы же общаетесь… Как у него дела? – задала Ольга наводящие вопросы. Если не упомянуть о Леве, то Алексей ни за что не вспомнит, кто она такая. Но, похоже, в жизни друзей было много девушек, поскольку никакого намека на озарение на лице собеседника не проступило.

– Мы с ним давно расстались, – на всякий случай выдохнула Оля. Но и это не помогло.

Улыбка Алеши была все такой же неуверенной, но от этого не менее притягательной.

– Мы когда к тебе среди ночи ввалились, – с отчаянной решимостью выдала она, – он так и сказал: «Знаешь, Оля, Алексей – мой лучший друг!»

– Точно! – Он звонко шлепнул себя по коленям. – Я же чувствую, что не мог пропустить такую симпатичную девушку! А если ты была с Левой, то я отключил все основные функции.

Не став уточнять, какие именно функции он считает основными, Олечка обрадованно закивала:

– Но это уже в прошлом.

– Ты знаешь, он свою фирму открыл. Крутится.

– А ты как? – невежливо перебила его Оля, поскольку Лева был нужен лишь в качестве связующего звена, а бередить раны воспоминаниями и слушать про то, каких высот бывший кавалер достиг без нее, Олечка не планировала.

– И я хорошо, – обтекаемо ответил Алексей, тут же сникнув. Он не любил, когда девушки начинали интересоваться его делами.

Но Оля тему продолжать не стала. Застенчиво улыбнувшись, она замолчала, с деланым интересом разглядывая окружающих, будто пыталась отыскать в толпе знакомое лицо.

– Пошли потанцуем? – Алексей осторожно тронул ее за локоть.


Нинин Колобок старательно корчил из себя молодого и скакал вокруг своей подруги резвым козликом, тряся толстыми щеками и промакивая блестящую лысину гигантским клетчатым платком размером с наволочку. После очередного медленного танца девушка поняла, что кавалер созрел для большего.

– Пойду припудрюсь, – подмигнула Нина и, многообещающе вильнув угловатым тылом, отправилась приводить себя в порядок.

В туалете, злобно разглядывая свое отражение в длинном, от пола до потолка, зеркале, стояла высокая холеная блондинка. Она нервно курила, красиво держа тонкую сигарету и пуская в зеркало гневные колечки дыма.

– Привет, – опасливо произнесла Нина, напоровшись при входе на ее недобрый взгляд.

Девица внимательно осмотрела ее и вдруг залучилась улыбкой профессиональной кобры, готовящейся к обеду.

– Привет! Вот это да!

Блондинка вполне могла оказаться какой-нибудь обколотой наркоманкой, поэтому Нина осторожно обошла ее по радиусу: подобная смена настроения не обещала ничего хорошего. Закрывшись в кабинке, она решила дождаться ухода странной девушки, но та, похоже, караулила свою жертву, не шевелясь и даже не дыша.

Нине стало дурно от ужаса. Длинные тонкие ноги норовили сложиться, как у уставшего кузнечика, и уронить маловесное тело на не очень чистый пол.


Когда Вероника обнаружила, что Алексей действительно не шутит, не изображает обиженного и не планирует красиво ревновать, она заволновалась. Но, как выяснилось, спохватилась она слишком поздно. Вместо бурной ссоры с примирением кавалер просто развернулся на сто восемьдесят градусов и пересел на другой диван, будто ее можно вот так запросто променять на какую-то щипаную курицу, которая сразу начала обрадованно качать своей куцей головенкой и радостно улыбаться по поводу того, что на нее наконец-то обратили внимание. Понадеявшись, что Алеша решил таким глупым образом отомстить, заставив ее ревновать, Вероника сделала ответное па, пригласив на танец первого попавшегося мужичка. Но, к ее удивлению, Алексей не крутил головой в поисках ее заплаканного лица и никоим образом не проявлял беспокойства, а напротив – заинтересовался какой-то невзрачной мышью и тоже поволок ее танцевать.