Безразличие жены его напрягло. Шикнув на мать, начавшую по десятому разу подробный рассказ про то, как эта каракатица изводит ветерана труда и без пяти минут инвалида, он посеменил за Таней.
– Выйди, я переодеваюсь, – лениво отмахнулась она.
Людям свойственно выдавать желаемое за действительное, поэтому Николай воспринял полуголую Татьяну как сигнал к действию, посчитав, что она разделась специально для него. А для чего еще? Ведь не мыться же собралась.
Получив по рукам и под дых, он с обидой констатировал, что все-таки супруга, теперь уже явно бывшая, собралась мыться, поскольку накинула халат и, даже не взглянув на скрючившегося от боли Колясика, утопала в ванную комнату.
Когда через пару часов разомлевшая и похорошевшая Таня вернулась после банно-прачечных процедур, ее ждал сюрприз. Николая она явно недооценила. Вместо того чтобы уместись к своей пассии зализывать раны, он переоделся в старые тренировочные штаны и лежал на разобранном диване с видом султана при гареме, тщательно взбив на тощей груди шерсть.
– Я сегодня ночую дома, – на всякий случай предупредил он остолбеневшую Татьяну.
– Ну вот, скатертью дорога, – усмехнулась Татьяна. – Дом у тебя уже давно не здесь. Кстати, багаж не забудь.
– Какой багаж? – не понял Коля.
– А вот этот, который в прихожей скрипит. – И она резко открыла дверь.
В комнату медленно спланировала Елена Сергеевна, халат которой раздулся от встречного потока воздуха, сделав ее похожей на белку-летягу. Довершали сходство два жидких пучка намотанных на бигуди волос.
– Шла мимо, дай, думаю, зайду, – независимо задрала подбородок бабка и ушлепала прочь.
– Иди, багаж догоняй, пока он не распаковался, – мотнула головой Таня.
– Я тут ночую, – неуверенно повторил Коля и попытался натянуть на себя одеяло.
– Куда в портках влез, а ну брысь! – В голосе супруги не было злости, лишь усталость и раздражение.
– Я сниму…
– Я тебе сниму! – Децибелы начали прибавляться. – А ну пошел отсюда живо!
Из прихожей послышалось подозрительное шуршание, похоже, партизаны снова ползли на исходную позицию.
– Ну, Татусик, давай мириться!
Коле до одурения не хотелось уходить из дома, к тому же жена, сиявшая после мытья натуральным румянцем, казалась намного привлекательнее Лизы. Здесь можно было спокойно брать из шкафа хрустящие, отглаженные рубашки, на полках всегда лежали чистые носки, а брюки радовали отутюженными стрелками. Дома можно было засесть в туалете на час с газетой, не боясь, что фанерная дверца начнет содрогаться от ударов и требований освободить помещение, поскольку снаружи уже очередь и облегчиться желает толпа соседей. Все познается в сравнении, и Николай только сейчас осознал, сколько плюсов было в его прежней жизни.
– Ноги в руки, и скачками на выход! – рявкнула Татьяна, замахнувшись.
– Ты еще поплачешь, еще попросишь… – бормотал Колясик, путаясь в штанинах.
– Обязательно, – убежденно кивнула жена. – Прямо сейчас и начну, вот только дверь за тобой захлопну. И мамашку свою не забудь прихватить!
– Спокойной ночи, – крякнуло из коридора, и послышался легкий топот.
– Поздно уже, мама спит, – обрадовался Коля. Теперь ему было не столько страшно уходить из дома, сколько радостно, что он имеет шанс ретироваться без Елены Сергеевны. – И имей в виду, я ухожу по делу. Я никуда не уехал, у меня просто много работы!
– Работалку не сотри, – напутствовала его Таня.
– Рита, где мой серый галстук? И почему ты до сих пор не одета? Мы опаздываем! – Не в меру упитанный брюнет с орлиным профилем и красивым холеным лицом прогуливался перед гардеробом, периодически наугад засовывая руку между аккуратных стопок одежды. – Где галстуки-то? Вечно тут все перепутано!
– Максим, не ори. Ты – генеральный спонсор, поэтому без тебя не начнут! – Маргоша весело пролетела мимо комнаты, шелестя босыми пятками по паркету.
– Заставлять людей ждать – хамство. Потом придется умасливать писак, чтобы они не обсасывали факт моего барства и невоспитанности. Опять будут полоскать мою родословную, а мне это надоело!
– У тебя сегодня критические дни? Что ты завелся? – донеслось откуда-то из глубины квартиры. – На такие мероприятия вовремя приходят только официанты и массовики-затейники!
– О, чур я первый прыгаю в мешке! – хохотнул Максим, продолжая крушить порядок на полках. – Радость моя, ну где галстук?
– На месте!
– Там нет вообще ни одного галстука! И почему-то нет даже висюльки, на которой они были. – В его голосе зазвенела обида, словно он был не генеральным директором огромного холдинга, а ребенком, от которого перепрятали ириски.
– Вчерашний фуршет тебя подкосил, как я посмотрю. – Маргоша уже вплывала в комнату, на ходу застегивая «молнию» на платье. – Маша же вчера предупредила, что у тебя теперь еще один шкаф. Она вчера все перебирала, вероятно, галстуки переехали туда. Помоги-ка мне!
– Куда – туда? – пробормотал Максим. – В доме без моего ведома какие-то глобальные изменения, а я не в курсе. – Он осторожно провел пальцем по голой спине жены и задумчиво добавил: – А, может, ну его, этот сабантуй? Давай дома останемся.
Он осторожно приник к ее затылку, но Маргоша лишь тихо рассмеялась:
– Если ты сегодня не дойдешь до такой степени бесчувствия, как вчера, то тему можно будет продолжить вечером.
– Я вчера был вполне…
– Да уж! Если ты даже про шкаф не помнишь, хотя Маша ходила за тобой хвостом и зудела про эти глобальные изменения.
К своему стыду, Максим вообще не помнил о вчерашней встрече с домработницей, поэтому осторожно спросил:
– И что я ей сказал?
– Ты сказал, что если бы не я, то непременно женился бы на ней! – усмехнулась Рита.
– Какой ужас! Она обиделась? – Максим искренне расстроился, представив, как на подобное могла отреагировать стареющая дама, перешагнувшая полувековой юбилей и имевшая двоих внуков.
– Нет, – огорошила его жена. – Она раскраснелась и даже стала кокетничать!
– Врешь?
– Нет, не вру. Ты абсолютно не разбираешься в женщинах. Вот что ты можешь сказать о новом секретаре технического отдела?
Вспомнив вертлявую, но очень фигуристую девицу, Максим покраснел. Она постоянно попадалась у него на пути, норовя столкнуться и старательно строя глазки. Новая сотрудница вполне могла бы ему понравиться, если бы не ее утомительная навязчивость и полунамеки, больше похожие на прямой текст.
– Если ты краснеешь, значит, не все потеряно, – потрепала его по щеке Маргоша. – Не вздумай ответить ей взаимностью!
– А ты откуда знаешь, что она…
– Да ладно тебе, весь офис говорит. Мне ли не знать.
– Ужас. – Он даже взмок, вспомнив, что в первый раз чуть не клюнул на ее уловки. Даже в самом страшном сне ему не могло присниться, что сотрудники в курсе ее атак. Небось еще и ставки делают, устоит он или нет.
Женитьба на Маргоше помогла Максиму сделать карьеру, но лишила возможности хотя бы изредка ходить налево. Хотя это был тот редкий случай, когда мужа вполне устраивала жена, а на пробегавших мимо прелестниц он смотрел философски, убеждая себя, что, с точки зрения анатомии, все женщины устроены примерно одинаково.
Максим приехал с периферии с целью завоевать этот гордый и неприступный город, чтобы стать его частью, его пульсом. Он знал, что сотни и тысячи таких же, как он, этот город безжалостно перемалывал и вышвыривал, не дав ни капли тепла. Но Максиму повезло, хотя то, что с ним случилось, лишь отчасти можно было назвать везением. Он заслужил, заработал, выгрыз свое счастье. Сначала, получив образование и перешагнув через гордость, он пытался ухаживать за своей начальницей, некрасивой и жесткой Лидией, но, к своему огромному удивлению, Максим вдруг с ней подружился, поняв, что за внешней неприступностью перспективной бизнес-леди скрывается забитая комплексами девушка, не познавшая любви и преданности. Но это никак не сблизило их в личном плане, а лишь отдалило, зато помогло его карьере. Молодой человек слишком уважал Лидию, чтобы позволить себе настаивать на более тесных отношениях. Начальница оценила его отступление и взамен предоставила шанс построить свою судьбу собственными руками. И Максим использовал этот шанс на двести процентов.
А потом в его жизни появилась Маргоша. Когда он уже добился того минимума, на который рассчитывал, фортуна решила подразнить его. Подруга Лидии была птицей другого полета, и Максим чувствовал себя серым домашним гусем, наблюдающим сквозь засиженное мухами окошко за летящим в небе белым лебедем, но ничего не мог сделать. Это был первый раз, когда он опустил руки, даже не рискнув подступиться к женщине, которая ему действительно нравилась.