– Доча, какая ты стала! – Пустив слезу, Колясик раскинул руки, застыв в позе огородного пугала.
– Здрасте, – выдавила она с трудом. – Приятно познакомиться. А кто у нас умер? Почему цветочка только два?
Коля совершенно не учел, что если одинокую сорокалетнюю бабу, потерявшую всякую надежду на устройство личного счастья, его визит может только обрадовать, то молодую девчонку, лишенную по его милости нормальной семьи, завоевать будет сложно. В лучшем случае их отношения достигнут фазы вооруженного нейтралитета.
– Это тебе и маме, – промямлил Колясик.
– Правильно, – кивнула Олечка, не в силах бороться с отвращением. Никакие родственные чувства в ней не просыпались. – Баб баловать нельзя. Надо было нарциссы купить, они дешевле. Или мать-мачехи нарвать. Ее можно будет потом засушить и от кашля заваривать.
– Проходите к столу, – произнесла Татьяна, стараясь оттереть блиставшую красноречием дочь в сторону. – Цветы потрясающие, мы любим именно тюльпаны! Как ты все помнишь?
– А я люблю розы, – мстительно вылезла из-за маминого плеча Олечка. – В букетах!
– Я учту, – не растерялся Николай, приближаясь к столу.
– А у нас принято руки мыть, – не удержалась Оля. – Перед едой. Или вы есть не будете?
– Буду, – торопливо сообщил Колясик, едва не захлебнувшийся слюной при виде разносолов, выставленных Татьяной на стол. – И говори мне «ты», а то как-то непривычно, родные все-таки.
– А мне непривычно постороннему человеку тыкать.
– Ольгуша, садись, ты ж голодная. – Татьяна не знала, как заставить замолчать разговорившуюся дочь.
Беседа не клеилась. Попытки Колясика создать за столом дружелюбную обстановку разбивались об Олечкины короткие реплики, не позволявшие надеяться даже на вооруженный нейтралитет.
– Я так страдал без вас обеих от непонимания и одиночества, – начал он свою печальную исповедь.
Но несгибаемая Ольга сразу заинтересовалась:
– А что мешало к нам на чаек заглянуть? Хотя бы лет десять назад? И откуда взялось одиночество? Разве ты жил один?
– Я имею в виду духовное одиночество, – вяло оправдывался Коля. – Когда рядом нет ни одной родной души!
– Значит, бабуля моя померла? – уточнила настырная девица.
– Нет, мама жива-здорова.
– А что же она не навестила внученьку? – ехидничала Оля.
– Видишь ли, – закатил глаза Николай. – У взрослых иногда складываются такие тяжелые условия жизни, которые в твоем возрасте…
– Папаша, если ты забыл, то напоминаю: мне двадцать лет, и я вполне вменяемая, так что не надо мне лапшу вешать, что тебя сперла Снежная Королева и ты у нее там в тоске и печали складывал пирамидку из льдинок! Что могло помешать двум взрослым людям навестить одну маленькую девочку? Отсутствие денег на проезд? Или адрес потеряли? – Олечка раздраженно расковыряла салат и бросила вилку на стол.
Татьяна пылала, как астраханский помидор. Дочь была абсолютно права, но задумываться над ее словами не хотелось, иначе пришлось бы спустить бывшего супруга с лестницы, уж больно все нескладно получалось.
– И почему ты дозрел только сегодня? – наседала Оля. – Что, проблемы какие-то появились? И ты надеешься свалить их на нас?
– Как ты могла так подумать, дочь? – с патетикой воскликнул Николай, нацелившись на исходящий соком кусок мяса. – У меня полный порядок! Просто я подумал, что вам нужна моя помощь!
– Тоже мне, Бэтмен на пенсии, – фыркнула Олечка. – И чем ты можешь помочь? Чего ж раньше не прилетал?
– Оля! – Татьяна умоляюще посмотрела на дочь.
– Ладно, ладно, молчу. – И Олечка выхватила у Николая свинину, над которой он уже занес вилку. – Так что случилось-то?
Сделав вид, что неправильно понял вопрос, и обойдя тему объяснений по поводу своего появления в их квартире, Коля одухотворенно уставился на обшарпанную раму, изображая глубокую задумчивость, и произнес:
– Таня, боюсь, ты мне не поверишь…
– Я-то точно не поверю, – усмехнулась Оля, не в силах удержаться от комментариев. Ей все-таки хотелось, чтобы новоявленный отец обиделся и исчез из маминой и ее жизни окончательно.
– Это было как ослепление, точно меня кто-то заставил. У меня глаза были зашорены, как у лошади, которой указывает путь наездник.
– Как у жеребца, – нахально прокомментировала Олечка, подавив желание ткнуть разглагольствовавшего папашу вилкой.
– Я был словно под наркозом, – повысил голос Николай, видя, что дочь опять набирает воздух, чтобы подкинуть дровишек в разгорающийся костер войны.
– Это сглаз, – убежденно сказала Татьяна, чтобы хоть как-то оправдать в своих глазах поведение бывшего мужа.
– Как я не подумал? – ухватился за идею Колясик. – Иначе как можно объяснить, что я оставил семью, любимую жену, новорожденную кроху и ушел к совершенно чужой женщине?
Он замер, сделав красивую паузу и горестно хлопнув себя по лбу, но Оля и тут не позволила ему нагнетать драматизм момента.
– Это запросто можно объяснить повышенной тягой к кобелизму и моральной незрелостью!
– А сегодня у меня просто прозрение. – Коля решил не реагировать на исходящую ехидством дочурку и обращался теперь только к Татьяне.
– Деньги закончились? – предположила Оля.
– Я вдруг увидел, что живу с посторонними людьми, а мои девочки…
– Там у тебя вроде детишки были? – невинно похлопала ресничками Олечка. – Или они не от тебя?
– Это результат черной магии…
– Ух ты, и кто ж это тебе детей-то наколдовал? – фыркнула Ольга, упорно игнорируя мамины пинки под столом.
– Срок действия заговора закончился, – кипятился Николай, параллельно изумляясь недалекости Татьяны, которая воодушевленно кивала, поддерживая весь этот бред, невзирая на дочкины комментарии. – Теперь меня ничего с ними не связывает!
– А алименты? – ледяным тоном поинтересовалась упертая Олечка.
– Я имел в виду духовные моменты, если ты понимаешь, что это такое! – злобно огрызнулся Колясик.
– А то! Насколько я понимаю, мы с ними теперь не только родственники по папаше, но еще и товарищи по несчастью! – Оля кивнула. – А с чем совпало прозрение-то? Какое событие, так сказать, предшествовало снятию заклятия с прекрасного принца?
– Мне приснился сон! – нагло ответил Колясик и опять отважился на торжественную паузу.
– Какой? – жадно напряглась Таня.
– С голыми бабами. – Оля в последний раз разорвала в клочья пафосный настрой застолья и раздраженно вышла, не в силах терпеть общество отвратительного мужика, явно припершегося к ним с какой-то корыстью и вешавшего матери даже не лапшу, а полутораметровые макароны.
Но самый сильный удар ждал ее впереди.
Елена Сергеевна, не любившая выступать без зрителей, не дождавшись прихода сына, начала названивать ему на мобильник. Ее звонку предшествовала драка с Лизочкой, с которой обвалились остатки интеллигентности в связи с попыткой наглой старухи объяснить ей, кто в доме хозяйка. По мнению Елены Сергеевны, хозяйкой могла считаться лишь женщина с опытом, умом и житейской сметкой, каковой Лизочка, безусловно, не являлась. Кроме того, обалдевшая от вседозволенности бабка перешла на список Лизочкиных дефектов, громогласно озвучивая все не соответствующие идеалу детали и пытаясь привлечь к дискуссии соседей.
– Коля, она кинула в меня книгой! – визжала Елена Сергеевна. – Немедленно приезжай и поставь на место негодяйку!
Ее вопли бэк-вокалом сопровождал басовитый Лизочкин рев. С трудом удержавшись от вопроса, попала Лиза в мамашу или нет, Коля решил использовать ситуацию по полной:
– Я никогда не любил тебя, я все знаю. Да, про сглаз и порчу! Твое зло к тебе же и возвращается! А я хочу жить со своей любимой женой и дочерью! Прощай навеки!
– Коля! – взвыла Елена Сергеевна, но сын бдительно отключил мобильник.
Таким образом он убил целое стадо зайцев: доставил удовольствие раскрасневшейся хозяйке дома, дал ей знать, что вернулся насовсем, временно отделался от мамы, которую еще рано было перевозить к неподготовленной Тане, хотя и помнившей крутой нрав бывшей свекрови, но за двадцать лет успевшей отвыкнуть от бабулькиных закидонов, и не испортил отношений с нынешней законной супругой. Ведь жизнь могла повернуться к любому участнику событий не только боком, но и задом, и передом – еще неизвестно, что хуже. Кроме того, ему предстояло разменивать жилплощадь, если мордатый Боря не начнет чинить препятствия, но думать об этом не хотелось.
– Ты останешься? – робко спросила маячившая рядом Татьяна, проглотив едва не вывалившуюся добавку «что ли».