Я вроде как скучаю по большому городу. Не уверена, что могла бы быть счастлива в таком маленьком городишке. Мне нравится пляж, но суету и сутолоку мегаполисов я люблю больше.
С убранными волосами, сексуальными туфлями и жемчугом, ниспадающим по спине, чувствую себя представительницей старого Голливуда. Поправочка. Без трусиков я чувствую себя как распутница старого Голливуда, что по какой-то причине кажется мне привлекательным.
Мы с Бруклином не виделись со среды. Он должен был позаботиться об отце. Но мысль о скорой встрече вызывает порхание бабочек в животе.
Пытаясь не обращать внимания нервы, я наношу немного блеска для губ и опрыскиваю себя духами.
Сегодня наша последняя ночь вместе, и я хочу, чтобы она была идеальной.
Звенит дверной звонок, и, хотя обычно Бруклин просто беспардонно заходит, я знаю, что это он. Спешу добраться до двери быстрее Кема, и внезапно мне кажется, что у меня снова выпускной. И под взором моего старшего брата это чувство не пройдет, пока мы не уйдем. Черт, я даже не смогу поцеловать Бруклина, если не успею первой и не украду один поцелуй. Слава богу, нам не нужно обмениваться бутоньерками. В этот момент все всегда пялятся, и это невыносимо.
К моему разочарованию, Кем подходит к двери первым. Я держусь в тени, пока он открывает ее, и чувствую, как мои коленки начинают дрожать. Я даже радуюсь, что Кем подошел к двери раньше меня.
Помните Джона Кеннеди младшего?
Просто представьте его на любом из десятков официальных приемов, где его фотографировали в смокинге, с галстуком-бабочкой и гладко зачесанными назад волосами. Именно так выглядит Бруклин, стоя в дверях.
Его волосы кажутся темнее, потому что он подстригся. Непослушная шевелюра теперь укрощена и уложена. Он сменил свои шорты на смокинг, который на нем выглядит на миллион долларов. И этот галстук-бабочка просто восхитителен.
Я пожираю глазами парня, который обычно ведет себя так, будто ему на всё плевать. Но не сегодня. Сегодня он соответствует мероприятию.
Не в силах остановиться, я позволяю взгляду задержаться на нем. И как наркоман, которому в последний раз предстоит испытать кайф, я боюсь, что следующая доза будет ой как не скоро.
Пытаясь не быть фанаткой, которых он так не любит, я делаю вдох и выхожу из-за угла.
— Амелия, — низким голосом произносит Бруклин.
Кем поворачивается посмотреть на меня, и его глаза практически вылезают из орбит. Я игнорирую его.
— Привет, Бруклин, — машу я и чувствую себя, как школьница, которой когда-то была.
Кин и Мэгги не приехали в эти выходные. Мэгги навестила ее мама, и Макайла уехала в Западный Голливуд встретиться с ними и заняться девчачьими делами. Поэтому Кем остался здесь один в подвешенном состоянии. Может, я могла бы просто пройти мимо него и выйти за дверь? Ха, видимо, нет.
— Ты прекрасно выглядишь, — произносят они одновременно.
— Спасибо, — отвечаю я неловко им обоим и иду ко все еще открытой двери.
Солнце светит ярко, и у обоих мужчин как будто нимбы над головой. Но они не ангелы. Свадьба состоится на закате, и я уверена, что будет прохладно. С этой мыслью я хватаю купленную мной шаль и продолжаю путь к брату и мужчине, с которым сплю, но который не является моим парнем. Слово «любовник» кажется более подходящим, но по какой-то причине мне это ненавистно. Ненавистно то, что мы превратили эти отношения во что-то тайное, грязное, потому что они такими не являются.
Тихий свист моего брата вырывает меня из раздумий, и, слава Богу, он не имеет отношения ко мне.
— Классная тачка, — говорит он Бруклину.
Снаружи стоит старинный и блестящий лимузин Роллс-Ройс черного цвета. Бруклин пожимает плечами, будто это пустяк, но я знаю, что это не так. Знаю, что он нанял его для меня, потому что ему известно о моей одержимости всем, что связано с сороковыми, пятидесятыми и шестидесятыми.
Парни обмениваются подколками, Кем обвиняет Бруклина в попытке возобновить статус кинозвезды с помощью этого обезьяньего костюма. Бруклин же отвечает Кему тем, что так он готовится к тому дню, когда Кема охомутают. Под конец они улыбаются друг другу и обзываются разными вариациями слова «мудак».
Мой взгляд сосредоточен на Бруклине, но не на его жестах и том, что он говорит, а скорее на его рте.
Этот рот.
И, боже, он улыбается.
Этой медленной, ленивой улыбкой, обещающей часы удовольствий. Даже не могу себе представить, сколько ног развела эта улыбка, потому что я хочу развести свои в ту же минуту, как сядем в машину.
Старясь вести себя непринужденно перед моим братом, Бруклин говорит:
— Готова отправиться в цирк?
Его тон настолько обыденный, что, клянусь, если бы у меня были распущенные волосы, он мог бы взъерошить их, как будто я ребенок, собирающийся играть в мяч.
Мне трудно притворяться, но я всё равно смеюсь. Мне просто необходимо поскорее убраться отсюда, поэтому я целую брата в щеку, прощаюсь и выхожу на улицу.
Кем наблюдает из дверного проема.
— Повеселитесь.
— Насколько это возможно в цирке, — комментирует Бруклин через плечо и следует за мной по пятам.
Я оглядываюсь на него.
— Там будут обезьяны и слоны?
Издав смешок, он смотрит на меня сквозь завесу ресниц, улыбаясь. Убийственно. Очаровательно.
— Папарацци и пресса, так что да, думаю, будут.
— Главное, чтобы там не было клоунов. Ненавижу клоунов, — говорю я.
— Ты ненавидишь клоунов? — спрашивает он удивленно.
— Да, они просто жуткие.
Его взгляд лениво скользит по мне, и мне начинает казаться, что Бруклин раздевает меня глазами.
— Наверное, — задумчиво отвечает он, встречаясь со мной взглядом. — Очень красивое платье.
— Спасибо, — говорю я и останавливаюсь как раз перед тем, как подойти к двери автомобиля, которую водитель уже открыл для меня.
— Я сам, — говорит Бруклин водителю и тот быстро занимает свое место за рулем.
Не совсем наедине, но в достаточной близости я смотрю на него.
— Я купила его с мыслями о тебе, — замечаю я, устраиваясь на шикарном кожаном сидении, позволяя высокому разрезу показать мое бедро.
Это движение легкомысленно. Кем, который всё ещё стоит в дверях, спрятав руки в карманы, никогда бы не узнал, что разрез – это приглашение нырнуть мне под платье, но Бруклин знает.
Стоя спиной к Кему, он закусывает нижнюю губу и высовывает язык, как будто хочет попробовать меня. И, ох, как же я хочу позволить ему это.
— Непослушная девчонка, — бурчит он как раз перед тем, как закрыть дверцу и обойти машину, чтобы сесть с другой стороны.
Вечерний воздух еще не остыл, но мурашки уже покрывают мою кожу.
Открывается вторая дверь, и Бруклин скользит внутрь. С поднятой перегородкой нет необходимости следить за своими словами, но Бруклин молчит, пока автомобиль не выезжает с нашей улицы.
Долгое время он просто смотрит на меня со своего сидения, и я думаю о том, правда ли этот вечер будет платоническим.
Но потом он тянется ко мне и сжимает меня в крепкой хватке.
Я смотрю на него.
— Я скучала по тебе.
Слова, которые мне не стоило бы произносить, но они правдивы и должны быть сказаны.
— Прошло всего три дня.
Обычная фраза. Четыре слова. Слова, которые жалят. Это не «Я тоже скучал».
Но не успеваю я ответить и попросить не воздвигать между нами стену на последнюю ночь вместе, как он обрушивает свой рот на мой: жестко, горячо, требовательно.
Господи, я люблю это в нем. То, как он во мне нуждается — это просто потрясающе, это превосходит всё остальное.
Его язык проникает в мой рот. Горячий и чувственный, скользит вокруг моего, пока он игриво кружит им у меня во рту. Дразнит меня. Испытывает.
Окутанная его теплом, я чувствую запах Бруклина, его одеколон, такой же манящий, как и его запах, и я кружу своим языком вокруг его, чтобы попробовать потрясающий вкус.
После нескольких минут, проведенных в борьбе за контроль, я сдаюсь и позволяю себе раствориться в его объятиях.
Наши поцелуи едва ли можно назвать простыми, а этот уж и подавно. И я хочу больше. Больше Бруклина. Больше этого жара. Больше его прикосновений. Больше его грешных уст. Хочу сказать, что он может писать свои сценарии где угодно. И хочу попросить его поехать в Нью-Йорк со мной. Хочу сказать, что он – всё, о чем я когда-либо мечтала. Что хочу его навсегда.