Рэйчел Кейн - Принц Теней

Поэтому я отправился к маэстро Сильвио, учителю боевого искусства.

Он как раз занимался с одним из наших неуклюжих деревенских родичей – Пьетро. Я прислонился к стене большого, пустого зала и смотрел, как маэстро Сильвио – одетый, как всегда, в камзол и узкие штаны, в уличной обуви и плаще с капюшоном – мечом выгоняет ученика из квадрата, начерченного на полу.

– Нет, – сказал он и опустил меч, пока его противник пытался восстановить равновесие. – Нет, так не годится, мой мальчик. Это меч, а не серп, вы же держите его так, будто собрались жать. Грация, молодой синьор, изящество – вот что нужно. Это основы искусства владения мечом… А, молодой господин Бенволио. Разве у нас назначен на сегодня урок?

– Нет, – ответил я. – Мне просто нужно потушить огонь в крови.

Тонкие брови Сильвио взметнулись вверх. Он был высоким, нескладным, длинные седеющие волосы всегда были отброшены назад, чтобы не мешать обзору. А глаза у него были серые и удивительно холодные. Если верить слухам, на счету маэстро Сильвио было не менее десятка убитых на дуэли противников – если не больше. Причем сам он не получил на этих поединках ни одного заметного шрама.

Так что поединок с учителем был довольно странным способом успокоения.

Юный Пьетро подошел ко мне и шепнул:

– Спасибо.

А потом практически без чувств опустился на пол в углу, тяжело дыша. Одежда у него была насквозь пропитана по2том.

Я выбрал рапиру и кинжал из коллекции, что висела на беленой стене зала, и повернулся к маэстро Сильвио.

– На вас дорогой наряд, – заметил он. – Может быть, лучше будет…

Я атаковал его в длинном выпаде, и он уклонился от лезвия моей рапиры с такой легкостью и изяществом, словно был бесплотной тенью. Может, он и не владел приемами грубой уличной драки, которые применяли наемники и разбойники, но в том, что касается дуэлей по правилам, ему не было равных. Он был прав: мне стоило бы избавиться хотя бы от этих дурацких привязных рукавов, но изнутри меня сжирал темный огонь, и мне нужно было его погасить немедленно.

– Вы всегда говорили нам, что нужно уметь сражаться в любой одежде, – возразил я. – Враг ведь не будет ждать, пока я переоденусь.

Он улыбнулся. Улыбка маэстро Сильвио всегда была одним движением губ: глаза его никогда не улыбались.

– Я действительно так считаю, – кивнул он. – Отлично, Бенволио. Давайте же, атакуйте меня.

Я атаковал, собрав все свое внимание, – у меня был хороший удар, отличное чувство равновесия и почти безупречное владение клинком. И все это нисколько мне не помогло: маэстро Сильвио, как всегда, был на высоте. Он одолел меня за десять ударов, выбив своим мечом рапиру у меня из руки. Я упал на землю и откатился в сторону, пытаясь дотянуться до оружия, но тут же оказался буквально пригвожден мечом противника к полу, не имея возможности не то что встать – даже пошевелиться.

– Неплохо, – произнес маэстро, избавив меня от медленной и мучительной смерти с мечом в кишках. – Но все еще недостаточно быстро. Никогда нельзя падать, если вы не уверены, что успеете подняться на ноги до того, как ваш соперник доберется до вас.

Я вложил все свои силы в то, чтобы оттолкнуть его меч, и вскочил, а затем сделал два шага назад и занял устойчивую позицию.

– По-вашему, я должен был позволить себя убить? Или стоило все-таки рискнуть?

– Выбор никогда не ограничивается двумя вариантами, Бенволио.

Я применил прием, которому научил меня Меркуцио, придвинулся ближе и довольно неловко ударил его по руке, но он, будто танцуя, легко уклонился от удара и обошел ногу, которую я выставил вперед, чтобы опрокинуть его, и вот я уже был повержен и пленен, а его меч упирался мне в горло, и я чувствовал, как острие царапает мне кожу.

Его серые глаза были очень, очень холодны.

Я отбросил меч и кинжал в сторону.

Довольно долго Сильвио не двигался, затем резко отодвинулся и сделал несколько шагов назад. Я, судя по всему, пробудил в нем какой-то инстинкт, с которым лучше бы не сталкиваться: в какое-то мгновение он действительно готов был убить меня. Хладнокровно и не задумываясь, как голодный хищник убивает свою жертву.

– Как глупо, – сказал он. – Вы испортили свой камзол. Ваша матушка огорчится.

Я посмотрел вниз: через всю грудь у меня шел разрез, а ведь я даже не почувствовал этого. Разрез был достаточно глубоким: меч рассек бархат, льняную рубаху, и в прорехе я видел тоненькую полоску крови на моей коже. При виде крови я почувствовал слабость, и меня бросило в жар.

– Довольны? – спросил Сильвио резко. – Удалось мне изгнать ваших демонов, молодой господин? Вы что, думаете, ваш дядюшка платит мне за то, чтобы я удовлетворял капризы испорченных молодых людей? Я здесь для того, чтобы учить вас, а вы, судя по всему, так и не научились ничему стоящему. Если бы я был настроен серьезно, вы бы уже напоролись на мой меч и ваша мать вторично надела бы траур. Меч – это не игрушка.

– Знаю, – ответил я.

Я был совершенно обессилен, вся черная ярость, которая сжигала меня изнутри, испарилась через царапину в груди.

– Вчера я убил человека, всадив меч и кинжал ему в сердце. Я даже не знал его имени.

Сильвио повернулся и изучающе посмотрел на меня, и внезапно холод ушел из его взгляда, сменившись на что-то вроде сожаления. Он подошел поближе и положил руку мне на плечо.

– Лучше бы вам не делать этого, – произнес учитель. – Я знаю, каково это – первый раз убить человека. Отправить человека к Господу – нелегкое бремя, молодой господин. Неудивительно, что у вас так тяжело на душе.

Это было не убийство – по крайней мере, не совсем убийство. Столько всего произошло, что я не сумел бы объяснить. Мастер Сильвио, который жил ради своего искусства, не смог бы понять то ужасное чувство потери, от которого я никак не мог избавиться. Но он был прав в том, что сказал: лицо убитого мною человека, со шрамом и мертвым белым глазом, преследовало меня. Он был врагом и он заслужил то, что получил, – и все же я до сих пор чувствовал себя не в своей тарелке.

Мастер Сильвио смотрел на меня некоторое время, а потом кивнул:

– Я вижу, не всех демонов мне удалось изгнать из вашей души. Возьмите свой меч – и начнем упражнения. Тренировка – лучшее средство избавиться от ненужных мыслей в вашей голове. Пот не хуже вина облегчает душу.

Он оказался прав. Бесконечные повторения, выпады, парирования, отступления, восемь комбинаций – восемь шагов смертельного танца, – все это просветляло мой разум, и в конце концов мне удалось забыть даже о ее улыбке.

Забыть об убитом мною человеке оказалось легче, чем забыть улыбку Розалины.

Лучше жениться, чем распаляться.

Апостол был прав. Как же он был прав!

Я провел всю прошлую неделю, коллекционируя различные оскорбления, нанесенные клану Монтекки, а их было предостаточно: стихоплет, который отказался писать оду ко дню рождения моей тетушки, ссылаясь на то, что уже взялся за написание оды Капулетти; ювелир, который пытался обмануть моего дядю; негодяй, который устроил избиение шута на рынке; и наконец – один из союзников Капулетти, который позволил себе грубости в адрес моей матери прямо в моем присутствии. Этого я поставил в своем списке под номером один.

– Человек, который собирается вступить в брак, не имеет права так рисковать, – ворчал Бальтазар, отпирая сундук и доставая мою серую одежду, мягкие сапоги и шелковую маску.

– Я не собираюсь вступать в брак. Я сказал только, что не отвергаю ее кандидатуру сразу.

– Если в какую-нибудь из темных ночей вы попадетесь, вас повесят, и ваше положение вас не спасет.

– Так волнуешься за меня, будто это ты моя бабушка, – сказал я, – а не Железная Синьора.

– Она-то первая отправила бы вас на эшафот.

И он был прав.

Он кое-чего недоговаривал: я ведь проворачивал свои дела не в одиночку. Сам Бальтазар мог бы и избежать наказания, а вот Меркуцио, если бы он попался с крадеными вещами, казнили бы точно. Бальтазар мог бы спастись: его наверняка посчитали бы несчастным заложником, вынужденным помогать мне под угрозой побоев или даже смерти. А вот Меркуцио… я мог погубить не только себя, но и его.