Рэйчел Кейн - Принц Теней

Мне не хватало поддержки Меркуцио, но я сознательно не хотел обращаться к нему.

Да, я рисковал и понимал это – в любой момент меня могли поймать. Но я не мог остановиться – как некоторые не могут перестать пить. «Может быть, я прекращу к Великому посту», – думал я, сидя на крыше и глядя на восходящий месяц – тонкий серп сливочного цвета. На небе было неисчислимое количество звезд, а когда я поднял голову и посмотрел наверх, надо мной вспыхнул ярко-красный метеор, и цвет у него был как у рогов Люцифера. Но горел он всего несколько мгновений.

Внизу, на мостовой, послышалось какое-то движение, и я ничком лег на крышу: конечно, в темноте меня не было видно, я казался лишь продолжением крыши, но в ярком свете луны зато прохожего было прекрасно видно. Он был один, в плаще без опознавательных знаков, который был слишком велик ему, но когда плащ случайно распахнулся от быстрой ходьбы и внезапного порыва ветра – я увидел под ним знакомые очертания меча.

Значит, это не простолюдин, несмотря на простую одежду.

Мне стало вдруг интересно. Час был поздний, и я страшно скучал, ожидая, когда моя очередная жертва погасит наконец свет. И я решился: мягко спустился на балкон, а затем оттуда на тротуар и быстро спрятался в тень, когда он обернулся. Я двигался совершенно бесшумно. А этот человек совершенно точно шел по делам не менее темным, чем мои.

Я последовал за ним вниз по извивающейся улочке. Он прошел мимо собора и вступил на вражескую территорию – вражескую для меня, поскольку за ней следили Капулетти и патрули состояли из их людей. Я счел за лучшее снова вернуться на крышу и оттуда наблюдать, не появятся ли наемники или стража. Или случайные глупцы, жаждущие столкновения. У ночного путешественника хватило ума спрятаться и не высовываться, когда стража Капулетти с шумом, руганью и явным желанием затеять драку проходила мимо, а как только они скрылись из глаз – он торопливо свернул за угол.

Я снова спрыгнул вниз и пошел вслед за ним, стараясь держаться в тени, и чуть не наступил на человека, спящего в нише в обнимку с бурдюком с вином. И когда мои привыкшие к темноте глаза рассмотрели на его камзоле фамильный вензель Орделаффи, из-за облаков выглянула луна и осветила своими яркими лучами его лицо.

Меркуцио.

Он был мертвецки пьян и спал – грязный и отвратительный, валяющийся прямо на земле в нише, которую явно не раз использовали в качестве уборной.

Мой случайный интерес к уличному незнакомцу тут же исчез, и я огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не видит. Я по-прежнему испытывал смешанные чувства к Меркуцио – после последней нашей встречи мы избегали его компании, но ради той любви, которую я когда-то к нему питал, я никак не мог оставить его в таком виде в грязи посреди улицы, где он стал бы объектом насмешек или жертвой воров или убийц.

Я вынул бурдюк с вином у него из рук, что вызвало у бывшего приятеля сонное недовольное бормотание, а потом попытался посадить его. Тело его было податливым и вялым, как у покойника, он подавал лишь слабые признаки жизни, но потом приоткрыл глаза, посмотрел на меня мутным взглядом, а потом оттолкнул меня с пьяной злобой и повалился назад, обратно в грязь и нечистоты.

– Надо бы бросить тебя тут, дурень! – сказал я ему раздраженно, но на самом деле у меня за него болела душа: здесь он находился на вражеской территории, и этому не было никакого объяснения. Он стал настоящим врагом Капулетти после того, как привел туда нас по своему приглашению, и то, что он находился здесь, сейчас, в таком состоянии, один и без защиты… это было равносильно отчаянному желанию отправиться на свидание с Богом как можно скорее.

Я с большим усилием поставил его на ноги и закинул его руки себе на плечи. Мы даже сделали таким образом несколько шагов, пока до него наконец дошло, что он стоит на своих ногах, а еще через некоторое время он радостно воскликнул:

– Бенволио?

– Ага, – ответил я. – Только тише, дурак! Ты вообще понимаешь, где мы находимся?

– В логове льва, мой Даниил, – сказал Меркуцио и закатился в приступе дикого пьяного хохота. – Слышишь, как он рычит? Ррррррааааар! – Он цапнул меня пальцами, как львиной лапой, но я отбросил его руку в сторону. Хихикая, он почти сполз на землю, но я поддержал его и снова поставил на ноги. – А ты сегодня снова взялся за свои тихие забавы? Нет? И как тебе сегодня – повезло с добычей?

– Тихо!

Теперь я понимал, что совершил ошибку, пусть даже двигали мною добрые чувства. Не важно, что за демон вселился в моего друга и управлял им, – его пьяная болтовня и беспечность могли погубить нас обоих.

– Ради Бога, Меркуцио, если ты не дорожишь своей жизнью – не надо подвергать опасности мою!

Он снова захихикал, но угомонился, и мы побрели прочь. Если бы мы попались на глаза Капулетти – это был бы конец: я был в незаметной и не опознаваемой одежде, а вот Меркуцио был в цветах Орделаффи. Сняв с себя свой плащ, я укрыл им плечи Меркуцио, чтобы его наряд не бросался в глаза.

Когда мы завернули за угол, я заметил того самого одинокого ночного странника, за которым я следил чуть раньше. Он смотрел, задрав голову, на стену, а потом начал карабкаться по ней наверх. Я узнал его сразу – по неуклюжести, а когда капюшон упал с его головы и луна осветила его лицо, последние сомнения у меня улетучились: эти прекрасные черты лица и копна черных как ночь кудрей могли принадлежать только одному человеку на свете.

Моему кузену Ромео.

Я еле устоял перед искушением позвать его по имени и предупредить об опасности: я ведь хорошо помнил про ножи наверху, а он не был готов к такого рода испытаниям… но оказалось, что я его недооценивал: он долез до верха и, осторожно и искусно балансируя, преодолел препятствие с изяществом, которого я даже не подозревал в нем. Возможно, мой кузен все-таки научился у меня кое-чему.

– Ромео! – внезапно взревел Меркуцио.

– Да тихо ты! Он уже перепрыгнул через стену сада…

– Нееет, он приземлился в чьей-то постели, но чья это постель?! – Меркуцио больно ткнул меня в грудь указательным пальцем. – Я буду заклинать его, как старая ведьма, но тссс! О ведьмах ни слова… Ромео! Шутка ли! Сумасшедший обожатель!

Он кричал слишком громко – очень громко, и я потащил его вперед, преодолевая его сопротивление. Он упирался пятками и бормотал себе под нос какие-то бессмысленные отрывочные фразы, которые я едва слышал: «Бедняга мертв… и я должен заклинать его. Заклинаю тебя ясными глазами Розалины, ее высоким лбом и нежными губами, ее красивыми ступнями, стройными ногами и шелковыми бедрами, и прочей нежной плотью…»

– Успокойся же! – разъяренно прошипел я и прижал его к стене с такой силой, что он стукнулся головой об камень. – Ради Бога…

– Яви же нам свой светлый лик… Ромео! – Глаза Меркуцио блестели лихорадочным блеском, лицо у него было восторженное и возбужденное, как будто он и правда думал, что вся эта его нелепая болтовня – настоящее колдовство, как будто он верил в ведьм и заклятия. – Заклинаю тебя – явись!

У меня не было выбора, потому что я уже слышал быстро приближающиеся шаги сторожей Капулетти. Я зажал ладонью ему рот – он мог теперь только мычать. Когда сторожа завернули за угол и уже приближались к нам, я с силой ударил кулаком в живот Меркуцио, и он изверг все выпитое им вино мне на сапоги.

Я поймал его, когда он осел, и по-прежнему старался не выходить из тени: его лицо было достаточно надежно закрыто капюшоном, а вот я был слишком хорошо знаком Капулетти.

– Простите, – сказал я, хотя это слово далось мне нелегко. – Мой друг… он перебрал вина. Прошу прощения, добрый господин, нижайше прошу прощения…

– Дурень! – произнес самый высокий из трех гвардейцев и пнул Меркуцио так сильно, что тот все-таки упал, словно мешок с картошкой. – Нализались, болваны! Уносите-ка свои вонючие задницы отсюда, а не то я вам их сейчас отрежу!

– Простите, синьор, прошу прощения… – бормотал я, пятясь и таща за собой волоком Меркуцио, который все еще не мог встать на ноги. Капулетти стали кидать в нас камни, один из них угодил мне в спину, удар был довольно ощутимый – достаточный для того, чтобы остался синяк размером с кулак. Я рассудил, что лучше мне не связываться с ними, чтобы не было хуже, а то мне бы еще и ребра поломали. Меркуцио хранил молчание, только стонал и охал, до тех пор, пока мы не свернули за угол, а там он с силой оттолкнул меня.

– Ты побил меня! – сказал он, точнее, проныл, как обиженный ребенок.