Она сидела на кушетке прямо, дожидаясь рассвета. Конечно, она научится тому, чему он должен ее научить, чтобы она смогла вернуться в свою страну… но все надежды на что-то еще между ними погибли. Может, ее сестра родит наследника для трона.
Ария не плакала, и сдержать свои слезы было теперь тяжелее, чем тогда, когда она сломала себе руку.
Джей-Ти просыпался медленно. Рот пересох, глаза слипались и болела спина. Он потянулся и снял ремень. На нем все еще была форма, рубашка выбилась из брюк.
Даже не глядя, он знал, что принцессы нет рядом. Конечно, она в гостиной, где ж ей быть еще? Наверное, дуется, подумал он с гримасой. Наверно, ненавидит его даже еще больше, потому что он не сделал с ней то, что, как она думала, он сделает с ней.
Он на минутку закрыл глаза и стал думать о происшедших событиях. Она была просто несносной с того дня, как он спас ее — требовательной, обременительной, властной и нетерпимой, всегда хотела от него еще большего — неважно, сколько он давал ей, она все равно ожидала большего. Он дал ей несметную сумму денег — его денег, которые он откладывал на новую лодку, и она никогда не утруждала себя сказать даже «спасибо».
Никогда еще в жизни он не был так рад от кого-либо отделаться, как в тот момент, когда запихнул ее в поезд и отправил в Вашингтон. Он искренне надеялся, что больше ее не увидит.
Он недолго пребывал в таком приятном заблуждении. Несколькими днями спустя по распоряжению президента он был «приглашен» в федеральный округ Колумбия. В сущности, они просто приставили к его голове пистолет, чтобы подкрепить их «приглашение».
Никто не говорил ему, чего от него хотят, но он понял, что это было как-то связано с его Августейшей Обузой. И он снова без конца проклинал себя, что связался с этой женщиной.
Почти сразу же, как самолет приземлился, они начали обрабатывать его. Они хотели, чтобы он женился на этой стерве. Поначалу он просто смеялся над ними, но долго смеяться ему не пришлось. Они не давали ему есть, пить и спать. Они давили на него час за часом, задевая все больные места, какие только могли обнаружить. Они говорили о том, как он предает свою страну, как он пятнает честь своей семьи. Они говорили, что разжалуют его с позором и отошлют домой — жить в позоре. Они подослали женщину уговорить его. Она вертелась вокруг него, говоря, что женитьба — временная и что Америка отчаянно нуждается в нем.
Наконец — ох как нескоро наконец — он согласился, потому что понял: они говорят правду. Америка нуждается в ком-то, кто поможет принцессе, а запасы полезных ископаемых ее страны и стратегическое расположение Ланконии были очень важны для исхода войны.
Он был совершенно истощен эмоционально и физически, когда вошел в комнату заседаний, где его ждали несколько крупных шишек — армейских и флотских. Кто-то пожалел его и дал ему стул, и он немедленно повесил голову и уже почти спал, когда был разбужен принцессой, отдававшей ему приказы, словно он был ее лакеем.
С каким бы удовольствием он свернул ее маленькую шею! Ему пришлось согласиться помочь ей вернуть свою страну — это было нужно ей, а она еще имела наглость и цинизм унижать его.
Всю короткую церемонию она стояла как мученик, готовящийся к принесению себя в жертву. Джей-Ти видел, как остальные бросали на него враждебные взгляды, словно он делал нечто ужасное этой милой женщине. «Милой… ха!» — так и подмывало его проорать им в их кислые рожи. Он и так уже спас ей жизнь, истратил на нее деньги, получая при этом в ответ одни только хамские реплики, но это его они считают злодеем!
Даже военнослужащие из женской вспомогательной службы смотрели на него враждебно, и это бесило его. У него никогда не было проблем с женщинами. Дома его семья была самой богатой в городе, он и его братья не были образинами. И он легко общался с девицами. До этого момента все было чудесно. Но с тех пор, как он узнал эту принцессу, похоже, каждая женщина смотрела на него так, словно он был воплощением дьявола. Насколько он знал, он не сделал ничего плохого. Он спас ее от смерти и даже согласился жениться на ней — и что же? Все ведут себя так, словно он сделал что-то омерзительное.
После церемонии он хотел только спать. Было сущим наказанием везти принцессу назад в отель. Она не вела его и отказывалась идти за ним. Каждые две минуты он должен был оглядываться, чтобы убедиться, что она все еще с ним, а ее обычно не было, и тогда ему приходилось возвращаться и выуживать ее. Он едва добрался до кровати, прежде чем заснул мертвецким сном.
Когда зазвонил телефон и какой-то человек сказал, что ее задержали за кражу в магазине, это казалось уже просто последней каплей дерьма этой проклятой недели. Так нет! Он еле дотащился до полицейского участка — и увидел ее заносчивый взгляд; словно она ожидала, что кто-то должен прийти и вытащить ее оттуда.
Конечно, она не произнесла ни слова благодарности за то, что он снова спас ее. Она сидела и смотрела, словно дожидаясь, что перед ней расстелят красную ковровую дорожку.
В отеле он почти извинялся перед ней. Он старался объяснить ей, как он устал, как голоден, но как об стенку горох. Наверно, ее сделали из мрамора. Ее идеально правильное маленькое лицо застыло в холодной идеально скроенной маленькой маске.
Он заказал обед, а потом должен был еще и показывать, как работают водопроводные краны. Он решил сразу положить конец ее прихотям, пока она не успела превратить его в горничную.
Он был рад избавиться от нее, когда услышал стук в дверь. Она сидела в ванной все время, пока он ел. Он испытывал легкие угрызения совести оттого, что съел все четыре обеда, и собирался предложить ей заказать себе еще еды, но кровать, казалось, звала его. Он заснул быстрее, чем она вылезла из ванной.
Кто-то орал «Готова!» ему в ухо. Он внезапно проснулся, резко сел и решил, что это еще один пожар в отсеке боеприпасов. Прошло несколько секунд, пока он понял, где находится.
Принцесса лежала рядом с ним, натянув на себя какой-то навороченный розовый балахон; ее кулаки крепко сжаты, а ноги прямо выпрямлены, все ее тело было таким жестким, словно она была из стали. Ему понадобилось еще несколько секунд, чтобы понять — она ждет, что он воспользуется ею. Он никогда еще не видел такой нежеланной женщины, как эта холодная бесчувственная кукла.
Он не знал, смеяться ему или беситься. Он рассвирепел от мысли, что она, похоже, преспокойно низвела его до роли самца, который не сможет сдержать себя при виде красивой женщины в своей постели, да еще и в оголенной донельзя, тонкой, как паутинка, ночной рубашке, обтягивающей и подчеркивающей каждый изгиб ее аппетитных форм.
Он помнил, что чертыхался на нее.
Выражение ее лица не изменилось — разве может быть подвижным мрамор? Она встала с кровати и ушла из комнаты.
Мгновенно он почувствовал себя виноватым, словно это он сделал что-то плохое. Он лег на живот и треснул кулаком по подушке. Если бы она могла просто улыбнуться ему, просто показать, что может быть живой. Если бы она была живой — вот в чем все дело. Он не смог сразу снова уснуть.
А теперь он смотрел на часы и знал, что пора вставать. Может, ему все это приснилось? Может, он вовсе не женат на надутой принцессе? Может, он просто лейтенант Монтгомери, а не Враг Общества Номер Один?
На следующее утро в девять часов Ария смотрела, как лейтенант Монтгомери выходит из спальни. На нем по-прежнему была мятая форма, а подбородок был уже совсем черным из-за щетины. Он был похож на пирата.
— Значит, это не сон, — пробормотал он, глядя на нее все еще сонными полуоткрытыми глазами. — Я подумал, может, мне все это приснилось.
Она встала с кушетки, не давая ему заметить свою напряженность.
— Насчет этой ночи… — начал он. Она пошла мимо него к ванной.
Он поймал ее руку и развернул к себе, чтобы взглянуть на нее.
— Наверно, этой ночью я был слегка резковат. Эти придурки держали меня без сна много часов, а когда я наконец заснул, меня разбудил звонок, что вы — в участке.
Она смотрела на него холодным взглядом.
— Это — то, что вы украли? — спросил он тихим голосом; одна рука его поднялась, чтобы коснуться ее плеча. — Очень миленькая.
— Это… насколько я помню, вы называете глупыми кружавчиками.
Она пошла прочь от него, но он поймал длинную, волочащуюся юбку ее пеньюара.
— Я пытаюсь сказать вам, что прошу прощения за эту ночь. Вы могли быть хоть Ритой Хэйворт, и я все равно бы не прикоснулся к вам. Я не хотел ранить ваши чувства.