— Этот брак считал полезным для страны епископ Льежа, — пояснила баронесса. — Но гентские горожане решили выдать Марию за герцога Гельдернского, жестокого человека, имевшего не то двух, не то трех жен, чуть не уморившего своего отца в тюрьме за то, что тот слишком долго был герцогом, не давая наследнику подняться, но в целом, по мнению горожан, — блестящим кавалером, очень подходящим для юной герцогини. А у короля Франции было секретное письмо, написанное от имени Марии Бургундской тремя лицами: самой Марией, ее мачехой и господином де Равенштайном. В котором она давала согласие на брак с дофином и просила короля все дела с ней вести через ее близких лиц.
— Четыре возможных брака? — уточнил дотошный пират.
— Да. Наш король, разумеется, пользуясь положением, тут же вторгся на земли Бургундии и начал завоевывать там города. Гентские горожане важно отправили к нему посольство, чтобы договориться о мире. Королю этот мир был не нужен, он и так уже подгреб себе все, что наметил. А вот раздуть свару при бургундском дворе — для него было самым большим подарком. И тут прибыли послы и объявили, что они представляют совет Гента и герцогиню Бургундскую. Наш добрый король очень удивился и сказал, что они врут — герцогиня Бургундская рекомендовала ему иметь дело совершенно с другими лицами.
— А зачем, зачем? — с удовольствием взмолился рыжий пират.
— Да как «зачем», милый вы мой? — возмутилась баронесса. — Сделать такое заявление — это все равно, что на пожаре плеснуть в огонь ведро масла вместо воды. Чего наш король и добивался. Горожане считали себя равными благородным людям, думали, что они вот так запросто будут вести переговоры с королями — а тут их так одернули. Он прилюдно унизил этих гордых бюргеров, а когда они потребовали подтверждений словам герцогини, взял и спокойненько отдал им письмо.
— Вот так взял и отдал? — уже искренне не поверил рыжий пират. — Секретное письмо? Я как-то всегда думал, что подобного рода переписка секретна, так сказать, с обеих сторон?
— Королям все можно, — утешила его баронесса. — Во всяком случае, Людовик именно так считал. Разъяренные горожане Гента вернулись домой несолоно хлебавши и собрали совет штатов. На котором присутствовала и герцогиня. Для начала они публично напомнили о данном им поручении — говорить от имени совета штатов, мнения которого придерживается и герцогиня. Это было правдой, ведь Мария Бургундская была у них почти заложницей. Потом они рассказали, что король им не поверил, ссылаясь на письмо. Наивная юная Мария, как и вы, думала, что письмо секретное, поэтому стала отрицать его наличие.
— Я бы тоже отпирался, — признался рыжий пират.
— И как только эти слова прозвучали — что она никаких писем не писала, — почтенный бюргер достал из-за пазухи «несуществующее» письмо и громко, публично его зачитал. И вручил герцогине. Почти что бросил в лицо. После оглашения письма герцог Клевский, например, узнал, что господин д’Эмберкур только на словах обещал руку герцогини его сыну, а сам активно вел переговоры с королем. Мария Бургундская была прилюдно уличена во лжи, унижена и опозорена. А для нее это было большим ударом, потому что только наш добрый король мог совершенно спокойно сносить плевки в лицо. Гентские горожане тут же схватили и канцлера, и господина д’Эмберкура, за которого теперь некому было вступиться, раз герцог Клевский узнал правду. Мачеху Марии выслали вон из города, де Равенштайна тоже, а этих двоих бросили в темницу и после краткого суда повели на эшафот.
Баронесса сделала значительную паузу, отпила еще вина.
Потом с удовольствием продолжила:
— Мария Бургундская, в траурных одеждах, металась по городу Генту, с рыданиями умоляя горожан пощадить ее верных слуг. Но напрасно — их торжественно казнили на городской площади. А ее горожане решили выдать замуж за герцога Адольфа Гельдернского, как я уже говорила. К счастью, он погиб при осаде Турне. Мачеха Марии, сестра английского короля Эдуарда, начала склонять ее к браку с Энтони Вудвилем, графом Риверсом, братом английской королевы. Но в это время наш добрый король, говорят, как раз пригласил английского короля разделить земли сиротки по-братски — тому Фландрию, а себе все остальное. В общем, ее рвали на части. А ведь не опозорь ее король с этим злополучным письмом, Мария Бургундская вполне могла бы выйти замуж если не за дофина, то за какого-нибудь французского принца в расцвете сил — да хоть за того же господина д’Ангулема. Но девушка возненавидела все, что связано с Францией.
Жанна уже давно не спала, слушая резкий голос баронессы. Ей было невыносимо грустно слышать эту историю, зная ее конец. К тому же на ее глазах происходило все то же самое, только с герцогиней Анной — и от этого веселее не становилось. Разве что никто не додумался ее прилюдно унизить, как Марию, швырнув в лицо секретную переписку. И то, наверное, только потому, что теперь все завидные невесты Европы раз и навсегда отучились писать секретные письма французскому двору.
А баронесса, не ведая о страданиях Жанны, продолжала:
— Герцог Клевский, допущенный гентскими горожанами к герцогине, начал интриговать в пользу своего сына, стараясь не допустить к Марии послов от других государей, и в первую очередь, конечно же, от императора. Но герцогиня Бургундская прекрасно знала его сыночка, воспитанного при бургундском дворе, и замуж за него совсем не хотела. Но тут и герцог Клевский, и гентские бюргеры сами себя наказали. Ведь они сами выслали Маргариту, мачеху Марии, чтобы она не влияла на падчерицу. Герцог Клевский от имени Марии Бургундской рассылал разные послания, чтобы поссорить ее с возможными женихами, а Маргарита Йоркская предупредила послов императора, чтобы они ничему не верили, твердо ехали прямо в Гент и требовали аудиенции непосредственно у юной герцогини. Те так и сделали. Прибыли в город и потребовали встречи. Собрался перепуганный совет штатов, который вместе с герцогом Клевским решил, что герцогиня Бургундская примет послов императора, чтобы они могли сообщить о цели своего приезда. А затем госпожа герцогиня скажет, что должна посоветоваться с уважаемыми людьми и даст ответ позже. Герцог Клевский напишет его на бумажке. Безмозглые глупцы!
Баронесса перевела дыхание и продолжила:
— Послы императора предстали перед герцогиней Бургундской и напомнили всем присутствующим о данном ею обещании выйти замуж за сына императора. И попросили сообщить, писала ли она это письмо (представляете, какая смешная ситуация, ведь совсем недавно ее спрашивали ровно об этом же!). И если писала, то выполнит ли она данное в нем обещание. И предъявили письмо. И алмаз. И вот тут Мария Бургундская, получившая уже все уроки хорошего тона от царствующих особ, мило улыбаясь, публично заявила, что да, именно она, по своей доброй воле написала это письмо и с огромной радостью отдаст свою руку, сердце и земли Максимилиану Австрийскому, как тот алмаз, что был ею послан как залог ее нежных чувств. Чем и поставила точку в истории своего сватовства. Боже, как кудахтал герцог Клевский, когда обрадованные послы удалились! Обвинял ее бог знает в чем, в том, что она поступила дурно, не так, как подобает даме и герцогине. Но эти заявления надо было делать раньше, до того, как французский король поступил хорошо, выдав письмо дамы горожанам. Потому что юная герцогиня решительно ему возразила, что дурно поступает тот, кто нарушает свои обещания и не признает своих писем, как ей недавно очень ясно разъяснили на городском эшафоте, несмотря на все ее мольбы. Поэтому она решила поступить хорошо, в соответствии с волей покойного батюшки и своими обещаниями. И все знают, что она очень любила своего мужа, а он очень любил ее, и до сих пор ее любит, хотя смерть и унесла ее совсем молодой… Но если бы она была жива, то никогда бы не согласилась на брак своей дочери с французским дофином!
Жанна уже давно тихо плакала и лишь повторяла себе, что Мария все равно была счастлива те несколько лет, когда они с Максимилианом были вместе, как не были счастливы многие, что прожили длинную жизнь бок о бок с постылым супругом. И душа ее на небесах, где нет горя. И она продолжилась в детях. И все равно невыносимо все это слышать.
А рыжий пират задумчиво спросил:
— Почему же Максимилиан Австрийский согласился на брак дочери с дофином?
— А он не соглашался, — заявила баронесса. — Он-то как раз тоже был против, но те же гентцы после смерти герцогини практически конфисковали ее детей и, сговорившись с нашим королем, самостоятельно приняли решение выдать ее за дофина. Отец пытался отбить собственного ребенка, когда кортеж с трехлетней Маргаритой направился во Францию, но сил у него было меньше, чем у городов, и он потерпел неудачу. Теперь ему вернут дочь, десять лет спустя. Будет ли Австрийский дом любить после этого дом Французский, какие бы выгоды не предлагал союз двух государств, не знаю, не знаю…