— Распутство, я же говорю, — утвердилась в своем мнении добродетельная баронесса.

— Я думаю, что хороший сон — это тоже наслаждение, — философски заметил рыжий пират. — Герцог и герцогиня де Бурбон тоже уедут завтра. После того, как госпожа Фатима утрясет некоторые дела.

— А какие у нее могут быть дела, кроме варварских утех? — удивилась баронесса.

— У нее теперь много обязанностей, — с удовольствием сказал рыжий пират. — При ее нынешнем высоком положении надо о многом позаботиться.

— Ну конечно, она же у нас теперь Изабелла, — горько сказала баронесса. — Какое примечательное прибавление в ряду Изабелл: Арагонская, Португальская, и вот, пожалуйста, Азиатская. Позор просто.

— Африканская, — поправила ее Жаккетта. — Она в Северной Африке жила.

— Еще краше!

Масрур что-то сказал по-арабски.

Жаккетта уловила в потоке слов «Бибигюль». И подумала, что Масрур так обозвал баронессу.

— Масрур восхищен тонким умом госпожи де Шатонуар, — сказал по-французски рыжий пират. — Он не все понимает, но даже то, что улавливает, заставило его преисполниться глубочайшего уважения.

Как ни странно, но эта грубая, беспардонная лесть сработала: баронесса де Шатонуар смущенно улыбнулась.

— Пустяки, — кокетливо сказала она. — Сущие пустяки!

— Нет, не пустяки! — горячо возразил рыжий пират. — А истинное положение вещей. Давайте выпьем за то, что мы все — люди далеко не заурядные — собрались здесь, в замке Ланже. Ведь уже завтра у каждого будет своя дорога.

— Как это верно, — растрогалась баронесса. — Давайте!

Зазвенели серебряные кубки виконта.

Еще много хороших слов было сказано.

И в замке Ланже всю ночь светились окна.

Глава X

Утром с замком произошли разительные перемены. Он пустел на глазах.

Не успели король с королевой и чета де Боже выехать за пределы Ланже, как служители начали скатывать турские, фландрские и баррагандские ковры, снимать парчовые шторы и драгоценные шелковые шпалеры, которые исчезали, словно осенние листья, сметенные ветром, обнажая голые каменные стены. В чем-то баронесса де Шатонуар была права: замок менялся на глазах.

Волчье Солнышко благополучно проспал отъезд своих королевских родственников и встал только к обеду. К этому времени госпожа Фатима успела нанять крепкую личную охрану, сделать все распоряжения по отъезду и приобрести модный европейский чепчик.

Баронесса де Шатонуар уехала, держась в фарватере семейства де Боже. Ночь у нее выдалась бессонная, поэтому она тихо дремала, покачиваясь в такт движению.

А задержись баронесса хоть на полчаса — и она бы собственными глазами увидела, как горячо прощалась с друзьями принцесса Изабелла де Бурбон.

Но, может быть, даже хорошо, что госпожа де Шатонуар всего этого не видела и лишний раз не расстроилась.

Экипаж Жанны выехал в числе последних, покинувших Ланже. Теперь места в нем хватало всем, возвращающимся в Ренн.

Забинтованного, закутанного Жерара постарались устроить как можно удобнее.

Спустившись в город, Жанна с Жаккеттой ненадолго оставили мужчин в экипаже, а сами накупили в лавочках вкусных подарков для обитателей Аквитанского отеля. Тем более что с отъездом короля и цены упали.

Они поехали старой дорогой, соединяющей Турень и Бретань.

Лошади тоже как будто чувствовали, что это дорога домой, и неслись, словно на крыльях. Ришар на козлах страстно желал наконец-то увидеть их в конюшне, экипаж в каретном сарае, а себя в своей каморке, в теплой, чистой постели с ласковой Аньес, рядом с корзинкой, где посапывает их малыш. За пазухой Ришар тоже припрятал подарки: жене — зеркальце и новую красивую цепочку, а сыну — веселую расписную погремушку.

Перед отбытием в Шатолу госпожа Фатима с Масруром успели сделать целый кувшин целебного отвара — чтобы Жерару хватило на всю дорогу.

Жаккетта улыбалась, вспоминая горячее прощание с ними.

Госпожа Фатима успела дать последние советы. Рассказала и как прошла первая брачная ночь:

— Мы нэмножко поиграли в «лев охотится вдоль и попэрек». Очень вэсело! Только лев устал, стал как домашний кот. Бибигюль, я думаю, лопнет от зависти!

Рыжий пират обнимал теплую Жаккетту и думал, что жизнь — штука интересная.

У королей и вельмож она блестящая, но частенько короткая.

А вот многие неприметные люди, что им служат, занимаются своим делом долгие года, сменяя одного правителя за другим.

Господин де Дезе, портной, шил еще Карлу Седьмому, деду нынешнего короля. И на службе у трех королей показал себя чрезвычайно дельным человеком. Сегодня он портной — а завтра, глядишь, станет казначеем. Ему нужны ткани — итальянские, греческие, египетские, сирийские. Он очень обрадовался, что есть человек, располагающий возможностями их доставать.

Господин де Галан, королевский ювелир — очень заинтересован в восточном золоте, у него масса заказов и масса клиентов, нужны материалы.

А господин Лефевр, королевский шпалерный мастер, чуть ли не со слезами на глазах рассказывал, как ему требуются баррагандские ковры, натуральный, хорошо прокрашенный шелк, анатолийская шерсть и многое, многое другое.

Сколько полезных знакомств, сколько грядущих торговых операций. Они обеспечат их с Жаккеттой. И позволят вести такую жизнь, которая нравится. И все — благодаря виконту и госпоже Фатиме.

А Жанна думала, как отличается эта дорога в Аквитанский отель от предыдущей. Война закончилась. В воздухе носится предчувствие Рождества, оно в ароматном дымке из очагов, где хозяйки пекут впрок к праздникам, в чистом звоне колоколов, плывущем в холодном воздухе.

И так хочется побыстрее домой.

Замок Ланже — два крыла, серые каменные стены, сланцевые крыши, кирпичные трубы, дозорный пояс — остался на уступе, там, где Луара и Румер.

А они едут на запад, за солнцем вслед.

В сундуке лежит платье из королевского бархата, по-прежнему испачканное кровью Жерара. И Жанна, прижимаясь к Жерару, решила, что не станет его отстирывать, пусть оно останется на память таким, какое есть. Ведь все равно носить королевский бархат с золотыми лилиями могут только король и королева. А она закажет себе другое, не менее роскошное платье!

Портной, господин де Дезе, сказал, что к нему можно обращаться по поводу тканей и нарядов, он работает с самыми лучшими мастерскими. И можно заказать бархат глубокого синего цвета, который тоже идет к ее глазам, и расшить этот бархат, например, золотыми пчелками или бабочками — надо еще подумать чем. Чтобы Жерар не мог глаз отвести…

А Жерар до сих пор не мог поверить, что все закончилось и он — честный человек, настоящий рыцарь. И скажи ему теперь король кинуться с одним мечом на целую толпу вооруженных, бросился бы не задумываясь.

Но если уж выбирать красоту, то Жанна больше всего восхищает его не в королевского бархата платьях, а в тонкой белой рубашке, единственным украшением которой — нежное золото ее волос. Ведь когда он видит ее такой — земля остается где-то глубоко внизу, потому что сердце, и он вместе с сердцем, взмывает ввысь, в небеса, где небо и солнце.

* * *

Когда они добрались до Ренна, похолодало совсем по-зимнему. Да и темнело теперь тоже чуть ли не сразу после обеда.

Яркие тихие звезды сияли над головой, когда они по улочкам Ренна ехали к Аквитанскому отелю, ехали домой.

И была суета с открыванием ворот, снятием многочисленных запоров.

Раскрасневшаяся Аньес вынесла тепло закутанного малыша, и Ришар, промерзший на козлах, прижался к нему, словно хотел отогреться за всю дорогу.

Как победный стяг взвился дым над трубою кухонного очага, куда срочно подкинули огромную охапку дров, чтобы путешественники могли согреться у огня, чтобы еда побыстрей была готова.

И никто — ни Жанна, ни Жерар, ни Жаккетта, ни рыжий пират, — никто не пошел в парадные комнаты, все дружно устремились на просторную кухню, чтобы там, скинув теплые верхние одежды, устроиться за огромным столом. И, чувствуя жар очага, поворачиваясь к нему то одним, то другим боком, начать подкрепляться после долгого пути, рассказывая о своем путешествии, перебивая друг друга, где-то приукрашивая, где-то недоговаривая.