Юлия Галанина - Принцесса лилий

Потом мавзолей стал крепостью, где спасались уже не от внешних врагов, а от внутренних усобиц.

Побывал он и в роли тюрьмы, и в роли плахи.

Все это время мавзолей Адриана смотрел на породивший его Город с изрядной долей цинизма. Со дня возведения произошло много событий. Сменилось имя, сменилось назначение…

Чем он только не был, осталось сыграть лишь роль общественной бани. Тут поневоле станешь циником, перепробовав столько ремесел.

Мог ли представить Публий Элий Адриан, возводя за городом усыпальницу для себя и своих близких, что так все повернется? Для места упокоения мавзолей вел уж слишком оживленную жизнь.

Из всех невечных вещей быстрее всего уходят в Лету как раз те, что имеют претензию на вечность…

Люди, возводившие его стены, тщеславно возносили на парапеты статуи в назидание потомкам. Потомки назидания не поняли и безмятежно скидывали статуи на головы врагов.

— А вот этот мост был построен вместе с замком! — Баронесса утвердилась на мосту Святого Ангела. — Но тридцать девять лет назад он обрушился — такие толпы паломников сновали по нему туда-сюда. Что поделать, юбилейный год. После того как под напором толпы лавчонки по краям моста рухнули вместе с перилами, решили больше ничего на нем не городить и не украшать. Видишь, только статуи Петра и Павла стоят. Поехали, дорогая, не будем здесь задерживаться, незачем совершенно.

Экипаж поехал по относительно широкой и чистой улице.

Стоящие по обе ее стороны дома отличались красотой и добротностью и вполне могли претендовать на звание дворцов.

— Это улица Джулия. Здесь любят селиться флорентийцы, большая часть домов принадлежит им, — пояснила баронесса. — Они считают свою Флоренцию центром вселенной, а Рим, по их мнению, слишком тесен и грязен.

— Ой, а это место я знаю. Это же площадь Цветущее Поле! — удивилась Жанна. — Вон в той гостинице, около проулка дель Гротте, мы и жили, пока какой-то негодяй не попытался нас обокрасть.

— Да-да, милочка! — подтвердила баронесса. — И надо сказать, что новый дворец Канцелярии здесь просто на расстоянии шага, гораздо ближе, чем от квартиры протонотария. Так что еще неизвестно, какие удобства вы приобрели, перебравшись туда. В этом районе имеют дома дамы известного поведения, но высокого полета. А уж они нос по ветру держат! Район очень неплохой. Видишь вон ту гостиницу?

Жанна кивнула.

— Ее владелица — донна Ваноцца Катанеи. Помнишь, я тебе говорила? О-очень известная дама. От кардинала Борджиа у нее четверо прелестных ребятишек, и Его Преосвященство очень заботится о своих чадах. Я тоже подумываю, не приобрести ли мне гостиницу на бойкой улице. Это куда выгоднее, чем хилые доходы с наших земель. Многие благородные синьоры владеют в Риме подобными заведениями, и деньги рекой текут к ним.

— Ну что же! — заметила Жанна. — Помните пьесу, что давали актеры в нашем замке? Если уж принцесса, прекрасная Родамна, легко стала хозяйкой гостиницы, то нам об этом подумать тоже не грех.

— Ах, моя девочка, как ты меня понимаешь! — растрогалась баронесса. — Но что в этой площади нехорошего, так то, что тут слишком часто горят костры с еретиками и свистит топор по шеям преступников. Я бы не стала жить рядом с таким местом — время от времени на это зрелище можно посмотреть, но когда казнят слишком часто, это приедается. И кроме того, от толпы зевак всегда остается столько мусора!

Экипаж двигался дальше. Они ехали по узким улочкам.

— Посмотри, дорогая, по сторонам, — сказала мадам Беатриса.

Жанна посмотрела и направо, и налево, но кроме теснящихся друг к другу узких домиков и откровенных каморок ничего достойного внимания не увидела.

— Улица Темных Лавок, — пояснила баронесса. — Видишь, эти лавчонки настолько малы, что окон у них практически нет. Весь свет идет через открытую дверь. А в таких каморочках, римляне зовут их пеналами, принимают клиентов девицы. Сейчас мы объедем еврейское гетто, заезжать туда не стоит, и я покажу тебе рыбный рынок.

Скоро действительно стал слышен шум рынка. Запахло рыбой.

— Эти хитрецы неплохо устроились… — заметила баронесса. — Ловят рыбу в Тибре и тут же продают ее на лотках. Здесь можно купить отличных щук на паштет. А видишь в стене церкви камень с изображением рыбы и делениями? Каждую выловленную рыбку прикладывают к нему. Если рыба мала, ее должны отпустить обратно. А если так крупна, что выходит за мерки, то ее голова отправляется в уху господам консерваторам на Капитолии. Ты не хочешь перекусить? Здесь есть довольно приличное заведение, где кормят рыбными блюдами.

Экипаж остановился у «приличного заведения», и дамы отправились пробовать его кухню.

— Я вот размышляю, куда же тебя еще свозить… — задумчиво сказала баронесса, расправившись с нежнейшими рыбными котлетками под миндальным соусом. — Хочешь посмотреть храм Санта-Мария-ин-Трастевере? Он стоит на месте, где забил источник благовонного масла. И как я подозреваю, построен как раз на доходы от продажи оного. Там рядышком есть церковь Сан-Каллисто, она знаменита колодцем, куда сбросили папу Каллиста… Или поедем на площадь Святого Франциска Ассизского?

Жанне было абсолютно все равно.

— Я уважаю младших братьев[7], — сказала она. — Поехали на площадь.

К этому моменту Жанна поняла, что переполнилась римскими достопримечательностями до ушей и ничего не хочет, кроме как очутиться в уютной постели, свернуться клубочком и поспать.

Через некоторое время они добрались до площади Святого Франциска.

Центр ее венчала античная колонна с крестом наверху.

— Видишь церквушку? — Баронесса показала на скромную церковь. — Это храм Сан-Франческо-а-Рипа, его построили сразу же после того, как Франциск был канонизирован. Именно здесь он останавливался, когда был в Риме. Он, конечно, был необычайной святости человек, один камень вместо подушки чего стоил! Но как подумаешь, что он имел и мог иметь и на что променял… Святой человек!

Жанна так и не поняла, что хотела сказать баронесса. Но ей почему-то показалось, что мадам де Шатонуар совсем не одобрила поступок молодого наследника богатого купца из Ареццо, променявшего обеспеченную жизнь на отшельничество, нищету и странствия по свету босиком.

Экипаж покинул площадь Святого Франциска.

— Видишь то здание с мозаикой? Где по бокам Спасителя белый и черный рабы? — спросила баронесса. — Это госпиталь тринитариев. В плену ты не пыталась связаться с ними? Ведь они как раз занимаются освобождением христиан из мусульманского плена.

— У меня была одна возможность… — неохотно сказала Жанна. — Но не было доверия к человеку, который предложил отнести им письмо. Да и выкуп за меня запросили бы ой-ой-ой! Ведь там я считалась французской принцессой.

— Вообще-то ты прекрасно справилась и без тринитариев, — заметила баронесса. — Давай я покажу тебе еще одну церквушку, и мы поедем домой — эти рыбные блюда только раздразнили меня.

Экипаж остановился около подножия холма. Ради последней достопримечательности дамы вышли на свежий воздух.

— Этот холм зовется Целий. Видишь те крутые ступеньки и храм, к которому они ведут? Это церковь Сан-Грегорио-Маньо. Еще один чудак. Когда его избрали на папский престол, он сбежал ото всех и спрятался в лесной пещере. А зачем, спрашивается? Ведь все равно нашли! И пришлось ему, как миленькому, принять тиару. Против судьбы не уйдешь!

Этими словами баронесса завершила свой обзор римских достопримечательностей и повезла вздохнувшую с облегчением Жанну обратно.

Наревевшаяся, наглядевшаяся и, наконец, наевшаяся рыбы Жанна тихо дремала в экипаже, даже не чувствуя тряски.

Жанна прочно попала в водоворот, как обычно бурлящий вокруг баронессы де Шатонуар.

Мадам Беатриса не могла жить, не участвуя в заговорах и комплотах, лигах и коалициях.

Спокойная жизнь была не ее уделом, и Рим энергичная баронесса презрительно обзывала болотом. (Хотя бы потому, что в силу недостаточно долгого пребывания здесь баронесса не была вхожа в высшие круги и в местных интригах не участвовала.) Хотя Жанна и не сомневалась, что мадам Беатриса методично и неотступно штурмует гостиные и залы римской знати.