Она проигнорировала его иронический тон.

— Возможно ли, чтобы мы поговорили несколько минут с глазу на глаз?

— Проходите. А ты, Даниэль, иди в свою комнату!

Люси вздрогнула от грубого тона, которым доктор Томас разговаривал с сыном.

— Я тебе скоро верну папу. Я всего на несколько минут, — произнесла Люси и улыбнулась малышу. Он улыбнулся ей в ответ. «Какой славный мальчик», — подумала она и не могла не вспомнить о ребенке, которого ждала Джоанна от этого типа.

— Ты к нам придешь снова, Люси? Я покажу тебе свой домик для кукол.

Бертрам Томас закатил глаза.

— Тебе не стоит рассказывать, что ты играешь в куклы!

— Я не с куклами играю. Я строю для них дом! — упрямо ответил мальчик.

— Ну-ка, марш в свою комнату, — приказал доктор.

Люси пришлось сдержаться, чтобы не вмешаться в ситуацию. Ей очень хотелось забрать ребенка с собой. Но, казалось, грозный тон отца нисколько не испугал мальчика. Вместо того чтобы уйти, он, понурив голову, вежливо произнес:

— До свидания! — И взбежал по лестнице.

Люси вздрогнула, подумав, что этот человек мог бы когда-нибудь воспитывать ее внуков.

— Пойдемте. Поговорим в гостиной!

Люси покачала головой.

— Нет, у меня срочное дело.

— Такое же безрадостное, как во время нашего последнего разговора?

— Еще безрадостнее!

— Тогда вываливайте! — Бертрам Томас скрестил руки на груди.

— Я думаю, вы знаете, в каком положении моя дочь? — Люси понизила голос, опасаясь, что маленький Даниэль может что-нибудь услышать. Сердце Люси колотилось. Теперь настала пора взглянуть, как он на это отреагирует и определить, есть ли беременность на самом деле или это все вранье и слухи.

Лицо доктора окаменело.

«В яблочко», — подумала Люси.

— И что вы хотите этим сказать? Что я должен жениться на вашей дочери? Вы ведь должны признать, что я не могу выполнить это желание, даже если бы захотел, — ухмыльнувшись, ответил он.

Бертрам Томас вел себя очень надменно и самоуверенно, так что Люси едва могла его терпеть. Ей пришлось крепко держать себя в руках, чтобы не отпустить ему оплеуху. Она хотела ранить его, по крайней мере словами.

— Я знаю, доктор Томас, и это известно всему городу, что ваш брак держится на плаву благодаря вашему тестю. И что тесть помогает вам не только советом, но и деньгами.

Люси не сводила с Томаса глаз и наблюдала, как на его шее начинают проступать красные пятна.

— Чего вы хотите? Шантажировать меня? Денег? — взревел Бертрам Томас.

— Шантажировать — да, денег — нет! Вы должны пообещать мне, что в будущем даже пальцем больше не коснетесь моей дочери, а перед этим правдоподобно сообщите ей, что отношения разорваны именно по вашей инициативе.

— Это можно устроить.

— Есть еще кое-что. Слушайте внимательно! Вы никогда не откроете ребенку правды, что бы ни случилось! Это будет ребенок Джона Кларка, а Джоанна — его женой, вы меня поняли? Иначе ваш тесть узнает, какой вы на самом деле негодяй. По слухам, с этим человеком шутки плохи.

— Вы… вы… да вы просто…

— Попридержите ваш язык!

— Это все?

Люси ненадолго задумалась, стоит ли ему сообщать, что Джоанна была в больнице и что случилось в этот день, но передумала. Его это не касалось!

— Если вы не отнесетесь к моим словам серьезно, вам придется дорого заплатить. Я готова на все ради счастья своего внука!

Люси развернулась и вышла из дома. Снаружи она несколько раз глубоко вдохнула. Правильно она поступила или нет, Люси сейчас не могла сказать. Она знала лишь одно: иначе сделать было нельзя.


Веллингтон, август 1933 года

С каждым днем, который проживала Ева в Веллингтоне, ее новый дом становился все уютнее. Решение покинуть Нейпир вместе с Люси пришло внезапно после похорон Харакеке. Она оказала последнюю честь сестре, похоронив ее на священном месте по традициям маори. Стелла захотела остаться в Мини, а дом на Камерон-роуд Люси оставила Беренике. Впрочем, учитывая ходатайство Евы и помня о последних словах Харакеке, Люси переписала дом неофициально, оставшись единственной его владелицей. Ева ужасно разругалась с Гансом, который неожиданно спрятался за спину жены, и доверительные родственные отношения остались в прошлом. Это также была одна из причин, по которой Ева стремилась покинуть Нейпир как можно скорее.

Впрочем, Еву удивила готовность Люси немедленно уехать из Мини. Она пообещала выделить бабушке две комнаты в доме в Веллингтоне, как только он будет обустроен. Девушка догадывалась, почему Люси согласилась на ее предложение: ее тяжело ранила не только смерть Харакеке, как она хотела показать; Люси также очень хотела и дальше записывать свою историю жизни. Еве тоже этого очень хотелось. В последние дни пролилось много слез. Зачастую Люси не могла диктовать, и Ева записывала не больше одной страницы в день, потому что воспоминания оказались слишком тяжелыми. Поэтому Еву мучила совесть, ведь в тот вечер ей пришлось оставить пожилую даму одну. Ее пригласили на встречу с новым шефом — мистером Джеффри. Но Ева настояла, чтобы Люси все же пошла на этот ужин.

Ева еще раз осмотрела новое платье в зеркале и решила, что может выходить из дома. Конечно, она очень сожалела, что Даниэля не было рядом, но его загрузили работой в Нейпире. Они созванивались каждый день. Даниэль заверял ее, что сильно скучает. Но у Евы все было немного иначе. Конечно, лучше всего было бы пойти на ужин с ним, но в целом она редко думала о Даниэле. Зато каждую ночь ей снился Адриан. Ей грезилось, будто она уплывает, а он остается за бортом, и Ева больше не сможет его спасти… С тех пор как она узнала историю Томми, этот сон казался ей еще чудовищнее.

— Что с тобой? Ты выглядишь такой потерянной, — спросила Люси, голос которой, казалось, донесся из другого мира. Ева совершенно не слышала, как она подошла.

— Ах, я и сама не знаю! С тех пор как мы перебрались в Веллингтон, мне почти каждую ночь снится Адриан.

— Странно, мне тоже, — задумчиво ответила Люси.

— Но мне снится один и тот же сон, тот самый, про яхту, о котором я тебе рассказывала.

— Мне всякий раз снится другое, но конец всегда похож. Адриан сидит с нами за столом или просто разговаривает с нами, и Харакеке рядом, и тогда я всегда думаю во сне: «Этого не может быть. Он же погиб». И тут же просыпаюсь.

— Наверное, в последнее время мы пережили с тобой слишком много тяжелых событий. Вы с сестрой были очень близки.

Люси взяла Еву за руки.

— Я чертовски по ней скучаю. И если бы у меня не было тебя, дитя мое, я чувствовала бы себя бесконечно одинокой.

— Ах, Люси, я тебя так люблю, как собственную бабушку! — растроганно произнесла Ева.

— Ты права! Слишком много навалилось на нас. И дело не только в смерти Харакеке, но и в воспоминаниях. Каждый день о моей судьбе… — Она внезапно умолкла.

Ева крепко сжала ее руку.

— А ты действительно хочешь отдать записи Беренике, когда они будут готовы?

— Я должна, — простонала Люси. — Кто знает, стала бы эта девочка такой, если бы не семейные тайны!

— Надежда умирает последней, — вздохнула Ева, прежде чем еще раз повернуться перед зеркалом вокруг себя. — Как я выгляжу?

— Очаровательно!

— А я действительно могу оставить тебя одну?

— Дитя мое, я ведь уже взрослая. Не волнуйся, я прогуляюсь пока по Веллингтону. И все-таки я тоскую по Нейпиру. Может быть, мне однажды стоит туда вернуться одной и провести остаток дней в Мини?

— Посмотрим, — дипломатично ответила Ева, потому что ей очень хотелось, чтобы Люси всегда жила в ее доме. И не только потому, что она любила пожилую даму всем сердцем. Люси казалась ей связующим звеном с Адрианом.

— Когда ты приступишь к своей работе в архитектурном бюро, мы наверняка уже покончим с моей историей. Там есть еще одно важное событие, если я правильно помню.

— Я вся в нетерпении, — ответила Ева, и она ничуть не кривила душой. Конечно, ее снедало любопытство и ей хотелось узнать, как и когда в жизни Люси появился тот мужчина, о котором она вскользь упоминала во время разговора.

Немногим позже Ева вышла из дома и направилась в сторону Торнтона. У родителей миссис Джеффри был солидный дом на Хилл-стрит. Туда ее и пригласили. Молодые Джеффри сами выглядели как творческие личности и жили в центре города над своим бюро.