– Аллочка, ну что ты вцепилась? В магазин я...

– Так, я все поняла... – пыхтела красная, как перец, Аллочка, загораживая племяннице выход. – Гутя! Тащи телефон! Я звоню Фомке и сообщаю ему, что его жена – профурсетка! Да! А потому что я сразу поняла, что она к моему Степану сиганула! И еще трубку схватила, когда он мне позвонил! Блоха! Ха-ха-ха-ха... тьфу ты... – Аллочка (по инерции) с разгону исполнила часть арии, но мигом опомнилась и еще злее накинулась на Варьку: – Раздевайся, сиди дома и готовь щи! Устраивай мужу романтический ужин! Нечего скакать по чужим кавалерам!

Как бы Аллочка ни хотела отправиться к Назаровым одна, но вместе с ней двинулись и Гутя с дочерью.

Степан встретил их в большой прихожей.

– Хорошо, что вы быстро, – торопливо проговорил он, не подарив Аллочке ни единого пылкого взора. – Хозяев нет, из прислуги только новенькая, Таня, я не могу дом оставить. А мне срочно нужно с документами в палату ехать. Я уж всем знакомым звонил-звонил, никто не может... хорошо, что вам делать нечего и вы согласились.

И пока Аллочка смущенно дергала подол своего платья, Варька вырвала у нее инициативу:

– Расскажите, Степан, а как давно вы работаете у Назарова шофером?

– Я? Как давно? – растерялся Степан. – Ну... черт его знает... года три, наверное, а что?

– А как вам удалось устроиться на такое место? Вы знали Назарова раньше?

Ничего не понимая, Степан поглядел на гостей и нахмурился. Пока он вспоминал, Аллочка пнула Варьку ногой и вышла на передний план:

– Варька хочет спросить – вы случайно Назарову никаким родственником не являетесь? Ну, может, вы незаконнорожденный ребенок?

– Да вы что?! – выпучил глаза Степан. – С чего это я – его ребенок?! Я его старше на два года!

– Не его ребенок, – заалелась от любви Аллочка. – А ребеночек... его родителей. И вот теперь, когда все умерли...

Аллочка тут же заработала весьма ощутимый пинок от Гути. Та вышла вперед, затолкав сестрицу себе за спину, и тоном доброй матушки проговорила:

– Ступайте, вы можете опоздать. А Аллочку не слушайте, ее в детстве клещ укусил, энцефалитный. Последствия – на всю голову. Ступайте...

Степан испуганно шарахнулся от Аллочки, мотнул головой и поспешил удалиться.

– Если ты еще раз распустишь свой язык! – прошипела Гутя, едва за Степаном закрылись двери. – Кто так ведет допросы?!

– А я уже говорила, что нечего! Нечего моего друга допрашивать! – запальчиво ответила Аллочка. – Мало того, что со мной притащились, так еще эта... Варька, так и лезет ему в рот, так и лезет!

Варька даже не ответила – просто начала подниматься по лестнице.

– Пойдемте, здесь еще, говорят, осталась какая-то горничная.

Горничная находилась в комнате Кирилла Андреевича, меняла постельное белье на его кровати.

– Здравствуйте, вы Таня? – вежливо спросила ее Гутя.

– Ой, – вздрогнула Таня. – А вы кто? Вы те самые Неверовы?

– Да, это мы, – засмущалась Аллочка от такой популярности.

В новенькой горничной она легко узнала хорошенькую девушку, которую впервые встретила у Назаровых, когда пришла к ним после гибели Виолетты.

– Ну и хорошо, – повеселела девушка. – А то Степан уже расстраивался. Говорил, если эти полоумные не согласятся, тогда, мол, тебе, Таня, придется одной весь день здесь торчать. А я боюсь! Вот Степан и вызвал вас, чтобы я не боялась, – девушка потупилась и добавила: – Он вообще так ко мне относится...

Аллочка скривилась:

– А если бы вы знали, как он ко мне относится!

Девушка в изумлении вытаращила свои кукольные глазищи.

– А чего же вы боитесь? – спросила ее Гутя, желая перевести разговор в иное русло. – Тут ведь и охрана, и кнопка тревожная. Чего бояться?

Девушка красиво уложила подушки и на вопрос не ответила. Вместо этого она вдруг обернулась к женщинам и весело предложила:

– Пойдемте в кухню, я вас чаем угощу. Там еще, кажется, конфеты есть, печенье...

Пойти в кухню согласились все и сразу. Все же как-то неуютно было находиться в этом когда-то светлом и веселом доме сейчас, когда с его хозяевами происходили такие страшные события.

Девушка распоряжалась легко и уверенно:

– Вот... садитесь сюда, здесь удобнее... Наша Петровна-то сейчас не приходит, поэтому уж мы сами.

– А что, Петровна уволилась? – спросила Варька.

– Нет, – мотнула головой Таня. – Только что ей здесь делать? Она просила сразу позвонить, если кто-то из хозяев объявится. Ну, если Жанна Игоревна приедет или Кирилла Андреевича вдруг выпишут. А так – зачем она здесь зря топтаться будет? И садовник наш, Никитич, не появляется. А у него, между прочим, дел невпроворот. Вон сколько листвы нападало!

– А где Надя – бывшая горничная? – вспомнила Гутя.

– Надя... а кто такая Надя? – вытаращилась Таня. – Это та, что ли, вместо которой теперь я работаю? Так она давно уволилась. У нее жених – военный. Его перевели куда-то на кудыкину гору, и она – за ним, как декабристка. Но я с ней лично знакома не была, это мне уж потом Петровна рассказала... Да вы пейте, пейте! И вот это печенье ешьте. Ой, оно такое вкусное, я уже целый килограмм, наверное, съела.

Женщины налегали на печенье, на конфеты, а вопросов еще оставался – целый вагон.

– И что же, няня Машенькина теперь тоже не появляется? – как бы между прочим поинтересовалась Аллочка.

Таня на нее даже руками замахала.

– Да как же она появится?! А если Кирилла Андреевича выпишут? Он же видеть ее не может! У него ведь сразу еще один инфаркт образуется!

– Это с чего же? – насторожилась Гутя. – Он думает, что это няня виновна в... гибели Машеньки?

Таня пожала плечиками:

– Не думает, конечно, но... А почему она спала, когда с Машенькой такое случилось?! Вот если бы она всю ночь глаз не смыкала!..

– А ты сама-то пробовала – глаз не смыкать всю ночь? – хмыкнула Гутя. – И чтобы не единожды, а несколько дней подряд? И чтобы утром опять быть каждую минуту начеку? Не пробовала? А у меня когда-то такое было. Правда, Варька спокойной была, но... честно говорю – раза два засыпала прямо с ней на руках.

Девчонка опустила глаза и уже совсем другим тоном проговорила:

– Да мы и сами знаем... няня Валя не виновата ни в чем, она так над этой Машенькой тряслась! Она даже на родителей покрикивала, если те что-то не так делали.

– А что они делали не так? – встрепенулась Аллочка.

– Да так, по мелочи... То Кирилл Андреевич поздно с работы придет, и уж так ему с дочкой потетешкаться вздумается, а тетя Валя не разрешала. «Вы, – говорит, – сейчас нарадуетесь и бревном спать рухнете, а ребенок полночи только успокаиваться будет». Или еще Жанну Игоревну ругала, что та слишком много сладкого Машеньке позволяет. А у Маши уже даже зубки стали портиться. Но это так... она же правильно все говорила, правда?

Гутя кивнула. Действительно, все, что сказала Таня, скорее, подчеркивало настоящий, серьезный подход няни к воспитанию девочки, нежели уличало ее в чем-то...

– А где сейчас няня Валя?

– Дома, ее сначала в милицию забрали, а потом отпустили... а она даже и не выходит никуда. Петровна к ней бегала, так, говорит, на ней лица нет, – вдохнула Таня и, понизив голос, сообщила: – Ее же в подозреваемые записали! Да-а, говорят, что ребенка отравили, а рядом с Машей только она и находилась. Но, видимо, милиция и сама жутко сомневается, потому что – почему она тогда в детской уснула, если отравить девочку хотела? Сбежала бы. И еще говорят, что у нее никаких мотивов не имелось. Но все равно – запретили ей выходить из дома.

– Наверное, просто не разрешают выезжать из города, – поправила ее Варька.

– Ну, или так... – легко согласилась Таня и вдруг подскочила: – А что же я сижу? У меня же еще мороженое есть! Это мне Степа купил. Он у меня тоже так мороженое любит!

Гутя заметила, как мгновенно набычилась сестра, и быстро спросила:

– Танечка, а к Назаровым вчера или позавчера никто не приходил?

Танечка вытаскивала мороженое из морозилки и таращила глаза:

– А кто к ним придет? Я же вам говорю – Степа хотел сегодня специально попросить, чтобы кто-то пришел, так у всех какие-то неотложные дела образовались, просто жуть! А раньше, Степа говорит, все постоянно здесь ошивались. И друзья разные, и сослуживцы Кирилла Андреевича, и общие их гости. Белла Владимировна всегда ругалась. Говорила: «К вам лишний раз и идти не хочется – вечно народу, что людей!»