Ксения Беленкова - Принцесса в облаках

Тося кивнула и робко улыбнулась Мишке в ответ. И тут она заметила, что неподалеку стоит Димка. Он будто караулил ее, не осмеливаясь подойти. Но, увидев, что ребята отходят от школы, в два шага очутился рядом и схватил Тосю за руку. Она повернулась и впервые за сегодняшний день прямо посмотрела на него. Димка выглядел каким-то смущенным и потерянным.

– Что же ты не рядом со своим лучшим другом? – сухо спросила Тося. – Сейчас ты ему как раз очень нужен…

– Зачем ты так? – Димка покраснел.

– Говорю, что думаю, – отрезала Тося.

– Давай я тебя домой провожу. Поговорить надо, – Димка кинул косой взор на Токарева, показывая, что он здесь лишний.

– Извини, Суздальский. Не могу. Меня пригласили в другое место.

Тося вновь повернулась к Мишке и сказала:

– Пошли?

Мишка кивнул. И они потопали вдвоем по школьному двору, оставив позади растерянного Димку. Суздальский все смотрел вслед уходящей паре, начиная всерьез задумываться: а тех ли друзей он себе выбрал?..

Весь вечер Тося рассказывала маме про Мишку. О военном подвиге его отца, лишившем героя ног. И о том, как невеста не отказалась от демобилизованного инвалида. А наоборот – долго ухаживала за ним, убеждая, что он достойная пара.

– Ты представляешь, а Мишкин папа не хотел на ней жениться, – с горящими глазами рассказывала Тося. – Они и расписались-то лишь перед рождением Мишки.

– А что же, может, он не любил ее? – спрашивала мама.

– Наоборот! Без памяти любил. Вот и жалел. Не хотел на шею инвалида вешать…

– Значит, теперь у них все хорошо?

Тося задумалась:

– Не знаю. Вроде в последнее время Мишкин папа выпивать стал. А мама работает без устали. Мишка учится плохо…

– Да-а, – протянула мама. – Только сказки заканчиваются словами: «И жили они долго и счастливо».

– Мам, а ты знаешь, какая штука, – вспоминала Тося. – Вот Мишка рассказывает о своей семье. И вроде все у них трудно. А он себе улыбается, будто даже счастлив, что у него такие папа с мамой…

Уже засыпая, Тося все ворочалась в кровати. Какое-то неуловимое чувство не давало ей заснуть. Сегодня рядом с Мишкой она вела себя просто и легко. И не надо было придумывать никаких сказок, чтобы разглядеть в нем хорошее. Мишка был таким сам по себе. Наверное, всегда. Но спал тихонько на задней парте. И никто не дал себе труда разглядеть, что скрывает в себе этот заурядный мальчишка. Все видели лишь двоечника и прогульщика. И классу было безразлично: что есть у Токарева, кроме исписанного замечаниями дневника? Теперь Тося чувствовала свою вину за то, что всегда считала Токарева скучным, пустым и неинтересным. Но в то же время она испытывала какую-то необыкновенную радость, словно прикоснулась к чуду. На ее глазах человек раскрылся, показав свою глубину и чуткость. И уже где-то в полусне Тося будто услышала, как мама разговаривает с кем-то по телефону. Последним, что она разобрала, было, кажется, папино имя…

А утром Тосе позвонил Мишка.

– Пойдешь на Воробьевы горы? – просто спросил он.

– Пойду, – просто ответила Тося.

И уже через час они встретились на улице, чтобы отправиться на прогулку. Еще не зная, какие трудности и переживания готовит им новый день.

Воробьевы горы устелил снег, и покрытая льдом река замерла до весны. Всюду слышался детский смех и визг. Малышня гоняла вниз с невысоких взгорий на санях, снегокатах или ледянках. Но были и такие места, куда ребятню не пускали. Там съезжали с гор к реке лыжники. Они поднимались на специальные спуски, чтобы потом лететь вниз со скоростью ветра, оставляя за собой хвосты снежной метели. У них были яркие обтягивающие костюмы, отчего издалека лыжники напоминали стаи снегирей или синиц.

Мишка тащил с собой две ледянки – красную и желтую. Выбрав местечко поудобнее, где спуск был довольно пологий и длинный, ребята уселись на ледянки и покатились вниз. И ветер дул им в лицо, так что свистело в ушах. И все вокруг кружилось. И белое небо срослось с белой землей. А уже внизу, распластавшись на снегу, Тося с Мишкой еще долго валялись, разглядывая обступившие их горы.

– Токарь! Дубкова! И вы здесь? – Над ними возник разрумянившийся от мороза Пряшкин.

И Тося, которая только что забыла обо всем на свете, слушая лишь ветер, с недовольством глянула на Пряшкина.

– А что, тут есть еще наши? – Кажется, Мишка тоже не испытывал от этого никакого удовольствия.

– Да вы что! Там такое творится! – Пряшкин чуть не захлебнулся от желания рассказать все и сразу. – Немов решил на лыжах с самой верхотуры скатиться…

– Ну и пусть себе катится, – пожала плечами Тося.

– Только он шею себе свернет, – чуть не подпрыгивал Пряшкин. – Правда, Сомовы уверены – это он просто перед Димкой хорохорится. Хочет доказать, что все равно остается лучшим. А сам струсит, как и с указкой было…

– А почему же Немов должен себе шею свернуть? – протянула Тося.

– Так он же на Спуск смерти забрался!..

– Серьезно? – Мишка подскочил рядом с Пряшкиным. – Он что, с ума сошел!

– А что это за Спуск смерти? – испугалась Тося.

– Это самый опасный спуск на Воробьевых горах, – щеки Мишки даже побелели. – Там только безголовые лихачи катаются. И каждую зиму кто-то калечится, а один парень даже разбился насмерть, потому место так и назвали. Никто в своем уме туда не полезет! Надеюсь, Сомовы правы, и Немов струсит. Иначе вместо золотой медали получит инвалидное кресло. А он не знает, что такое быть калекой…

– Где же этот спуск? – Тося дернула Пряшкина за руку. – Побежали туда скорее…

Мишка схватил ледянки и рванул вверх, он знал, где находится это гиблое место. Тося начала карабкаться в гору вслед за Мишкой, а сзади за ними еле-еле поспевал Пряшкин. Нагруженный двумя парами лыж, он тяжело дышал и кряхтел.

– А ты почему не с остальными? – обернулась к Пряшкину Тося.

– Так Сомовы меня послали их лыжи забрать, – отдувался Пряшкин. – Они как Немова с Суздальским возле Спуска смерти увидели, так все побросали и понеслись туда. А потом уже меня обратно отправили…

– Долго еще? – спрашивала Тося у Мишкиной спины.

– Вон, смотри! – Токарев протянул руку вперед.

И Тося посмотрела вперед и вверх. Там торчала какая-то кривая гора, высокая и горбатая. А люди на ней выглядели мелкими букашками. И если на соседних спусках кипела жизнь, и лыжники один за другим скатывались вниз, то Спуск смерти был сейчас горд и молчалив. Никто не летел с него к реке. Лишь на самой верхотуре можно было разглядеть какие-то фигурки.

– Эту гору нужно забором обнести! – выдохнула Тося. – Чтобы неповадно лазить было!

– Верно, давно пора! – кивал Пряшкин.

– Забор, поди, еще сильнее лихачей привлекать будет, – вздохнул Мишка, ускоряя шаг.

Запыхавшиеся, потные и красные ребята подбежали к подножию горы. Вверх вела кривая тропа, и где-то среди облаков стояли сейчас их одноклассники. Пряшкин кинул лыжи и начал карабкаться вверх. За ним Мишка и Тося. Они поднимались на Воробьевы горы все выше и выше. Вот уже можно стало разобрать голоса.

– Сашка, не дури! Отойди от края! – Это был испуганный голос Димки.

– Немов, пошутил и хватит! – говорил кто-то из Сомовых.

– Храбрый ты, храбрый, мы верим! – вторила другая.

Теперь ребят уже можно было разглядеть. Димка и Сомовы стояли на самом верху, подпирая головами небо. А Сашка застегивал на ногах лыжи. Он молчал, движения его были решительными и быстрыми.

– Эй, Немов, ты завещание написал? – Пряшкин встал рядом с Сомовыми.

Из-за него выскочил Мишка.

– Снимай лыжи! – сказал он сурово. – Скидывай, кому говорю!

– Вы здесь откуда? – удивилась Алька, взглянув на Мишку с Тосей.

– Дубкова, тебя-то здесь и не хватало! – вздохнула Валька.

И тут Сашка впервые обернулся. Он глянул на Тосю, будто обжег ее. И было непонятно, винит он ее в своих бедах, или же, наоборот, зол на себя. Немов как-то весь напрягся. А потом ловко схватил палки, развернулся, оттолкнулся и полетел!..

Ему вслед неслись крики, кто-то пытался схватить лыжника, но было уже поздно. Все случилось молниеносно и неожиданно. Никто всерьез не думал, что Сашка рванет вниз. Решили, что он лишь набивал себе цену: хотел поломаться, чтобы его уговаривали не спускаться отсюда на лыжах. И тогда трусом был бы не он, а его испуганные товарищи. Но теперь Сашка действительно летел, казалось, со скоростью света. Как литая недвижимая фигурка, с устремленным вперед корпусом. Его лыжи скользили по снежной глади, они скрипели, раздирая снег. Поворот за поворотом, зигзаг за зигзагом, все еще словно где-то между небом и землей. Лыжня теперь змеилась, теряя свой хвост в снежном тумане.