– Как мама?

– Ей стало лучше с тех пор, как она узнала о скором приезде госпожи герцогини. Но последняя ночь была тяжелой из-за ссоры с господином герцогом.

– Господином герцогом?

– Господином герцогом Люксембургским, братом госпожи герцогини.

– Если бы вы сказали Франсуа, я бы поняла вас сразу. У нас в семье теперь столько герцогов и герцогинь, что запутаешься! Неужели все настолько серьезно, что он тоже приехал?!

На лице Марселины отразилось такое смущение, что Изабель, пожалев ее, не стала настаивать на ответе.

– Не сомневаюсь, что мама сама мне все расскажет!

Как ни тревожилась Изабель, ей все-таки сразу стало тепло и уютно – так, как не бывало в других, более роскошных, замках: она вернулась домой! Преси уже давным-давно перестал быть могучим феодальным замком, о чем очень сожалел Франсуа, но он остался семейным гнездом, единственным кровом, который предоставила суровая справедливость Людовика XIII и Ришелье вдове и сиротам казненного. Теперь это было скорее поместье, чем замок, где парк, фруктовый сад и огороды сменили стены, рвы и укрепления. Приветливым и скромным было и внутреннее убранство: стулья и диваны без позолоты, но с подушками, на полу ковры, холодные стены увешаны гобеленами. Удивительно, но пышная роскошь особняка де Конде, а потом Шантийи помогли Изабель оценить любимый и уютный старый дом…

Услышав наверху кашель, она поспешила подняться по каменной лестнице и вошла в главную спальню. Но спальня была пуста…

– Госпожа графиня лежит в вашей спальне, – сообщила еле догнавшая ее Марселина. Старушка ходила куда медленнее и тяжело дышала.

– А почему?

– Надеюсь, госпожа графиня сама вам все объяснит, госпожа герцогиня.

– Называй меня, как раньше, мадемуазель Изабель, так будет гораздо короче! – попросила Изабель и побежала к себе в спальню.

Госпожа де Бутвиль была там. Укутанная теплым одеялом, в кружевном чепце, она пила, откинувшись на подушки, горячий отвар из трав. Изабель взяла из ее рук пустую чашку, поставила на столик у изголовья, потом нежно обняла и расцеловала больную.

Та, улыбаясь, попыталась умерить ее пыл.

– Неужели вы хотите заболеть?!

– Рядом с вами мне не грозит никакая опасность! – возразила дочь. – Скажите мне скорее, как вы себя чувствуете? Вас осматривал Бурдело?

– Задавайте, пожалуйста, вопросы по очереди. Да, Бурдело осмотрел меня. Я чувствую себя лучше. Вся беда в бронхах, я простудилась по дороге сюда.

– Но зачем нужно было ехать в Преси? Почему вы не пожелали порадовать меня и не остались погостить в Мелло?

– В Мелло я получила подтверждение слухам, которые добрались даже до Валансэ.

– И что же это за слухи? – спросила Изабель, заметив с недоумением, что портрет ее отца тоже перекочевал к ней в спальню.

– Слухи о том, что ваш брат привез в наше родовое гнездо актрису и она разыгрывает из себя хозяйку замка на посмешище и позор всей округи! Подтверждение слухам вы видите собственными глазами: я лежу на вашей кровати, а не на своей собственной, потому что на моей, когда я приехала сюда, уже чуть ли не неделю спала эта парочка! Я… Я никогда не ждала такого поношения дому вашего отца, Изабель, – закончила госпожа де Бутвиль со слезами на глазах и в голосе.

Дочь ласково обняла ее, целуя, утешая, вытирая слезы.

– Почему дом моего отца не мой дом? Тем более что я его наследник?

На пороге комнаты, держась за створку двери, стоял Франсуа и смотрел на сестру и мать без малейшего проблеска нежности. Изабель помогла матери лечь и встала.

– Я могла бы возразить вам, что вы здесь не единственный наследник, если бы подобный разговор не был недопустимым в присутствии нашей матери. Мне кажется, вы забыли, Франсуа, что у себя дома здесь в первую очередь мама, а потом уже мы. Если бы вы оказались на улице, мы могли бы затеять разговор о крове для вас, но у вас, господин герцог де Пине-Люксембург, в достатке и земель, и замков. Вам уже мало вашего великолепного замка Линьи?

– В Линьи живет госпожа герцогиня, моя жена, и двое моих детей.

– У вас уже двое, хотя вы женились всего полтора года назад?

– Второй еще в материнском животе. И мне трудно себе представить, как я могу приехать в Линьи с мадемуазель Босолей!

– Зато вы без труда выгнали свою мать из ее собственной спальни, чтобы блудить там с мадемуазель… Как вы сказали ее имя?

– Босолей. Она актриса из театра Месье. Вы должны ее знать.

– Я ее не знаю! Я нахожусь в свите Мадам, а ее вкусы редко совпадают со вкусами мужа. Равно как и мои не совпадают с ее.

– Я этого не нахожу, – насмешливо заявил Франсуа. – Она любит мужчин, и вы тоже. Я бы даже сказал, что вы любите одних и тех же мужчин!

– Откуда вы это взяли?

– Так говорит де Вард. Месье ценит его за острый и злой язык. Мадам пока отвергает его ухаживания, но он ваш любовник.

– Что за глупые выдумки! Я не отрицаю, что мы с ним в дружбе и эта дружба мне приятна, потому что де Вард умеет позабавить. Но любовники? Такого и близко нет.

– Да неужели? Судя по слухам, вы ему писали, и письма ваши отменно нежны.

Запасы терпения Изабель никогда не были велики, они мгновенно иссякли.

– Недостойная ложь! – от всего сердца возмутилась она. – Если я и писала ему, то только дружеские записки. Он умеет меня рассмешить, а я, как вы знаете, очень люблю посмеяться. Вспомните, как весело мы смеялись с вами, и я с нежностью вспоминаю те времена. А де Вард никогда не был моим любовником и никогда им не будет.

– Почему? Он красив. Он должен вам нравиться.

– Он мне и понравился, но очень скоро разонравился.

– Интересно узнать почему?

– Причина вас не касается. Мы обсудили де Варда, и я надеюсь, что теперь вы покинете этот дом. Если дорога до Линьи далека, вы можете отправиться в Париж. У вас ведь там особняк, не так ли?

– Да, конечно… Но я предпочитаю деревенский воздух. И если вы собираетесь остаться здесь и погостить у меня, то одолжите мне ваш Мелло.

– Ни за что! Тем более что вы так странно об этом просите!

– Но почему? Не Босолей же вас смущает!

– Вы очень изменились, Франсуа! Иначе вы не стали бы задавать мне подобных вопросов.

– Не один я изменился, вы тоже. Актриса, она и есть актриса, но она не корчит из себя неприступную добродетель.

– А кто корчит? Неужели я?

– Кто же еще? А между тем сколько у вас, кроме де Конде, было после бедняжки де Немура любовников! Хотите, я их перечислю? Список порядочный. – И Франсуа принялся загибать пальцы: – Д’Окенкур – раз, аббат Фуке – два.

– Ни тот ни другой. Одно только имя ничтожного аббата вызывает у меня тошноту! И я должна признать, что своим спасением обязана его брату Николя и буду благодарна ему до конца своих дней. Если бы не он, я не знаю, что бы со мной было.

– Два ваших соседа англичанина.

– Легко называть тех, кто находится далеко. Вы прекрасно знаете, что оба они верные друзья короля Карла и делили с ним вместе изгнание, а теперь, став королем, Карл призвал их к себе в Англию. Будь они здесь, они сказали бы вам правду. И потом, два любовника одновременно? На мой взгляд, это извращение. Но оба они были мне верными друзьями, этого я не отрицаю. Кто там еще у вас в списке? – насмешливо спросила Изабель. – Я и не знала, что так щедра.

– Ларошфуко.

– Бедный, бедный. Он потерял глаза из-за своей любви! Не скрою, что он предлагал мне отомстить вместе с ним нашей кузине де Лонгвиль и де Немуру, когда она его соблазнила. Но я не мстительна. Надеюсь, это все?

– Нет. Еще Бюсси-Рабутен…

– Кузен милейшей маркизы де Севинье, с которой я так подружилась? Что за фантазии у вас, Франсуа? Он влюблен в маркизу, а между им и мной нет даже искры симпатии! Я терпеть не могу фатов, а он к тому же большой любитель небылиц.

– Де Вард и…

– Нет, нет и нет! С меня довольно! – гневно прервала брата Изабель. – Ни один из вашего списка не побывал у меня в постели! Вполне возможно, что они бахвалятся близостью со мной, но кто может помешать придворным сплетничать? А вы постарайтесь запомнить то, что сказала вам я! – прибавила она, и тон ее стал суровым. – С детства я любила Конде, и после гибели моего дорогого Гаспара собиралась стать его женой, если он овдовеет. Никогда бы он не взял себе в жены женщину, которая переходила из рук в руки, как вы себе вообразили.