– Какая дивная ночь! – сказала она.
Гамид повторил ее слова. Он наклонился к ней, притронувшись к ее руке. Каро отодвинулась. Он пробормотал извинение, но она знала, что прикосновение к ее руке не было случайным.
«Я не должна была ехать с ним, – подумала она с нетерпением. – Во всяком случае, это приключение скоро будет позади».
Верблюд шел вперед. Каро показалось смешным, что она сидела в паланкине, словно восточная женщина. Она хотела, чтобы путешествие кончилось поскорее.
– Наверно, уже очень поздно? – заметила она. – Может быть, вернуться, не увидев вашего замечательного лагеря?
– Уже недалеко, – ответил Гамид спокойно.
Но, несмотря на его уверения, нигде не было видно и следа лагеря. Кругом простиралась пустыня: безбрежное серовато-белое пространство, а над ним высокий свод темнеющего неба.
Каро невольно вздрогнула. Гамид взял ее руку. Каро чувствовала горячее биение его крови, и казалось, что волнующий жар его сухой, сильной ладони передавался ей.
По возможности спокойно она сказала:
– А… ваша рука такая теплая: надеюсь, я не простудилась, я вздрогнула от холода.
– Я могу дать вам лекарство в моем лагере, – ответил Гамид, все еще не выпуская ее руки.
– Я уверена, что уже поздно, – снова начала Каро. Она попыталась отделаться шуткой:
– Как вы думаете, не лучше ли нам вернуться теперь, чтобы вовремя быть дома?
– Мы дома, – сказал Гамид, – в моем доме. Посмотрите!
Огни костров внезапно показались вблизи. Запах дыма донесся в паланкин, раздались звуки голосов и лай собак, ржание лошадей, весь шум большого оживленного лагеря.
Верблюд опустился на колени. Многочисленные арабы с горящими факелами окружили их, когда Гамид вынес ее из паланкина.
Сквозь толпу арабов он повел ее по плетеному ковру в большую палатку. Ее смутные опасения и еле сдерживаемый гнев прошли при виде окружавшей ее роскоши. Белые стены палатки были покрыты драгоценными, вышитыми шелком коврами. На полу лежали ковры, которым не было цены. У шелковых стен стояли низкие диваны с замечательными подушками, прекрасный рояль и стол, уставленный золотой посудой. Всюду во всех углах были огромные вазы с розами, с красной геранью, с цветами мимозы и пальмовыми листьями.
Гамид исчез. На пороге бесшумно появилась девушка и, поклонившись Каро, повела ее в следующую маленькую комнатку, где на маленьком столике стояли хрустальный сосуд с водой, флаконы всевозможных духов, пудра и даже помада для губ.
Легкая насмешливая улыбка появилась на губах у Каро. Она знала, что Гамид любил роскошь, но не подозревала, до какой степени. Она привела себя в порядок и вернулась в большую круглую комнату.
Гамид встал ей навстречу. Он успел переодеться в арабский костюм.
Каро улыбнулась, но невольно, при виде его высокой фигуры в живописном одеянии смутное чувство тревоги снова проснулось в ней. Она старалась не поддаваться страху, забыть свои неясные опасения.
Они сели к столу. Гамид сидел на груде подушек. Высокий слуга в белом бурнусе явился с большой золотой чашей для омовения рук. Каро следила за всеми движениями Гамида, когда слуга опустился перед ним на колени, протянув ему чашу.
«Словно в арабской сказке», – подумала она с иронией. И должна была все же сознаться, что это одеяние придавало Гамиду какое-то спокойное достоинство, преображавшее его.
Обед продолжался долго. Он был очень обильный и прекрасно приготовлен французским поваром. Вина, подававшиеся к столу, были редкие и очень дорогие. Гамид не притронулся к ним, а Каро выпила лишь несколько глотков. Затем явившиеся слуги бесшумно вынесли стол из палатки.
Каро встала и подошла к выходу. Ночь, прохладная и звездная, простиралась над безмолвной пустыней. Каро остановилась, опершись рукой о раму полотняной двери и глядя в темноту. Гамид встал и подошел к ней.
– Уже поздно; нужно возвращаться, я думаю. Ваш лагерь действительно замечательный, – начала она.
Каро нервничала и говорила быстро, отрывисто.
Гамид тихо рассмеялся. Он нагнулся к двери, закрыл ее и опустил тяжелую портьеру, закрывавшую вход.
– Мы находимся в десятках миль от человеческого жилья. Кругом нет никого, кроме моих преданных слуг. Вы затеряны в сердце пустыни…
Каро попыталась рассмеяться, но губы ее искривились в гримасу. Мягкость и любезность Гамида пугали ее. Она медленно прошла в палатку и остановилась под филигранной серебряной лампой, свисавшей с потолка. Она старалась казаться спокойной и сохранить присутствие духа.
– Боюсь все же, что мне пора уезжать, – сказала она с улыбкой, к которой с усилием принудила себя. – Может быть, вы будете так любезны послать кого-нибудь со мной? Вы не должны сопровождать меня обратно на виллу. Ведь уже так поздно, а путь далек.
Она ждала его ответа, стараясь убедить себя, что все ее опасения ни на чем не основаны. Но какое-то чувство, какой-то инстинкт говорили ей что страх ее не был напрасен.
Гамид стоял около дивана, покрытого огромной тигровой шкурой и мягкими шелковыми подушками. Он повернул голову и со странным выражением посмотрел на нее. В его глазах ярким огнем горело страстное желание, искажавшее его красивое лицо.
– Вы знаете, что вы не уедете, – сказал он очень мягко. – Со свойственным женщине притворством вы стараетесь не смотреть истине в глаза и обмануть себя.
Он откинул голову назад и рассмеялся. Его загорелая шея выделялась среди белых складок бурнуса.
– Все женщины одинаковы, как на Востоке, так и на Западе, – продолжал он.
Он подошел к ней и остановился так близко, что почти прикасался к ней.
– Но в одном вы не похожи на остальных женщин, Каро, – продолжал он, – я никогда еще не видел такой женщины, как вы, никогда ни одна женщина не сводила меня так с ума. Вы так красивы, у вас такая белая кожа, такие необыкновенные волосы! Я любовался вами, я потерял голову от дурманившего желания. Вот посмотрите!
Он взял ее руку и приложил к своему сильно бьющемуся сердцу.
Каро остолбенела и не находила слов. Она пыталась заговорить, но с ее пересохших губ не сорвалось ни слова. Она тяжело вздохнула, словно собирая силы.
Гамид следил за ее движениями и тихо рассмеялся.
– Я ваша гостья, принц, – с огромным усилием произнесла она. – Вы были моим другом. Я всецело в вашей власти. Я доверяла вам, когда приехала сюда. Я прошу вас отпустить меня в сопровождении ваших слуг. Я должна вернуться на виллу.
Она умолкла, и только звук ее неровного дыхания нарушал тишину, царившую в большой палатке.
Гамид внезапно нагнулся и обнял ее. Он поднял ее, словно ребенка, и понес к дивану, покрытому тигровой шкурой и подушками из серебряной парчи. Держа ее в своих объятиях, он опустился на диван.
Каро не произнесла ни слова. Ее глаза с безмерным презрением смотрели на него.
Гамид улыбнулся, нагнулся к ней и поцеловал ее губы медленным, пламенным поцелуем.
Каро не могла двинуться в железных объятиях, сжимавших ее; он прижал ее к себе, нагнувшись над ней, не выпуская из своих объятий.
Наконец Гамид отпустил ее и поднял голову, глядя на нее со странной улыбкой. Каро высвободила руку и прижала ее к губам, отвернув голову. Его правая рука все еще обнимала ее, и она не могла сдвинуться с места.
Стараясь побороть слезы, навертывающиеся на глаза, она еле слышно произнесла:
– Я взываю к вам ради нашей прежней дружбы, ради воспоминаний о наших встречах в Париже, когда я считала вас человеком, достойным моего доверия. Я беззащитна теперь и в вашей власти. Вы нанесли мне несказанное оскорбление. Вы не можете, не смеете удерживать женщину, которая презирает вас, вы…
– А… вы презираете меня?
Свободной рукой он вынул гребень из ее волос, рассыпавшихся блестящими кудрями под его прикосновением.
Дикий гнев проснулся в Каро при этом движении его руки.
– Презираю вас! – повторила она, задыхаясь. – Я ненавижу, ненавижу вас! С каждым мгновением мое презрение к вам возрастает все больше. Вы привезли меня сюда, я ваша гостья, я доверяла вам, и вы знали это и знали, что я считала вас приличным человеком.
– Приличным? – повторил Гамид, забавляясь. Он положил руку на ее голову, притянул ее к себе и прижал к своей груди. Его голос, тихий и страстный, прошептал над ней: – Приличным. Нет, вы ошиблись! Я дикарь, не знающий преград своим желаниям. Я ждал этого момента, я заранее наслаждался им. Вы вспоминаете о Париже, говорите о нашей дружбе. Но я любил, я желал вас с первой нашей встречи. Вы помните тот вечер в роще, ту ночь, проведенную нами на озере? Я мечтал тогда лишь об одном: заключить вас в свои объятия, поцеловать вас. И теперь, при виде вас, я теряю голову, я…