Каролина Дэй - Принуждение

И снова пустота, которая преследовала меня весь вечер после прошлой встречи с незнакомцем. Даже не знаю, как его зовут. А нужно, если через месяц мы расстанемся?

Нужно отвлечься. Пусть этот человек управляет мной, следит, вмешивается в личную жизнь, но ему не пробраться дальше плоти. Это лишнее для нас обоих. Наверное.

— Эндрю, ты дома? — спрашиваю после нескольких гудков. На фоне не слышно клубной музыки и звона стекла. Зря только спрашивала.

— Да, а что?

— Давай вместе к экзаменам подготовимся, мне совсем не спится.

— Хм… ну приезжай.

Хоть кто-то в этом мире не оставит меня наедине с пустотой и чувством брезгливости к себе. Лучше ему не говорить, где я была. Не Эндрю.

Снова перед глазами пустота, снова на лице чувствуется прохладный шелк, на губах — мятный холодок, а на теле… ничего. Голая. Замерзла бы, если бы не близость мужского тела. Его тела. Незнакомца. Только от него исходит такой аромат, только он может сначала приласкать, а затем резко шлепнуть. Неожиданно. Заставляя меня вздрогнуть.

— Нагнись, — звучит хриплый приказ. — Доставь нам обоим удовольствие.

Действую по его велению. Нагибаюсь, упираясь ладонями о шершавую стенку. Попа сама выпячивается. Автоматом. Подается навстречу сильной ладони, которая оглаживает ее. Медленно огибает ее и скрывается у меня между ног. Там, где все очень чувствительно.

И влажно…

— А теперь кричи.

И я не могу не подчиниться.

На заднем плане раздается громкий стук в дверь. Или стук двери о стену? Не знаю. Не могу различить, когда его ладонь ласкает меня в самом запретном месте. Только когда она исчезает, а прохладный ветер окутывает меня пеленой и вызывает мурашки по коже, концентрируюсь на происходящем.

— Шлюха! — звучит как гром среди ясного неба голос…

— Папа?

Разворачиваюсь в сторону шума, пытаюсь вслушаться в строгие нотки. В повязку впитывается соленая жидкость, внутри все словно переворачивается. В голове не укладывается, что он здесь. Что стоит совсем рядом, ругается с моим незнакомцем на непонятном языке.

И что видит меня в таком состоянии и называет шлюхой…

— До чего ты опустилась? Занимаешься такими вещами, да еще и с ним! Тебе не стыдно?

— Папочка!

Плевать, что он говорит, какие гадости произносит в мой адрес. Я хочу снять черный шелк, ставший привычным за эти дни, и увидеть все собственными глазами. Не получается. Пальцы не слушаются. Ткань будто прилипла к коже.

— Дрянь!

— Папа…

— Конченая шлюха!

— Папа! Папа!

— Ло, просыпайся!

Все голоса вокруг пропадают, и в голове возникает уже третий голос. Мужской. Эндрю. Именно он заставляет меня вернуться в реальность и встретиться с ослепляющим солнцем за окном.

Вашу ж мать! Что это было?

— Вставай, говорю. Мы на экзамен опаздываем!

Парень мечется туда-сюда, я не сразу догадываюсь посмотреть на время в телефоне. Ровно девять. Вот черт!

Присоединяюсь к Эндрю и судорожно пытаюсь найти свои конспекты, материалы, да и вообще свои вещи. Тетради лежат в одном месте, сумка в другом, одежда в третьем. Быстро натягиваю джинсы, пуловер, огромный теплый шарф, который купила в черную пятницу и бегу вместе с другом наперегонки к метро. Даже в знакомую палатку с кофе не забегаю, не сегодня.

— Две минуты до звонка, — пыхтит парень. — МакНаггетс нас не пустит.

— Пустит еще как! — иду напролом в аудиторию. — У нас сначала лекция, потом экзамен. Проскользнем через заднюю дверь, этот старпер ничего не заметит.

Но мы успеваем раньше. Точнее я одна успеваю, пока Эндрю останавливается на середине пути и кричит, что догонит позже. Профессора в аудитории еще нет, одногруппники пялятся на меня во все глаза, словно приведение увидели. Но мне плевать. Даже если у меня на голове гнездо и из него внезапно вылезет кукушка, я забью на смешки. Главное я успеваю прийти на пару и занять нам с Эндрю место почти в самом конце.

— Держи! — ко мне подлетает друг и кладет на раздвижной столик стакан с латте. — Твой любимый без сахара, с двойной порцией сливок.

— Боже, спасибо, друг! Ты чудо! — отхлебываю напиток. Тут же ощущаю прилив энергии. Мы вчера сидели до поздней ночи, проверяя знания друг друга. Так и уснули на диване. Но бег по метро, по кампусу и глоток кофе бодрят куда лучше, чем сон.

— Кстати, ты чего кричала во сне?

— Я?

— Да, ты, — Эндрю внимательно заглядывает в глаза, заставляя меня вспомнить тот ужас, который только что внедрился в голову, сметая все другие мысли со своего пути. Страх, что о моих делах узнают самые близкие люди. Самые любимые. И даже «воскрешение» отца не вытеснило его последние слова.

Шлюха…

— Доброе утро. Сегодня я буду заменять лекцию профессора МакНаггетса, — наше общение разрывает вошедший мужчина лет тридцати, появление которого заставляет вздрогнуть. И нет, не от резкости.

На мгновение кажется, что в ушах раздается знакомый голос. Низкий. Чуть хрипловатый. Обладатель которого довел меня до оргазма в стенах своей студии еще вчера.

Меня моментально начинает знобить. Тело вздрагивает от каждого шороха в аудитории, а шепот одногруппников ни черта не успокаивает. Смотрю на этого человека. На темноволосого мужчину с небольшой щетиной. Наблюдаю за тем, как он достает из портфеля разные папки, вытаскивает из брючного кармана телефон, как вешает на стул синий пиджак и закатывает рукава белоснежной рубашки.

Руки крепкие, жилистые. И, скорее всего, шершавые. Даже с такого расстояния видно.

Боже мой!

— Сегодня я прочитаю лекцию о…

— А где профессор МакНаггетс? — спрашивает Роб с первого ряда.

— Болеет и временно не сможет проводить занятия, — отвечает мужчина четко. Вкрадчиво. Глядя на моего одногруппника напрямую. Затем он оглядывает всю аудиторию, в том числе и нас с Эндрю, на пару мгновений остановившись на мне, затем продолжает: — Меня зовут мистер Салливан. По всем вопросам темы нашего курса обращайтесь ко мне.

Если бы в голову не лезли дурацкие мысли, а страх разоблачения не сковал меня по рукам и ногам, я бы оценила его красоту, как девчонки с первого ряда. Высокий. Широкоплечий. Хорошо сложен, скорее всего, под костюмом трудно разглядеть.

О таких говорят властный, опасный и жесткий. Банально, одним словом. Чересчур банально. Хотя не скрою, восточная внешность привлекает. Наверняка потомок каких-нибудь шейхов или еще кого-то.

— Эй, Ло, — Эндрю толкает меня локтем, а я никак не реагирую. Сижу на месте и не перестаю палиться на него.

Как и он на меня.

Еще несколько секунд сохраняю зрительный контакт с пронзительными темными глазами. Не дышу. Совсем. Моя темная сторона, с которой я толком не разобралась, стоит сейчас у кафедры и открывает на компьютере сегодняшнюю лекцию.

Может, мне просто кажется? Вдруг разум настолько замылился, что я в каждом незнакомце вижу своего заказчика?

Мамочки…

— Ло, с тобой все в порядке?

— Да. Все отлично, — отмахиваюсь от друга. Надо кофе немного выпить, однако вряд ли он меня успокоит. Вряд ли сотрет непрошенные мысли в голове.

— А по выражению лица не скажешь. Чего ты так уставилась на этого пакистанца?

Вот последнее, что меня сейчас интересует, это национальность, но с языка почему-то сходит:

— Откуда ты знаешь, что он пакистанец?

— Ребята говорили, что у нас замена будет, — спокойно отвечает Эндрю, отхлебнув немного кофе.

— И ты мне не сказал?

— А ты интересовалась?

— Уважаемые, мы вам не мешаем? — раздался на всю аудиторию грозный голос мистера… как его там зовут?

— Простите, — удар на себя берет мой друг, потому что я ничего не могу произнести. Не этому мужчине, который ассоциируется у меня лишь с одним человеком.

Все молча записывают лекцию, Эндрю больше не интересуется моим странным поведением и тем, как я смотрю на мистера Салливана почти всю пару. Пытаюсь сравнить его руки с руками моего незнакомца, его голос с голосом незнакомца. И нахожу много общих повадок, касаний, интонаций, даже хрипотца знакомая.

От этого чувствую себя не в своей тарелке, ручка в руках подрагивает, словно я страдаю болезнью Паркинсона в завершающей стадии. Даже не замечаю, когда нам раздают листы с заданиями и объявляют начало экзамена. Вопросы расплываются перед глазами, а нужные ответы не находятся. Стакан с кофе пусть, собственно, как и мысли в голове.