Каролина Дэй - Принуждение

— Алекс! — парень не сразу откликается на зов, но когда он поворачивается, даже с расстояния вижу в его голубых, как у Кена, глазах то, что не заметила вблизи. — Все в порядке?

— Ага, просто… Ладно, забей.

Он снова пытается уйти, но я тут же подхожу к нему и тяну за руку.

— Постой. Куда ты торопишься?

— В бар.

— Но зачем? Сейчас день, они закрыты, наверное, и…

— Мы расстались.

Вот это новость! Вот это… Ну ни хрена себе! Стою в полном ступоре и гляжу на грустные глаза Алекса, не до конца веря его словам. А зря.

— Как так? Почему? — чуть ли не кричу на парня… то есть на бывшего парня Эндрю.

— Он к бывшему ускакал.

Что? Как к бывшему? Насколько я знаю, Алекс единственный его парень, больше я не встречала. Да и Эндрю о других не рассказывал. Или же…

— Ты о ком?

— Вот только не говори, что ничего не знаешь! — выкрикивает блондин, окидывая меня сердитым взглядом. — Он к твоему братцу убежал по первому же зову! Позвонил такой и попросил срочно приехать! Знал, что я буду против, вот и рассорил.

Кулаки парня сильно-сильно сжаты, жевалки бегают туда-сюда. И впервые в жизни мне по-настроящему страшно находиться с этим вечно улыбчивым парнем. Складывается ощущение, что вот-вот он ударит меня, если не убьет, словно я виновата в расставании ребят.

Но меня больше шокировала его информация об Эндрю. Когда он успел уехать, в какой момент Адам позвонил ему? Мы живем не так далеко, но и неблизко, всего полчаса прошло с моего последнего сообщения брату.

— Я не знала… правда не знала и…

— Извини, Ло, ты тут не причем, но давай поговорим в другой раз.

И сейчас я не задерживаю парня, идущего в никуда, не пытаюсь снова схватить его за руку и утешить, как они делали это вместе с Эндрю в моменты моего морального падения. Потому что ему это не нужно. Не от меня, по крайней мере.

И почему он подумал, что Адам — бывший Эндрю? Они же не были парой. По крайней мере, пока они дружили, Эндрю не говорил нам о своей ориентации. Или эти двое снова ничего мне не сказали, дабы «уберечь» ранимое существо по имени Долорес Браун? Ну я им покажу!

Проделываю практически тот же путь до больницы, но уже не с воодушевлением и желанием помочь, а со злостью. С обидой за то, что скрыли от меня и до сих пор ничего не рассказали. Ну я им обоим так врежу, что месяц еще будут в больнице лежать! И сами пусть за свое лечение платят, я больше спонсором не буду устраиваться!

Выбегаю из метро, поднимаюсь на родной третий этаж, минуя недоумевающую медсестру и быстро кивая головой доктору Коннору, забегаю в палату и…

— Ах ты хренов ублюдок! — кричит Эндрю, дергая брата за плечи.

— Отцепись от меня, дай объяснить…

— Ни хрена не дам! Не заслужил!

— Что здесь происходит? — ребята замирают, когда я выкрикиваю вопрос на всю палату, предварительно закрыв дверь. Не хватало еще, чтобы сюда охрана забежала.

— Это ты его надоумила? — Эндрю тыкает в мою сторону пальцем.

— Ты о чем?

— Этот придурок позвонил мне и сказал, что умирает, а сам лежит на кровати и свой дурацкий Айпод слушает! Ну не урод, а?

Адам виновато смотрит в мою сторону чуть заблестевшими голубыми глазами, а затем поворачивается к своему бывшему другу и выдает:

— Прости. Просто я хотел помириться и нормально поговорить, а на мои сообщения ты не отвечал.

— Вот недоумок! Ты как был говнюком, так и остался! — не прекращает повышать голос Эндрю. — А обо мне ты подумал? Из-за тебя я с парнем поругался! Он теперь видеть меня не хочет из-за мягкотелости, думает, что я бросил его, а ты…

— Так, остыньте! — подбегаю и встаю между ребятами, заметив, как Эндрю потянулся в сторону брата снова. И правильно сделал, я бы тоже ему бошку оторвала. — Я хотела, чтобы вы помирились, а не ссорились.

— Я не буду разговаривать с этим…

— Стоп! А теперь слушаем меня!

Парни внимательно смотрят на меня, словно я сейчас произнесу простую истину. Если честно, я и пытаюсь это сделать, но получится ли?

— Адам, ты действителньо поступил, как полный гондон, — начинаю я.

— Но…

— Не перебивай! Вы ведете себя, как два барана. И вообще, какого хрена вы не сказали, что встречались раньше?

— Что? — выдают они почти одновременно.

— Алекс сказал, что ты к бывшему поехал, — внимательно гляжу на Эндрю, на лице у которого написан один сплошной негатив.

— Мы не встречались, — отвечает Адам. — Это уже их гейские разборки, меня в это не вмешивайте!

— Я тебе как вре…

— Стоп! — вновь играю роль стены, сквозь которую невозможно нанести друг другу вред. — С этим разобрались. Эндрю, ты тоже не прав.

— Ты сейчас серьезно? — друг смотрит на меня, как на пациентку психиатрии, сложив руки на груди.

— Вполне. Адам в прошлом сильно накосячил, сейчас тоже, но он хочет заслужить твое прощение.

В палате на несколько секунд возникает тишина, пока я собираюсь с духом. Никто не перебивает и слава богу.

— Я знаю о том, что случилось между вами, — поворачиваюсь к Эндрю в надежде, что он все поймет. — Знаю о той ссоре, о долге. Он же был под кайфом, наверняка не помнил, что говорил. Скажи, сколько надо вернуть, я переведу, а потом…

— Ты рассказал ей только о долге?

— Ты рассказал ей только о долге? — удивляется друг. — А то, что ты хотел продать ее за долги, не сказал? О том, что я отбивался за Ло на той чертовой стычке, тоже не сказал? Ты вообще нормальный или как? — выкрикивает он, выделяя каждое слово, будто специально хотел донести до меня смысл.

И он доносит вполне красноречиво.

Первое, что накрывает меня — неверие. Я пытаюсь снова и снова прокрутить слова друга, осознать их смысл, понять, почему он произнес их так, а не иначе.

Почему сказал, что Адам продал меня?

Это же неправда. Ложь чистой воды. Он врет. Эндрю врет, лишь бы насолить бывшему лучшему другу. Лишь бы рассорить нас. Он не может так говорить об Адаме. Не может. Или…

Но глаза брата говорят сами за себя. Виноватые. Потухшие. А губы ничего не произносят в свое оправдание. Ничего не говорят. Не пытаются отгородиться, опровергнуть слова нашего друга. Того, кто на самом деле заботился обо мне все это время. Который поддерживал после смерти родителей, всегда находился рядом.

И который открыл глаза на реальность…

— Ло, я…

Но я ничего не отвечаю. Выбегаю из палаты, завидев перед собой лишь прозрачную пелену. Она портить картинку перед глазами, не позволяет точно сказать, куда я иду. Да и слух подводит, потому что я не слышу выкриков своего имени. Убегаю далеко-далеко. Подальше от палаты, от третьего этажа, куда приходила последние полгода, как в родной дом. От этих парней, коотрые только что искалечели мне жизнь. От всего, что связывает с этим местом.

От боли, которую невозможно вырвать из груди просто так…

На улице сегодня слишком ветрено. Не заметила этого, когда впервые вышла из дома. Наверное, сейчас самое время взглянуть на погоду. Посмотреть на серое небо, почувствовать маленькие капли начинающегося дождя, сливающихся со слезами. И не услышать знакомое:

— Долорес?

Поднимаю голову и встречаюсь со знакомыми карими глазами. Пожирающими, заставляющими замереть на месте. Почему-то смотрят они обеспокоенно. Странно как-то. А меня в этот момент пробирает дрожь не от нахлынувшего дождя, а от воспоминаний последней встречи и неожиданности текущей…

— Здравствуйте, мистер Салливан, — приветствие получается не такое уж и радостное, не официальное, даже не равнодушное, как в университете. Слишком жалкое и плаксивое.

Но мой временный преподаватель ничего не отвечает в отличие от мужчины, стоящего рядом.

— Рад снова видеть тебя.

А я не очень, признаться честно. Потому что вы больше ассоциируетесь с предвестником беды, нежели с чем-то добрым и положительным. Однако вслух это, конечно же, не произношу.

— Вы знакомы? — спрашивает недоумевавший мистер Салливан.

— Когда-то работал с ее родителями.

Да, это именно он когда-то сообщил нам о смерти родителей, именно он пришел на первые поминки. И именно он стоит сейчас передо мной и внимательно разглядывает, словно впервые видит. Словно я изменилась с тех пор, как мы виделись последний раз два года назад.