Дверь отворяется без стука, когда я, ползая на корточках по ковру, пытаюсь выудить из-под кровати свои трусики. Высокий матрас служит заслоном, и какое-то время я остаюсь незамеченной.
– Вы что тут делаете? – звучит над головой недовольный голос и перед носом возникает пара тапок.
– Я тут кое-что уронила, – я быстро сую в карман зажатую в кулаке находку.
Мария с подозрением косится в мою сторону. Неужто сочла воровкой? Хотя, с неё станется!
– Вы снова заправили кровать! – она всплескивает руками, хмурится и неодобрительно качает головой. Странное дело! В детстве мать вот точно с таким выражением лица врывалась в комнату к брату, и принималась ругать его за беспорядок.
– Ну, мне не трудно, – я, наконец, подымаюсь с пола.
– Значит так! – грозно обрывает меня она, – Прекращайте выполнять мою работу!
Я пристыжено озираюсь по сторонам. В самом деле, какой-то абсурд! В комнате идеальная чистота, а она недовольна так, словно вокруг царит полный хаос.
– Ну, мне неудобно… я не привыкла, – начинаю я нелепо оправдывать своё желание помочь.
Но Мария непреклонна:
– Привыкайте! В конце концов, каждый должен делать то, что умеет!
Она подходит к окну и одергивает штору. Солнечный свет, дорвавшись, затопляет пространство спальни. Я щурюсь, прикрываю глаза ладонью.
– Вот я умею убираться! – она бросает в мою сторону вопросительный взгляд. Мол, «а что умеешь ты?».
– А… я – бухгалтер, – трусливо отзываюсь я.
Мария красноречиво хмыкает.
Я вспоминаю, как впервые получила втык, когда опрометчиво взяла в руки веник. Сработал заложенный с детства рефлекс! Мария застала меня, подметающей на кухне.
– Вы что тут делаете? Прекратите немедленно!
Я испуганно выронила совок и отступила назад. Женщина отодвинула меня бедром и принялась елозить веником, повторяя мою траекторию.
– Я там уже подмела, – робко заметила я.
Мария выпрямилась и медленно обернулась:
– Не надо учить меня убираться!
Я сжалась в комок, испытывая странную смесь эмоций. Как в детском саду, когда вместо похвалы тебя отругали за чужую провинность…
Телефон вибрирует, и на экране возникают заветные буквы.
– Доброе утро! – говорит Олег, – Я собирался пообедать. Составишь компанию?
«Да! Да! Да!», – мысленно я ликую, но внешне сохраняю спокойствие:
– Почему бы и нет.
– Машина подъедет через полчаса, будь готова, – коротко бросает он и нажимает «отбой».
– До свидания, Мария! – прощаюсь я.
Женщина, тяжело кряхтя, нагибается, оправляет складки на простыне. Её взгляд скользит по мне, застревая на уровне коленей.
– А это что? – она подходит, внимательно глядя туда, где заканчивается моя юбка.
Я испуганно следую её примеру и тут же обнаруживаю причину. Новые колготки, надетые всего лишь раз, уже порвались! Микроскопическая дырочка на самом видном месте натянулась, рискуя превратиться в позорную стрелку.
– Стойте, не двигайтесь! – командует Мария, выходя из комнаты. И возвращается с флакончиком бесцветного лака в руках.
– Давайте я сама? – предлагаю я, за что опять получаю выговор.
– А ну-ка стойте, и не двигайтесь!
Она присаживается на корточки, аккуратно касается кисточкой, закрепляя нить. Руки её сквозь нейлон удивляют своей теплотой и мягкостью.
– Ну, вот и все, дальше не полезет. Бросьте в сумочку, пригодится, – Мария протягивает мне лак.
– Это ваш? – уточняю я.
– Да какой мой, нашла вон в тумбочке, – равнодушно бросает она.
Я беру флакончик, читаю название бренда. Откуда он здесь? Быть может, если порыскать в шкафу, найдутся и другие косметические принадлежности? Меня накрывает злоба…
Да что это со мной? Ведь я добровольно согласилась на эти встречи по субботам. Чего я ждала? Что однажды, пораженный до глубины души, он предложит мне руку и сердце? Глупости! Наверняка, у него еще сотня подобных дурочек, и он радует их по четвергам, по вторникам, по средам…
– Мария, а можно спросить вас, – осмелев, начинаю я.
Она удивленно оборачивается. Я бросаю лак в сумочку и выпрямляю спину:
– Здесь часто бывают другие женщины?
Она хмурится, припоминая:
– Это ж кто другие?
– Ну… всякие там, – «проститутки» – едва не вырывается у меня.
Мария хмыкает:
– Так вы – первая, кого я вижу, – произносит она, взбивая подушку, – По крайней мере, на моей памяти других не было.
Я замираю, внимательно вглядываясь в её лицо. Шутит?
– Вообще… никого? – уточняю я.
Мария посмеивается:
– И где он вас откопал?
Радость от услышанного рвется наружу, выдавая меня с головой. Я улыбаюсь, и по-детски возбужденно выбегаю из спальни.
Глава 8
Всегда дружелюбная, я постепенно растеряла всех подруг, большая часть из которых обзавелись семьей и уютным «насестом». До сих пор оставаясь незамужней, для них я стала потенциально опасным объектом. Те же, кто все еще находился в поиске, тоже не годились! Ведь я уже не искала…
Если прежде поиск пары значился в списке планов, то теперь место в моем сердце было прочно занято Олегом. Он не спешил разоблачаться, и наше общение проходило, как и раньше, в тени! Однако встречи стали более частыми, и потребность в нём со временем обретала взаимность.
Я радовалась дружбе с Маринкой! Во многом еще и потому, что, будучи секретаршей Олега, она представляла собой ценный источник информации. Отныне я знала, кто к нему ходит, сколько чашек кофе он выпивает в день, и когда ждать очередной букет.
– Прикинь, тридцать алых роз, – делится подруга.
– И для кого они? – интересуюсь я.
– В том-то и дело! Понятия не имею! – раздраженно поясняет Маринка.
Меня не смущает, что выбор цветов он поручает своей секретарше. Напротив! Эта игра «в прятки» служит своеобразной прелюдией к следующей встрече…
– Ну что, будем допивать? – вопрошает подруга, изучая остатки винного зелья на дне бутылки.
– Давай! – я подставляю свой бокал.
Отделанная по последней моде, её квартира-студия, как и сама Маринка, выглядит идеально. Мягкая мебель и шторы, выдержанные в едином стиле, создают уютную атмосферу. На однотонных стенах яркими пятнами разбросаны картины. Кухня здесь, скорее, для вида. Ибо кулинария – не её конёк! Подруга живет одна, и кухонные ящики забиты полезной дребеденью. Мюсли, хлебцы, чай из ягоды годжи… Вместо сладостей – сорбит, вместо кофе – цикорий, а вместо мужчины – резиновый фаллос.
Раньше, еще до того, как я стала вхожа в её дом, меня одолевала ревность! Когда я видела очередной сексапильный наряд, стройные ножки, одетые в нейлон… И фантазия принималась за работу, подкидывая живописные примеры поз, в которых они делают это.
Однако образ сердцеедки, как и всё остальное в жизни Маринки, был очередным жертвоприношением в угоду модным тенденциям. Дома, сняв изуверские шпильки, избавившись от косметики и облачившись в домашний халат, звезда офисных будней превращалась в простую девчонку.
– Ну, давай за твой отпуск! – говорит Маринка с улыбкой, и опрокидывает в рот остатки алкоголя.
Я следую её примеру.
– Косарев вон тоже намылился куда-то, – произносит она задумчиво. – Матвейчук вместо него будет. Как я его ненавижу!
Она кривится, точно съела лимон.
– А ты плюй ему в кофе, – советую я.
– А то, как же! Непременно! – кивает Маринка.
Я вспоминаю о предстоящих сборах, и охваченная предвкушением, не могу сдержать улыбку. За окном уже ночь, когда мы наконец-то прощаемся.
– Если увидишь на пляже нашего шефа, – лукаво бросает Маринка, уже на пороге, – передавай привет!
– Кого? – ухмыляюсь я, – Косарева что ли? Я тебя умоляю! Думаю, мы с ним будем отдыхать в разных местах!
– Это уж точно! – заключает она.
Пару минут мы наперебой обсуждаем предпочтения нашего шефа, представляя себе, в каких отелях тот привык коротать отпуска. Маринка рисует образ его любовницы, длинноногой блондинки, с пышной грудью. Любопытно, что будет, когда она узнает правду? Вероятно, тогда нашей дружбе придет конец…
Телефон вибрирует в сумочке, когда лифт выпускает меня наружу. «Любимый» – оповещает надпись на экране. И это – истинная правда!