– Увидев Элизу и мальчика сразу после нашего возвращения из Прескотта, я решил, что произошло что-то неладное. Она была предупреждена, что в моем доме может появиться только в случае крайней необходимости. Это удивило меня и озадачило, а к тому времени, как обернулся, ты уже вошла в дом вместе с тетей. Потом я постучался к вам, как раз перед тем как уехать из города, но дворецкий сказал, что тебя нет дома.
– Так что же с ней случилось? Какая необходимость привела ее к тебе?
Джонатан поморщился.
– Хозяин дома, в котором она арендует помещение, начал приставать к ней, а когда она отвергла его домогательства, выгнал ее вон под предлогом, что у нее незаконный ребенок. Это случилось примерно за месяц до того, как она постучалась в дверь моего дома. За несколько недель до того я видел ее в театре, но был отвлечен и это как-то выпало у меня из памяти. Она с ребенком жила потом у своей старшей сестры, но когда муж сестры вернулся в Лондон, вынуждена была удалиться. Этот господин всегда отказывал ей в приюте, ссылаясь на ее репутацию падшей женщины. Ей больше некуда было деться, и она явилась в мой дом, увы, только для того, чтобы мой дворецкий выставил ее вон. К счастью, мы вернулись из Прескотта именно в этот день, иначе, я в этом уверен, ей пришлось бы провести ночь на улице.
– У нее нет подруг? – мягко спросила Серена.
Джонатан скрежетнул зубами.
– Леди ее класса избегают дружбы с ней, потому что она мать незаконнорожденного ребенка. Прочие особы женского пола избегают ее именно из-за принадлежности к этому классу.
– В таком случае ей некуда деться.
– К ее услугам всегда был Стрэтфорд, – вставил свое слово Уилл. – Он о ней хорошо заботился.
– Где же она теперь? – спросила Серена.
– В Гилдфорде, где она жила последние годы. Я договорился с домохозяином. Он больше не станет докучать ей по пустякам.
Уилл посмотрел на Джонатана, который сидел рядом с Сереной.
– Это на мне лежит ответственность за них. Так было всегда, но я слишком долго не занимался этим – отчасти потому, что уходил в плавание, исполняя долг службы, а отчасти потому, что не хотел причинить боль Мэг. Ни то ни другое не может служить мне оправданием. Я обязан заботиться о ней. О них обоих.
– Что же вы намерены предпринять? – спросила Серена.
При свете ламп лицо Уилла казалось мертвенно-бледным.
– Во-первых, я должен убедиться, что мальчик знает, кто его настоящий отец. – Он громко сглотнул. – Во-вторых, я должен позаботиться о том, чтобы они жили в хороших условиях и были счастливы.
Довольно долго все трое в молчании глядели друг на друга.
«В какую мы ловушку попадаем, когда себя мы ложью оскверняем», – процитировала про себя Серена знакомые строки.
– Мне пора, – произнес Уилл, резким движением вставая со стула.
Серена и Джонатан тоже встали.
– Но…
Уилл подошел к Серене, поцеловал ей руку и поднял на нее сияющие от счастья глаза.
– А теперь… Я думаю, мне следует некоторое время побыть наедине с самим собой.
– Вы останетесь в Лондоне?
– Не знаю. У меня есть корабль, который в ближайшие несколько недель должен отплывать в Сиам. Быть может, мне придется быть на нем.
Серена не хотела, чтобы он уезжал. Его уход сегодня… быть может, окажется расставанием навсегда…
Она наклонила голову, слезы снова набежали ей на глаза.
– Благодарю вас, Уилл. Благодарю за то, что вы сказали мне правду. И мне так жаль…
Он взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
– Я так хочу, чтобы вы были счастливы, Серена, я хочу, чтобы вы и Стрэтфорд были счастливы оба. Всегда хотел. И Мэг хотела бы того же.
Она накрыла своей ладонью его руку.
– Мне будет очень не хватать вас, Уилл. И я желаю счастья вам от всей души.
Осторожно высвободившись, Уилл обратился к Джонатану.
– Я, думается, могу рассчитывать, что ты на этот раз позаботишься о ней.
– Ничто меня не остановит, – твердым, уверенным голосом произнес Джонатан.
Уилл помедлил.
– Не открывайте никому подлинного положения вещей, Серена. Вы должны оставаться Мэг.
– Но зачем?
– Я боюсь того, что произойдет, если в свете узнают, кто вы на самом деле. Вы столкнетесь со злобой светского общества, которое придет в негодование оттого, что приняло вас в свой круг. Они сделали это лишь ради того, чтобы позже узнать, что на самом деле вы опозоренная Серена Донован.
– Меня это ничуть не трогает, – сказала Серена, готовая к самому худшему.
– А меня беспокоит, – спокойно заговорил Уилл. – Давайте встретим скандал по поводу расторжения нашей помолвки с открытым лицом. Это будет ничто по сравнению с теми бедами, с какими мы можем столкнуться, когда станет известна правда о вас.
И Серена вдруг поняла. Это будет не только ее наказанием, это в равной мере коснется ее матери и сестер. Мало того, остракизм изгоя из общества испытает на себе Уилл. Его станут высмеивать как мужчину, одураченного безнравственной близняшкой его возлюбленной.
– Очень хорошо, – заговорила она, считая невозможным объяснять, как больно ей носить имя сестры, как трудно продолжать ею быть. – Я останусь Мэг.
Она бросил взгляд на Джонатана, и тот кивнул в знак согласия.
Уилл тоже кивнул.
– Итак, я удаляюсь.
Он отвесил прощальный поклон. Серена смотрела, как он уходит, как закрывает за собой дверь. И слезы, горькие слезы жалости и раскаяния жгли ей глаза.
Глава 20
Когда Серена на следующее утро уже доела свой завтрак, в столовую вошел лакей с серебряным подносом, на котором лежал листок бумаги.
– Это для вас, мисс, – обратился он к ней.
Взглянув на тетю Джеральдину, она взяла с подноса записку, сломала печать и прочитала:
«Я скучаю по тебе. Не придешь ли повидаться со мной?
Сейчас?
Дж.».
Пряча улыбку, Серена, извинившись, встала из-за стола и бегом поднялась к себе в спальню, надела шляпку и пелерину. Потом она вышла из дома в сияние солнечного, безоблачного утра и прошла несколько шагов до двери в дом Джонатана. Подождав немного, она запрокинула голову и посмотрела на солнце. Горячие лучи коснулись ее щек, солнечное тепло проникло сквозь тонкий муслин пелерины. Наконец Серена глубоко вдохнула чистый утренний воздух и, набравшись храбрости, легонько постучала в дверь.
Она ожидала, что дверь отворит дворецкий, но это сделал сам Джонатан. Уголки его губ приподнялись, когда он ее увидел, а Серена целую минуту, не меньше, смотрела в его улыбчивые синие глаза.
– Не соизволишь ли войти?
Он чуть отступил в сторону, давая ей возможность пройти, и она вошла в дом. Он взял ее под руку и привел в гостиную, просторную, элегантно обставленную комнату с большим окном, обрамленным двумя колоннами в греческом стиле.
Едва они вошли, он закрыл дверь и заключил Серену в объятия.
– Я так истосковался по тебе.
– Прошло всего несколько часов, – возразила она, но тут же обняла его, чувствуя прилив нежности. Как отчаянно ей не хватало его прикосновений.
– Я имел в виду, что тосковал по тебе все эти дни. И… – Он чуть отстранился, посмотрев на нее с кривой усмешкой: – Все эти годы. Мы слишком много времени провели в разлуке. Даже последние несколько часов были чересчур долгими. Для нас наступило время быть вместе, Серена.
– Да, я согласна. Мы столько времени потеряли в разлуке.
Он снова отпрянул.
– В самом деле?
Она не удержалась от смеха.
– Это тебя удивляет? Честно?
– Ну хорошо…
Она прижала к его груди ладонь.
– Неужели ты не понимаешь, Джонатан? Мне так трудно быть не вместе с тобой. Мне трудно не прикасаться к тебе. Я чувствовала это, я боролась с этим с того самого вечера, когда встретилась с тобой на приеме в доме Уилла.
Казалось, по всему его телу прошла волна напряжения.
– То же самое я чувствовал по отношению к тебе, даже с тех пор как подумал в первый раз о тебе как о Мэг. – Он скривил губы. – Я не имел представления, почему у меня возникли такие соблазнительные мысли о сестре моей любимой.