Карен Хокинс - Признания повесы

Джеймс неуверенно рассмеялся:

– Да будет тебе, Верена! Я начинаю жалеть этого человека.

– Его стоит пожалеть. Я намерена поставить его на колени. – Славная картинка, что и говорить, – Брэндон Сент-Джон, стоящий на коленях и умоляющий ее... о чем? Чтобы она снова его поцеловала? – Хм. Может, мне устроить званый ужин в честь неслыханной щедрости Сент-Джона? Смешно будет, если все узнают о его сегодняшнем визите. Забавная выйдет история.

Он усмехнулся:

– Будь осторожна, дразня Сент-Джона, иначе навлечешь на себя гнев всей его семьи.

– Уже навлекла. Но это... – Она пропустила чек между пальцев и улыбнулась, представляя лицо Брэндона Сент-Джона, когда он поймет, что над ним посмеялись.

Высшее общество благоволит к некоторым представителям полусвета. Если она пригласит нужных людей, слух распространится очень быстро.

– Мой очередной званый вечер состоится в следующий вторник. Я приглашу десять – двенадцать человек. Самых болтливых.

– Праздник сплетен. – Джеймс окинул ее проницательным взглядом. – Сент-Джон точно ничего больше не сделал, что ты так разошлась? Только предложил деньги? Ты жаждешь мести, как оскорбленная женщина?

– Меня ни разу в жизни не оскорбляли. Насмехались – да, и считали женщиной «такого типа». Но никогда не оскорбляли.

Джеймс поднял брови:

– А помнишь, тебе тогда было десять лет, и ты решила, что я стащил твои новые туфли? Ты забралась в мою комнату и приклеила все мои башмаки к полу.

– Это было много лет назад, – высокомерно заявила Верена. Она давно переросла подобные выходки. Теперь, когда она хотела отомстить, то наносила удар в самое уязвимое место.

Джеймс вскинул бровь:

– Хочешь более поздний пример? А как насчет дня накануне твоей свадьбы с Уэстфортом? Ты обвинила меня в краже двух бутылок довольно дорогого вина, которое ты приберегала...

– Это было не просто вино, а портвейн. И ты действительно его украл. Я нашла пустые бутылки в твоей комнате.

– И страшно мне отомстила.

Она улыбнулась.

– Муравьи. – Один из лучших дней в ее жизни.

Он не улыбнулся.

– Они, знаешь ли, кусаются.

– А вот и нет! Уж точно не так. Это все твое воображение. – Она усмехнулась. – Видел бы ты себя! Бежишь по церковному двору, срывая на ходу штаны на глазах у леди Берлингтон. От ее крика, наверное, и мертвые проснулись бы, хотя, должна заметить, она не отвернулась.

Джеймс ухмыльнулся:

– Знаешь, а она до сих пор мне пишет.

– Меня это не удивляет. Я думала, она тогда прыгнет в пруд следом за тобой.

– Я мог утонуть.

– Только если бы сел. Он был мелкий, как лужа.

Джеймс вздохнул:

– Отец надеялся, что Эндрю укротит твое чувство юмора.

– Что ж, ему это не удалось. Он лишь усилил его. – Верена прижалась щекой к каминной полке и улыбнулась? – Интересно, заявится ли Сент-Джон сюда снова, когда слух о его бесславном визите ко мне разнесется по городу? Очень на это надеюсь.

Джеймс с удивлением посмотрел на нее:

– Тебя послушать, так он тебе даже понравился.

Понравился? Брэндон Сент-Джон ей совсем не понравился. Особенно после того, как запечатлел на ее губах поцелуй. Впрочем, сам по себе поцелуй был приятным. Но до поцелуя Брэндон Сент-Джон вел себя с ней в высшей степени грубо.

– Он высокомерен и властен. Однако его забота о брате выше всяких похвал. – Признав это, Верена испытала некоторую гордость.

– Возможно. Я не из пугливых, ты знаешь, но советую тебе действовать осторожно. Он меняет женщин, как перчатки.

– Постараюсь сделать так, чтобы он не натянул меня на руку.

– Верена, я не шучу. Он гораздо опаснее, чем ты думаешь.

– Я вполне способна с ним справиться. – Верена вздернула подбородок. – Так что пусть держится от меня на почтительном расстоянии и в бой не вступает.

– А если вступит?

Она взяла чек и помахала им, очаровательно улыбаясь.

– Тогда я обращу чек в наличные, и этот несчастный обеднеет на пять тысяч фунтов. Тогда я выиграю не просто сражение, а всю войну.

В течение дня в Лондоне прошел дождь, стало сыро и заметно прохладнее. Брэндон был рад, что так быстро отправил чек леди Уэстфорт. Теперь оставалось только черкнуть записку Маркусу в подтверждение того, что все в порядке.

А пока Брэнд вернулся к своим обычным занятиям. По крайней мере, попытался. Девона он нашел в салоне Джексона – предполагаемая поездка брата чудесным образом отменилась. Там они и провели остаток дня, боксируя по-дружески, в результате чего у Девона оказалась рассечена губа, а Брэндон заработал синяк на скуле.

Было бы преувеличением сказать, что весь вечер он думал о леди Уэстфорт. Напротив, были довольно длинные отрезки времени, когда он вообще о ней не думал – целый час, например. Но эта встреча оживила его надежды. Брэндон поймал себя на мысли о том, до чего банальны признанные модные красавицы – насколько они льстивы, начисто лишены чувства юмора и совсем не похожи на леди Уэстфорт.

Ни одной не достало ума, чтобы заставить его улыбнуться. Ни одна не бросила ему вызов, даже не попыталась пригрозить. Как все это скучно! Брэндон вдруг подумал, что сказала бы леди Уэстфорт, если бы он нанес ей неожиданный визит. Мысль показалась заманчивой, и пришлось напомнить себе, какого сорта эта женщина – женщина, от которой можно откупиться за какие-то пять тысяч фунтов.

Не то чтобы сумма была так уж мала. Может, леди Уэстфорт испытывает какие-то затруднения и вынуждена была принять деньги. Он некоторое время поразмышлял, представляя себе разные затруднения, одно страшнее другого.

Но тут же обуздал свое буйное воображение, решительно запретив ему отклоняться от курса.

Леди Уэстфорт представляла собой именно тот тип женщин, которых он всегда избегал: бедствующих, дерзких и – если судить по уровню ее прислуги – непрактичных. Тех, которые ради собственной выгоды без зазрения совести постараются завлечь мужчину в сети.

И, тем не менее было в ней что-то не поддающееся четкому определению, что-то тревожащее и интригующее. Настолько интригующее, что он не мог думать почти ни о чем другом.

Но такой повышенный интерес к женщине, как он полагал, никогда ему не грозил. И Брэндон отправился в свой клуб на встречу с Уичэмом. К половине одиннадцатого вечера Брэнд сообразил, что Роджер не придет, но это его не удивило. В духе ветреного виконта было прислать записку и не прийти.

Однако ожидание вывело Брэндона из терпения. Он испытывал какое-то внутреннее волнение, чувство медленно нараставшего отчаяния. Несколько лет назад, после того как он купил свое поместье и сделал его доходным, он тоже столкнулся с этим ощущением... ощущением пустоты. Тогда он вернулся в Лондон, не находя себе места, готовый принять новый вызов. Но что-то изменилось. Былые развлечения потеряли свою привлекательность. Как и прежние приятели. Будучи совсем молодым человеком, в то время, он чувствовал себя стариком, который равнодушно взирает на бывших друзей, предающихся всевозможным излишествам. Его жизнь, некогда казавшаяся полной удовольствий, теперь представала перед ним пустой и скучной, и он ничего не мог с этим поделать.

Разве что затеять рискованный роман с этой красавицей с фиалковыми глазами, которая обещала бросить ему вызов...

Нет. Ни за что. Он уже знал, чем заканчиваются подобные связи. Брэнд потер подбородок. Надо, пожалуй, убраться из Лондона. Подальше от леди Уэстфорт.

Он распорядился, чтобы Пул уложил его вещи, и уехал на уик-энд к сестре, которая жила неподалеку от Бата. Там он играл со своей маленькой племянницей и в сопровождении зятя осматривал новое крыло дома, восхищаясь всеми улучшениями и усовершенствованиями.

Не прошло и трех дней, как Брэнд почувствовал, что не в силах выносить явное семейное счастье Сары, и под каким-то предлогом уехал. Беспокойство овладело им с новой силой. Вернувшись к вечеру в Лондон, он нашел записку от Маркуса, в которой тот просил Брэндона встретиться с ним в «Олмаке». Брэндон, как и полагается, надел черный фрак и брюки до колен и подъехал к «Олмаку» ровно в одиннадцать, когда уже закрывались двери.

В поисках брата он вошел в бальную залу, миновав группу из четырех-пяти немолодых женщин, стоявших у двери. Дуэньи всегда располагались у входа, чтобы видеть всех входящих и отпускать замечания по поводу тех из них, кто имел несчастье одеться немодно.