– Вот-вот, вам как раз надо поплакать, хозяйка. Я принес полотенце, чтобы вы могли умыться. А то нос будет красный.
Не все ли равно, какой у нее нос, когда ее обнимает Брэндон. Это такое наслаждение! И ничего ей сейчас больше не нужно. Гербертс еще немного потоптался вокруг, докладывая, что проверил окна на первом этаже на предмет взлома. Потом снизу его позвал вернувшийся Питерс.
Как только дворецкий ушел, Брэндон хмыкнул у самого уха Верены.
– Взгляни на свой ночной столик.
Верена приоткрыла глаза. На столике лежали полотенца, которые Гербертс сложил в виде больших цветков.
– Где он этому научился? – спросила пораженная Верена.
– Не знаю, но посмотрела бы ты на него. Он сворачивал каждое полотенце раз по пять, пока не остался доволен результатом. – Брэндон убрал с ее лица прядь волос. – Надо промыть рану. Не знаю только, справимся ли мы с этим сами?
Верена кивнула. После настойки опия боль постепенно утихала.
– Думаю, наш план сработал, – сказала Верена.
Брэндон поджал губы:
– Не пугай меня. Ты можешь сидеть?
Верена кивнула. Она позволила Брэндону соорудить из подушек нечто вроде кресла. Потом он аккуратно размотал повязку.
Верена наблюдала за его действиями. Брэндон – самый красивый мужчина в мире. И сейчас он сидит на ее кровати. Как жаль, что у нее нет подруг, перед которыми она могла бы похвастаться. Ни одной. Конечно, у нее много знакомых, а вот друзей, с которыми можно было бы поделиться самым сокровенным, нет. Лишнее подтверждение тому, что в жизни у нее не все ладно.
Брэндон снял повязку, осмотрел голову Верены, нахмурился.
– Ну что там? – спросила Верена.
– Кровоподтек.
Она приложила пальцы к ушибленному месту и нащупала огромную шишку. – Ох!
– Не трогай, если больно. Верена захихикала:
– Трогай лучше ты. И не только шишку, а все, что хочешь.
– Это опий действует, – сверкнул глазами Брэндон. И провел пальцем по ее подбородку.
Она поймала его руку, прижала к щеке и проникновенно посмотрела на Брэндона.
– Ты не оставишь меня?
Он погладил ее по щеке:
– Никогда.
– Никогда-никогда?
Он наклонился к самому ее лицу, его синие глаза горели огнем.
– Верена, обещаю оставаться с тобой столько, сколько ты пожелаешь, плюс еще один день.
– Еще один день?
– Очень-очень длинный день. – Он выпрямился. – А теперь позволь немного остудить твою голову.
Верена с неохотой отпустила его руку. Едва он отошел от кровати, как она снова почувствовала себя покинутой. Покинутой и неуверенной, напуганной. Но не нападением. Она боялась потерять Брэндона. Потерять себя.
Он вернулся с полотенцем, смоченным в холодной воде, и осторожно протер лоб Верены.
– Вот, так лучше, – тихо сказал он.
Потом отнес полотенце и вернулся с чашкой шоколада.
– Уверен, это лучше всякого лекарства.
Верена обеими руками взяла чашку и глубоко вдохнула. От божественного аромата по телу разлилось блаженство. Она поднесла чашку к губам и сделала глоток. Закрыв глаза, Верена наслаждалась изумительным горько-сладким вкусом напитка.
Внезапно она сообразила, какой смешной должна в этот момент казаться Брэндону.
– Прости, – сказала она со смешком. – Я не спросила, может, ты тоже хочешь? Могу отлить тебе половину.
– Нет, спасибо, я ощущаю вкус, глядя на выражение твоего лица. Допивай. Это поможет тебе уснуть.
Она допила и отдала Брэндону чашку.
– А теперь тебе надо поспать.
Верена вздохнула и обвела комнату взглядом. Она потратила большие деньги на кровать и постельное белье, на мебель. Кровать олицетворяла для нее дом. Ее тихую гавань. Но впервые за четыре года Верене не хотелось оставаться здесь одной.
– Побудь со мной, – попросила она Брэндона.
Он замер, лицо на мгновение напряглось.
– Это неразумно.
– Это будет божественно. – Она вдруг обнаружила, что теребит его пальто, и нахмурилась. – Ты даже не разделся.
– Не успел.
Что-то не так было с его пальто. Она прищурилась, соображая, потом улыбнулась. Ну конечно!
– Брэндон! Куда девались пуговицы?
– Благодари Гербертса. – Брэндон поднялся.
Верену охватила легкая паника.
Брэндон, должно быть, заметил это по ее взгляду.
– Я не собираюсь уходить. – Он снял пальто и бросил на кресло.
Ах, ее кресло. Ее чудесное, чудесное кресло. Она вспомнила, как Брэндон в последний раз был в ее комнате, как она сидела у него на коленях. Это кресло навсегда останется для нее реликвией. Она будет беречь его. Особенно когда закончится вся эта история, и она навсегда покинет Англию и Брэндона.
Эта мысль привела ее в отчаяние. О Боже, ей придется уехать. Бросить дом, свою любимую кровать и Брэндона. В груди стало тесно от невыплаканных слез.
– Ну не надо.
Она посмотрела на него и пробормотала дрожащими губами:
– Ничего не могу поделать.
– Это опий. Тебе нужно поспать, Верена. – Сев на кровать, он стал поглаживать Верену по щеке кончиками пальцев, в его движениях было что-то гипнотическое. – Закрой глаза. Когда проснешься, я буду здесь.
Как хорошо лежать в уютной постели, Брэндон нежно гладит ее по щеке, по волосам.
Она улыбнулась ему и накрыла ладонью его пальцы. Он улыбнулся:
– Вот и хорошо. А теперь спи.
– Не хочу спать, – сказала она, хотя глаза слипались. Он продолжал гладить ее по голове.
– Моя мама всегда так делала, когда я болела.
– Значит, она была хорошей матерью. Моя тоже.
– Я скучаю по маме. – Она посмотрела на Брэндона. – А ты скучаешь?
– Постоянно. Расскажи мне о своих родных, Верена.
Ее родные. Как мило, что Брэндон ими интересуется.
Он такой добрый.
– У меня есть брат.
– Знаю. Ведь мы с ним знакомы. Он очень похож на тебя.
Милый Джеймс. Всегда рядом в нужную минуту. Интересно, где он сейчас? Сказал, что уйдет ненадолго, и пропал.
– Куда подевался Джеймс?
– А другие братья и сестры у тебя есть? – спросил Брэндон, уклонившись от ответа.
– Две сестры. Младшие. Я самая старшая, даже старше Джеймса, правда, всего на две минуты.
– Вы с ним двойняшки?
– Да. У меня чудесная семья. Отец считает меня самым лучшим карточным шулером из всех, с кем ему довелось играть.
– Ах да, наша игра. Кажется, это было несколько лет назад. – Он взял ее лицо в ладони. – Почему ты не вернулась к своим, когда умер Уэстфорт?
– Потому что хотела спать в своей постели. – Она тихонько засмеялась. – Странно звучит, да? Я люблю своих родителей, но они не могут жить без приключений, а меня это тяготит.
– Почему?
– Я хочу покоя. Хочу иметь свой дом. Собственную кровать с мягкими подушками и хрустящими льняными простынями.
Брэндон погладил Верену по щеке, наслаждаясь теплым шелком ее кожи.
– Это тяжело – все время путешествовать?
Улыбка сбежала с лица Верены.
– Порой очень тяжело, – прошептала Верена. – Как только я находила друзей, приходилось уезжать. – Ее голос дрогнул. – Вот как сейчас.
Уезжать. Никогда еще это слово не казалось Брэндону таким неприятным. Пораженный, он понял, что не хочет, чтобы Верена уезжала. Чего же он хочет? Он закрыл глаза. Должно быть, Верена заметила печальное выражение лица Брэндона, потому что, в свою очередь, погладила его по щеке.
– Все было не так уж плохо. А иногда просто замечательно.
– Замечательно?
– Родители не были ни злыми, ни жестокими, просто... искателями приключений.
– Ты хочешь сказать, авантюристами?
– И авантюристами тоже. Но детей они любили. И заботились о нас.
Недостаточно, подумал Брэнд. Интересно, кто-нибудь вообще заботился о Верене так, как она того заслуживает?
– А как относился к твоим родителям Уэстфорт?
– Эндрю? – Она улыбнулась. Язык у Верены заплетался, и Брэндон понял, что она засыпает. Помолчав, она пробормотала:
– Эндрю их образ жизни казался забавным. Но о моих родителях он заботился больше, чем о своих собственных.
– Засыпай, Верена. Не беспокойся, я не уйду.
Брэндон решил оставаться здесь до тех пор, пока не убедится, что она в безопасности.
Верена зарылась поглубже в груду подушек, подложила под щеку ладонь и вскоре крепко заснула. Брэндон еще долго смотрел на нее. Затем поправил одеяло и расположился в кресле у камина дожидаться рассвета.
Глава 22