— Дело ли нам до высокой родни? Главное то, что я писал ему о тебе, и, будь уверен, он самого лестного мнения о полковнике Долентовском.

При этих словах Алексей призадумался. В душу его тут же вкралось подозрение, что друг пригласил его к себе не случайно, а именно с целью познакомить с многочисленными родственницами.

— Да ты не бойся, — рассмеялся, угадав его мысли, Николай, — неволить никто не станет. А тебе, я думаю, приятно будет провести время в домашней обстановке, в обществе хорошеньких девиц. А то мы с тобой последний год приличного общества и не видали. Те дамы, что встречались в нашей походной жизни — это совершенно особая статья, согласись. Так чего же может быть лучше хорошего дома и воспитанных и милых домочадцев?

— Ты прав. Но гляди, — Алексей покачал головой, — я сбегу сразу же, как только почувствую, что на меня начали охоту.

— Да, совсем забыл тебе сказать: из пятерых моих сестер три уже замужем, а из шести кузин — четыре. Так что тебе остаются только четыре девицы. Да еще одна незамужняя тетушка, сестра папеньки.

— Вот как? У тебя еще и незамужняя тетушка имеется? Какая-нибудь благородная старушка?

— Да уж, вполне благородная, — прищурился Николай, — и милая старая дева — она тебя очарует. Я ее обожаю. Впрочем, у меня три незамужние тетушки, — ухмыльнулся он.

— Три? — притворно ужаснулся Алексей.

— Три, — кивнул головой Дымов. — И не забудь, что у меня еще три младших брата, почти совсем мальчишки, они будут восхищаться тобой все время, приготовься к этому.


Путешествие подошло к концу, и вот уже приятели подъехали к воротам Дымовского дома.

— Николенька! Николенька приехал! — с крыльца посыпалось все многочисленное семейство Дымовых.

— Сынок! — Гликерия Матвеевна кинулась к сыну, едва только тот ступил на землю.

Сестры и братья обступили Николая со всех сторон и что-то кричали, целуя его и обнимая. Тот смеялся в ответ, пытался всех разом обнять и поцеловать, обнимал маменьку, целуя ей руки… И вот на крыльце показался Петр Петрович Дымов — глава семейства.

При его появлении все расступились, но радостные возгласы и смех не думали утихать.

— Ну, где же Николай? — Петр Петрович, улыбаясь, смотрел на своего старшего сына, возмужавшего и совершенно не похожего на того мальчишку, которого они проводили из дому десять лет тому назад.

Николай двинулся навстречу отцу и через мгновение они уже обнимались и что-то радостно говорили, перебивая друг друга.

Алексей, молча наблюдавший эту сцену, в глубине души не мог не пожалеть о том, что ему такой встречи никто не устроит. Родители давно умерли, а более никого у него нет. И возвращению под отчий кров, за исключением, быть может, старой няни, никто не обрадуется с такой же силой.

Но тут общее веселье несколько поутихло, и все, наконец, обратили внимание на гостя.

— Позвольте вам представить: мой друг, полковник Алексей Иванович Долентовский, о котором я вам писал.

— Алексей Иванович! Какая радость! — это Гликерия Матвеевна уже раскрывала свои широкие объятия. — Всё, всё знаем… Вы нам как сын родной! И мы ваши должники вовек…

Без сомнения, Николай успел сообщить своей родне о том, что некогда Алексей спас ему жизнь. Этого Долентовский не ожидал, он вовсе не хотел благодарностей. Алексей кинул взгляд на смеющегося Николая, но тот сделал вид, что ничего не понимает. И в тот же миг на Алексея набросилась вся эта орава. Младшие Дымовы желали лично поприветствовать и поблагодарить своего гостя.

Петр Петрович с радостью и большим чувством жал руку Алексею и приглашал его жить в их доме столько, сколько тот только пожелает.

Затем друзей развели по комнатам, велели отдыхать и раньше обеда в гостиной не появляться.

2

1816 год

— Так, ну и мастер ты пошутить! — смеялся Алексей. — Сестры, кузины!..

Среди той оравы, что бросилась на него во дворе, он заметил только одну девочку лет пятнадцати, которую можно было, хотя и с большой натяжкой, считать заневестившейся. Все прочие — и того младше.

— А ведь испугался! — поддел его Николай. — Как мог ты подумать, что я заманиваю тебя в родительское гнездо для того, чтобы женить на какой-нибудь из своих любимых сестриц? И позволь напомнить, что сестры, достигшие брачного возраста, не пожелали тебя дожидаться и уже выскочили замуж.

— Вот беда! — Алексей с притворным вздохом развалился на кровати. — А какие кровати в доме твоей матушки мягкие… Давненько я на таких перинах не отдыхал.

— Да уж, маменька знает толк в домашнем хозяйстве. И, держу пари, она нас сейчас накормит так, что мы запросим пощады.

Алексей плохо слушал приятеля. Он отдыхал душой и телом. Как приятно было сознавать, что здесь — в этом доме — ему не надо было галантничать, вести ученые или приятные беседы и чувствовать себя как на параде. Милые девочки, которые встретили его с такой радостью, и славные младшие братья Николая, добрейшая матушка Гликерия Матвеевна и радушный и хлебосольный Петр Петрович, настоящая голова сего семейства… Что еще могло его успокоить и привести в доброе расположение духа?

Алексей уже познакомился и с другими жителями дома. Две незамужние тетушки, лет под пятьдесят каждой, были милы и добродушны так, как только это было возможно; а также вдовая сестра Гликерии Матвеевны, мать двух очаровательных девочек — кузин Николая, и другая вдовая сестра, только уже Петра Петровича, мать тех кузин, которые уже вышли замуж.

Родных сестер Николая звали Полина и Маша. Полине только что исполнилось пятнадцать, а Маше было тринадцать лет. Три старшие сестры их, как сообщили Долентовскому девочки, уже вышли замуж и жили, разумеется, отдельно.

Младшие братья в этом семействе были весьма решительные и ученые молодые люди. Старшему из них — Сергею — сравнялось шестнадцать, и он учился в университете, а Ивану и Петру — четырнадцать и тринадцать, причем Петр был Машиным близнецом.

— Обедать, обедать! — в комнату ворвался запыхавшийся голос Маши, а уже после показалась сама девочка.

Она приоткрыла дверь, но, увидев, что молодые люди разлеглись на перине, хихикнула и убежала.

— Вот бесенок… — со всей возможной любовью в голосе пробормотал Николай. — Надо идти, — толкнул он друга.

Молодые люди нехотя поднялись и, окончательно приведя себя в порядок, отправились вниз.

— А-а, вот и вы… — Гликерия Матвеевна, казалось, поджидала их с величайшим нетерпением. — Надеюсь, вы отдохнули? — озабоченно спросила она.

— Конечно, маменька, — Николай ласково поцеловал ее в щеку. — Отдохнули и ужасно проголодались.

— Ну что же, сейчас будем обедать… Да, Алексей Иванович, вы еще не познакомились с сестрой Петра Петровича. Ее ведь не было, когда вы приехали.

— Еще одна женщина? — шепнул Алексей приятелю, притворно закатив глаза.

— Да, — так же шепотом ответил тот. — Я ведь говорил о трех незамужних тетушках.

— Первые две мне весьма понравились, — пробормотал Долентовский себе под нос, вспоминая двух милых старушек.

— Погоди, может, тебе и эта понравится, — пихнул его в бок Николай.

— А, Катенька, вот и ты! — воскликнула Гликерия Матвеевна. — Поди сюда и познакомься наконец с нашим дорогим гостем, полковником Алексеем Ивановичем Долентовским.

Алексей обернулся на эти слова и… окончательно пропал.

3

1816 год

Ночью сон не шел к нему. Ну кто бы мог подумать! Он никак не мог забыть усмешку Николая, когда тот шепнул ему на ухо:

— Ну что, она не хуже других моих незамужних тетушек? Она понравилась тебе? Признаться, я бы и сам в нее влюбился, не будь Катенька сестрой моего батюшки.

Катенька… Господи!

Алексей вскочил и принялся расхаживать по комнате. Он влюбился! Влюбился, как мальчишка, как последний болван! Сестра старшего Дымова… Как такое возможно? Ей двадцать два года, то есть она младше своего брата на тридцать лет, без малого, и она не замужем.

Как объяснили Алексею, Катенька была единственной дочерью Петра Евграфовича, деда Николая, от его второй жены.

— Все, что угодно, все, что угодно, — твердил Алексей, — но только бы она стала моей…