Когда молодые люди подошли ближе, Мартин разглядел, что развевавшаяся наподобие флага тряпица была не что иное, как женская сорочка, и ему стало любопытно, которой из девушек она принадлежала.
– Самый меткий стрелок покроет себя неувядаемой славой! – провозгласил толстяк, останавливаясь под ближайшим дубом и поднимая свой трофей. Он подпрыгнул раз, другой и третий, наконец ему удалось подвесить изящную принадлежность дамского туалета на ветку повыше.
Со смехом и фривольными шуточками молодые люди вернулись к таверне и, собравшись у пустых бочек из-под эля, принялись готовить луки к стрельбе и заключать пари. Полуодетые возбужденные девушки столпились в стороне.
Конь дернул поводья, пытаясь дотянуться до клочка травы, уцелевшего на голом дворе, и засмотревшийся на необычное зрелище Мартин вспомнил, с какой целью он здесь. Он оглянулся и увидел, что тощий, в спустившихся драных чулках мальчишка-конюх слишком увлечен происходящим, чтобы заниматься своими обязанностями. Мартин сам завел коня в конюшню и нашел свободное стойло. Он не долго пробыл внутри, и, когда снова вышел на солнце, молодые люди только собирались приступить к шутливому состязанию.
Мальчишка сидел на прежнем месте и не отрываясь смотрел на стрелы, которые молодые люди передавали первому стрелку. Мартин тоже обратил внимание на стрелы. Они были тонкие, с хвостом из серых гусиных перьев и длиной чуть ли не в ярд – красивые, глаз не отвести. Хотя, как показалось Мартину, даже самые дивные стрелы не могут соперничать в красоте с полунагими девушками, что порхали среди молодых людей, дразня и теребя их.
Взгляду трудно было оторваться от смеющихся алых губ и приподнимающих тонкую ткань грудей, норовящих вырваться на свободу. Как ни манило Мартина это зрелище, он помнил о деле: послании, которое он должен был срочно передать. Он с неохотой покинул задний двор, повернул за угол и вошел в таверну.
Внутри небрежно одетый солдат, взобравшись на стол, обрушивался с гневной речью на узурпатора Генри Болинброка; вокруг собралась толпа слушателей. Виду солдат был самого неказистого, но говорил как заправский оратор.
– Братья! – с жаром восклицал он. – Генри Болинброк въехал в Лондон на наших спинах, и чем он отплатил нам? Новыми поборами и пустыми посулами! Он умертвил Ричарда, нашего законного короля, данного нам милостью Божьей, и отправил его бездыханное тело в Лондон в простой телеге!
Вскидывая голову, отчего длинные сальные пряди рассыпались по его плечам, проходимец продолжал:
– Болинброк утверждает, что получил корону по праву. По какому праву, братья? Он нагло клянется, что Ричард передал ему трон добровольно, без принуждения.
Всякий раз, когда солдат делал паузу, среди слушателей раздавались ропот возмущения и одобрительные возгласы оратору.
– Все его слова – ложь от начала и до конца! Мы своим потом и кровью оплатили его корону! И вот наши жены и дети страдают от голода, а он лебезит перед дочкой французского короля. Скажите мне, кто заплатил за шелка и драгоценности для нее? Мы заплатили, братья, вы и я!
Протискиваясь сквозь толпу, Мартин спрашивал себя: доволен ли теперь Генри Болинброк, добившись того, что так стремился заполучить? Год назад все пели ему дифирамбы; ныне же его поносят в каждой таверне, на каждом углу.
Некоторые даже поговаривали, что Ричарду удалось бежать, а народу показали тело совсем другого человека. Повсюду ходили слухи, что Ричард готовится к борьбе за возвращение своей короны.
В дальнем углу помещения, за неким подобием стойки, где отпускались вино и эль, Мартин нашел хозяина, который сидел, подперши щеку кулаком, и слушал оратора. Окликнув хозяина, Мартин спросил его, не видел ли тот здесь рыцарей с эмблемой герцога Йоркского. Хозяин бросил на него внимательный взгляд и едва заметно кивнул в сторону кухни.
Мартин пробрался сквозь толпу слушателей к указанной двери. В кухне никого не было, только неизбежные мухи носились тучами среди пара, чада и вони от прогорклого жира и тухлого мяса. На улице, у дверей, стояли повар и несколько стряпух, глазевшие на состязание стрелков, проходившее на заднем дворе.
В тот момент, когда Мартин протиснулся между любопытными, один из молодых людей пустил стрелу. Послышались звон тетивы, свист стрелы, и, подняв глаза, Мартин увидел, как она вонзилась в ветку немного левее развевавшейся на ветерке сорочки. Из рядов зрителей раздались дружные возгласы разочарования, среди рыцарей – смех и громкие добродушные насмешки в адрес промахнувшегося товарища.
Но вот смех и подтрунивания стихли: вышел другой рыцарь. Он отвесил изящный поклон друзьям, долго готовился, испытывая их терпение, и наконец начал натягивать тетиву.
Мартин, не желая дожидаться нового взрыва смеха и издевок, воспользовался наступившей тишиной и, стараясь говорить басом, спросил:
– Нет ли среди вас человека по имени Хью Локстон? – И оглядел рыцарей.
Большинство молодых людей сидели на сучковатых колодах, позаимствованных ими из дровяной кучи возле кухни. Услышав обращение Мартина, все повернули головы.
– Я Хью Локстон, – раздался голос справа от Мартина. – Кто меня спрашивает?
Мартин оглянулся и увидел молодого человека с приветливым лицом, широкоплечего и светловолосого, который, как все, сидел на колоде. Если быть точнее, Мартин смотрел не столько на Локстона, сколько на полуобнаженную грудь девушки, склонившейся над молодым человеком и с видом собственницы обнимавшей его мускулистые плечи, обтянутые мятой льняной рубахой.
Мартин не без труда перевел взгляд на лицо Локстона.
– Я всего лишь посыльный, сир, и должен передать вам письмо от вашего отца.
– От моего отца? – от души рассмеялся Хью Локстон. – Хотел бы я знать, кто этот человек, что называет себя моим отцом?
Его слова вызвали взрыв смеха, ибо все товарищи знали, что Хью был незаконным сыном Уильяма Кенби, лорда Редесдейла.
Девица с лентами в растрепанных волосах смерила Мартина неприязненным взглядом, а стрелок, приготовившийся было пустить стрелу, опустил лук, заинтересованный происходящим.
Мартин смутился и сказал, запинаясь:
– Это Уильям Кенби, лорд Редесдейл.
Хью криво усмехнулся и обвел взглядом товарищей.
– Если это шутка, клянусь, кто-то дорого заплатит за нее.
Мартин достал из кармана потрепанного кожаного камзола письмо и подошел к молодому человеку.
– Даю слово, сир, это не шутка, – сказал он, протягивая в качестве доказательства письмо.
Хью распечатал плотный пакет и быстро пробежал глазами густо исписанный мелким изящным почерком лист.
– Что в письме? – спросил один из друзей Хью.
– Да, поделись с нами, – зашумели остальные.
Девушка из таверны, стоявшая за спиной Локстона, обняла его за шею и, наклонившись, что-то зашептала ему на ухо.
Хью, словно докучливого ребенка, рассеянно отстранил ее, встал и, держа письмо перед собой, провозгласил с шутливой важностью:
– Здесь говорится, что мой дражайший родитель жаждет лицезреть меня. – Он остановился, посерьезнел и голосом, полным сарказма, продолжал: – Тот, кто никогда всерьез не заботился о моем благополучии, теперь желает признать меня перед Богом и королем. Ах да, мне ставится одно условие: меня примут в лоно семьи, только если я без промедления явлюсь в Виндзор.
– Так не мешкай, отправляйся прямо сейчас! – закричал толстяк, которого звали Дарси.
– Не слушай этого шута! – посоветовал юноша с длинными усами. – Разве тебе плохо с нами?
Все дружно засмеялись.
– Дарси вознамерился выиграть пари, вот и уговаривает тебя уехать, Хью, – заметил худощавый юноша в распахнутой на груди рубахе. – Он хитер, как змея!
Сидящий рядом с ним черноволосый молодой человек с девицей на коленях предложил:
– Если дело действительно обстоит так, как сказано в письме, то стоит поехать. Обладая громким именем, ты сможешь подцепить богатую вдовушку, может быть, даже с поместьем.
Шутки были позабыты, и все наперебой принялись давать советы.
Хью перевел взгляд на посланца:
– Ну-ка, отвечай, кто вручил тебе это письмо?
– Лорд Кенби, собственноручно, – стоял на своем Мартин. – Как перед Богом клянусь!
Хью решил поверить ему на слово. Он не мог представить, чтобы кто-нибудь был способен на столь жестокую насмешку, но терялся в догадках, что кроется за предложением Уильяма Кенби.