Кира Шарм - Проданная

— Контракт давно не имеет силы, так что можешь убираться. И даже смотреть в сторону Софьи чтоб не смел!

— Не имеет силы? — голос Стала звучит вкрадчиво. Угрожающе. Так, что кровь застывает в венах. — Да, Лев. После того, как ты пользуясь доверием, разорил моего отца, присвоив себе все, что ему принадлежало, после того, как ты убил его и мою мать, я не удивляюсь тому, что никакие контракты для тебя не имеют силы. Но договор есть, он скреплен всеми нужными печатями. И его никто не отменял. Тебе не кажется, что ты должен мне намного больше, чем девчонка? И даже если бы не было никакого договора, думаешь, я все бы тебе простил? Проглотил бы то, что бы сделал с моей семьей? Так или иначе, я отниму у тебя самое ценное. Я все отниму, Лев. Все до последней крошки в твоем доме. Но даю тебе шанс договориться. Я забираю Софию и оставляю тебя в покое. Жри свое бабло, которое выстроил на крови. Пока жри. Но София будет моей.

Боже, что он говорит!

Вжимаюсь в стену, закрывая рот ладонью. Сдерживаю рвущийся из горла крик.

Какие договоренности? Какие убийства? И почему отец выслушивает все это, разговаривает с ним вместо того, чтобы просто вышвырнуть из собственного дома?

— Ты несешь бред. Я не убивал твоего отца. И… Элю… — чеканит отец, но в его голове я слышу усталость и… Какую-то боль?

— Да, Лев. Не ты нажал курок. — а вот слова Санникова ударяют, как пули. — Ты просто подставил моего отца. Создал ему такое дерьмо, из которого он еле выбрался и то лишь чудом. И пока он разгребался, прибрал к рукам все, что принадлежало ему. Ты сделал нас нищими, Лев. Мать умерла от болезни, которую можно было бы вылечить, если бы у нас осталось хоть что-то. Отец застрелился сам. Не смог пережить ее потерю. Но разве не твоя тень стоит над их смертями?

Отец молчит.

Слишком долго.

Боже, почему?

Горло сдавливает, как удавкой.

Неужели все эти страшные вещи — правда?

Нет!

Я никогда в это не поверю!

Этого просто не может быть!

Только не он! Только не мой отец! Он не способен на такую немыслимую жестокость!

— Дело ведь было не бизнесе, Лев. Не в деньгах, правда? — продолжает разбивать мою картину счастливого мира Санников. — Ты просто не смог смириться, что мать выбрала не тебя, а твоего лучшего друга. Притворялся, что проглотил. Но ударил, как только выдалась возможность. Смертельно ударил. Уничтожил того, кто был с тобой с самого детства. Кто всю жизнь подставлял тебе плечо. И женщину, которую якобы любил. Будет справедливо, если я заберу у тебя ту, которую ты по-настоящему любишь. Софию.

— Я не знал, что твоя мать больна, — теперь уже совсем устало говорит отец. — Она могла прийти ко мне в любое время. Я дал бы ей все. Все, что нужно, Стас. И она об этом знала.

— Правда? После всего, что ты сделал? Ты правда думал, что она придет к тебе о чем-то просить? Может, рассчитывал, что она еще и постель твою согреет? Ноги тебе будет в благодарность целовать?

— Прошлое осталось в прошлом, — снова начинаю узнавать отца. Надлом исчезли из его голоса. Опять вернулась та самая сила, к которой я привыкла.

— Поздно думать о том, как могло бы выйти иначе. Твой отец проиграл. Я не в ответе за то, что он оказался слабаком и дал себя обойти. Это бизнес. В нем побеждает тот, у кого крепче хватка. А теперь убирайся. И думать не смей о моей дочери. Думаешь, я не способен раздавить тебя, щенок?

— Не способен, Лев. Все мои дела кристально чисты, ты прекрасно об этом знаешь. Уверен, ты давно уже пробил каждый мой шаг. Ты не найдешь у меня ничего, что могло бы хотя бы вызвать сомнение в законности моих действий.

— В нашем мире это не главное. Любого можно закопать, Стас. Так что не нарывайся. Не переходи мне дорогу. В моей власти закопать любого. Но тебя просто пока предупреждаю. Из уважения к памяти к твоему отцу. И матери. Даю шанс просто исчезнуть.

— Я знаю о твоих связях, Лев. Знаю, кто твой покровитель, какие рычаги ты можешь задействовать. Я знаю о тебе все, — или ты считаешь меня наивным дураком, который не подготовился к мести? Напрасно. Те, кто прикрывают твою спину, никогда не выступят против меня. Мой бизнес и все мои дела предельно чисты, но это не означает, что в других кругах меня не поддержат. Я тоже умею делать так, чтобы серьезные люди остались мне должны. И, если будет война, поддержат не тебя. Даже не сомневайся. Ты слишком зарвался в последнее время. Слишком грубо откусываешь свой кусок пирога. Твоя наглость уже всем как кость в горле.

— Я могу тебе отдать то, что ты по какой-то причине считаешь своим. Готов сделать одолжение. Подарю тебе то, что твой отец вложил когда-то в наш общий бизнес. И мы разойдемся.

Отец? Идет на попятную? Пытается договориться и что-то отдать?

Разве не он меня учил, что это путь к проигрышу?

Если на тебя давят, вынуждают то-то сделать, — никогда нельзя давать слабинку! Поддашься раз — и тебя уничтожат окончательно! Это я запомнила как главнейшую заповедь! Ведь это самый главный принцип отца!

— Я смогу забрать все, что у тебя есть, Лев. Но мне на хер не сдался твой гнилой бизнес. От него смердит кровью и подставами на километры. Я забираю Софию. Я уже решил. А своих решений я не меняю. Свыкайся с этой мыслью.

Я вжимаюсь в стену, когда дверь резко распахивается.

Но Санников все равно замечает меня.

— Софииия, — резко захлопывает дверь отцовского кабинета, прижимая ее ногой.

Буквально обрушивается на меня, впечатывает в стену.

Огромная рука с переплетенными жгутами вен упирается в нее прямо над моей головой.

Без права скрыться.

Без возможности бежать.

Ощущаю себя кроликом, загнанным не просто в угол, а в самый настоящий капкан!

— Подслушивать нехорошо, тебя разве не учили?

Его рука скользит по моей щеке вниз.

Останавливается на шее. Чуть прижимает дико бьющуюся венку, выдающую весь мой страх.

— И много ты успела услышать, принцесса?

Лицо склоняется над моим так близко, что я задыхаюсь от отсутствия воздуха. Могу ловить только его дыхание. Рваное. Смешанное с резким мужским запахом. Ледяные мурашки страха рассыпаются по коже.

Только мотаю головой. Отрицаю. Но это бессмысленно.

— Не ври, — его рука поднимается вверх, пальцы ложатся на мои губы, прижимая их почти до боли. — Я отучу тебя врать. Это самая мерзкая привычка.

— Стас… — просто всхлипываю, уже не могу найти в себе никаких сил, чтобы сдержаться, чтобы держать лицо.

— Тс-сс, — его пальцы прижимают губы, не дают больше сказать ни слова.

— Ты моя, Софииия. Спорить бессмысленно. Но я готов все же дать тебе еще один шанс. Последний шанс, чтобы у нас все вышло по-человечески. Ты мне нравишься, хоть я и сам поражаюсь своей щедрости. Только от тебя зависит, будет ли нам хорошо вместе. Только от тебя, София. Это твой самый важный выбор.

Проводит по моему плечу, вжимаясь в самое тело.

Обжигая своей кожей даже через рубашку.

Упираясь раскаленной выпуклостью паха мне в живот.

— Думай, принцесса. Решай.

Касается моих губ своими, будто хочет поцеловать.

Но вместо этого проводит по контуру языком, обводя каждую складочку. Обдавая жаром. Заставляя вздрогнуть и чуть не подскочить.

И вдруг резко отстраняется.

Уверенным быстрым шагом, как будто это он хозяин в этом доме, уходит прочь по коридору.

Не обернувшись. Ничего больше не сказав.

Да и смысл?

Похоже, все важное уже сказано…

А я лишь тихо всхлипываю, спускаясь по стенке вниз…

Жду, пока уймется дрожь, обхватывая себя руками.

Кто он? На что способен? Черт, почему я так мало о нем знаю? Почти ничего!

— Отец! — не жду, пока окончательно приду в себя.

Заставляю себя подняться и влетаю в кабинет.

И тут же замираю.

Никогда не видела его таким раздавленным! Того, кто всегда казался мне непробиваемым! Самым уверенным, самым сильным, да практически всемогущим!

У отца было много врагов, — да и у кого их нет там, где вращаются такие огромные деньги, решаются самые главные вопросы? Но все они разбивались о него, иначе и быть не могло!