— Нравится? — не скрывая ехидства, спросил, когда она, наклонив голову, рассматривала очередной монструазный член радужной окраски, который и слону был бы велик.
— Форма весьма неплоха, — неожиданно в тон мне ответила она, вместо того чтобы смутиться, и бросила через плечо взгляд, который я у другой женщины счел бы поддразнивающим. Но у нее? Нет, вряд ли. Хотя мой член неожиданно со мной не согласился и дернулся, реагируя вполне себе однозначно. Эй, да ты сдурел? Ни в каком чертовом случае не смей рыпаться в этом направлении.
— С какой стати вы врываетесь, пугаете мой персонал и угрожаете сорвать мероприятие, — В помещение влетел низенький пузатый дядечка и прямиком направился к Владе, не сразу заметив меня у окна.
Он был упакован в нежно-розовую шелковую рубашку со свободными рукавами, которая плотно облегала его объемный живот, а на шее болтался развязанный галстук. Сам господин Гомон был раскрасневшимся и потным, как будто пробежал кросс, и гневно пыхтел.
— Да я только позвоню, и ты на пузе приползешь мне извинения приносить, — продолжал орать он, переходя на "ты". Влада неожиданно выпрямилась, оказываясь как минимум на голову выше этого творца, и гордо вскинула голову.
— Да неужели? — Женщина насмешливо приподняла бровь, и в этот момент я аж завис, залюбовавшись ее осанкой и этим чуть надменным изгибом губ и буквально кожей ощущая волны исходящей от нее неоспоримой силы. Она сейчас прямо-таки сияла вокруг Влады темным пугающим ореолом, и это опять непостижимым образом отозвалось во мне новой вспышкой возбуждения. Да какого же черта.
— Гражданин Гомон, шумите не по адресу, — окликнул я через долгих полминуты обомлевшего владельца галереи, ухмыляясь вышедшему каламбуру. Ага, представляю, как он сейчас себя ощущал.
Гомон медленно развернулся ко мне и пару секунд смотрел непонимающе, как человек, которого оглушили ударом по голове. Похоже, эффект госпожи Владиславы в действии.
— Капитан Чудинов, — представился, снова демонстрируя удостоверение. — Мы к вам вообще-то по делу, так сказать, за помощью следствию, а вы тут шумите, репрессиями грозите.
Художник покосился на Владу через плечо и поежился как от холода, когда она снова проделала этот трюк с пристальным расчленяющим взглядом. Мне тут же остро захотелось узнать, что же она рассмотрела в нем. Так, глядишь, для меня это в увлекательное времяпрепровождение превратится. Типа, игра в сравнение: что вижу я в человеке, исходя из опыта, и что она — используя свои способности. Да, похоже, еще пара дней, и я, если уж не уверую до конца, то стану воспринимать все как обыденность.
— А она? — дернул в сторону Влады головой Гомон, отказываясь, однако, встречаться взглядом. Ага, ссышь, когда страшно, крикливый? — Тоже из ваших?
— Из наших, — кивнул я. — Тоже консультант по определенным вопросам.
— Я хочу, чтобы она ушла, — к хозяину галереи стал возвращаться гонор, хотя было четко заметно, что говорить напрямую с Владой он не хочет.
— Да с удовольствием, — ответила женщина, почти с облегчением. — Антон, можно я вас в машине подожду?
Я на какой-то момент заколебался, уже собираясь настоять, чтобы она осталась, но потом увидел краткую гримасу и вдруг четко осознал одну простую вещь. Людям, в которых она видит что-то дрянное, неуютно в ее присутствии, но и ей самой рядом с ними тоже находиться не в кайф. Не зря же тогда ее так колбасило из-за Сысоевой. Поэтому просто молча протянул ключи.
Уже почти выйдя из зала, Влада обернулась и снова посмотрела на Гомона, и он буквально съежился от этого.
— Сколько бы вы ни пытались их изуродовать и испачкать, уродливей и грязнее от этого становитесь только вы. — Больше она не стала задерживаться и быстро ушла.
— Кто эта чертова стерва? — взвизгнул Гомон, как только отмер.
— Мы не разглашаем информацию о сотрудниках, — скрывая насмешку, ответил я.
— Плевать. Кто ей давал право так со мной разговаривать. Кто она, и кто я. Я все равно добьюсь…
— Может, перейдем к делу? — жестко оборвал его все нарастающие словоизлияния. Очевидно, Гомон быстро отходил от шока и собирался воплями создать иллюзию несуществующей смелости.
— Давайте, что там у вас, я, между прочим, занятой человек, — пробурчал он, явно недовольный тем, что я не досмотрел этот спектакль одного актера под названием "Я крут" до конца.
— Я тоже не погулять вышел, — ответил, протягивая ему папку с фотографиями вырезанных на телах жертв рисунков и знаков.
Как только Гомон понял, что перед ним, его крошечные глазки стали как блюдца, а руки затряслись так, что фото разлетелись по полу.
— Это же… — придушенно пробормотал он. — Они ведь…
— Да, вы все верно поняли. Это художества с тел жертв, — сухо подтвердил, собирая фотографии.
— Но почему вы ко мне-то пришли? — он, может, и хотел опять заорать, но горло его не слушалось.
— Ну, вы же всем известный гуру росписи по телу, — привел я довод, глядя в его побелевшее лицо и уже размышляя, не звать ли кого с нашатырем.
— Я художник. Художник, слышите. Это… это… зверство какое-то, — Сорвавшись с места, Гомон забегал по залу вдоль своих непристойных творений, размахивая руками. — Вы должны были предупредить меня, что там. Я бы ни за что не стал бы смотреть на такое. Я же теперь забыть не смогу.
— А давайте вы успокоитесь и подумаете: не мог бы кто-то из ваших учеников или… хм… клиентов сделать что-то подобное? — Я снова прислонился к подоконнику и наблюдал за беготней разволновавшегося творца, на его взгляд, прекрасного.
— Клиентов? — резко затормозил он, злобно прищуриваясь на меня.
— Вы прекрасно понимаете, о чем я, — не постеснялся добавить в голос изрядную долю металла, ибо в гробу я видел сейчас игры в оскорбленную творческую невинность. — Так что мы сейчас не будем пререкаться, а вы просто подумаете и ответите на поставленный вопрос.
Гомон практически подбежал к дверям и плотно их прикрыл, а потом так же торопливо вернулся ко мне, подойдя на некомфортно близкое расстояние. На меня пахнуло тошнотворной смесью кисловатого запаха его пота и приторно-сладкого парфюма, но я не отстранился.
— Послушайте… как вас там… — пробубнил он, глядя снизу вверх.
— Капитан Чудинов, — подсказал я.
— Точно. Так вот, капитан, мои, как вы выразились, клиенты — это сплошь ценители прекрасного, а не какие-то там психи-извращенцы. Все они состоятельные и весьма уважаемые люди, щедрые меценаты. — Я не смог сдержать усмешку, услышав последнее, и Гомон раздраженно поморщился, заметив мою гримасу, но продолжил: — Да, не отрицаю, у некоторых есть странные фантазии, но ничего… подобного. А что творится в головах учеников, я понятия не имею. Они платят — я учу. Чем они там живут, дышат, и что творят — мне глубоко плевать. Так что вы совершенно напрасно пришли сюда со своими фото, вопросами и этой…
Он глянул в сторону дверей, будто боялся, что Влада может в любой момент вернуться.
— Само собой, рассказывать о том, что вы сейчас назвали странными фантазиями, вы не намерены? — усмехнулся, уже точно зная ответ.
— Естественно. И поверьте, у вас нет и никогда не будет полномочий заставить меня сделать это. Поэтому прошу, по-хорошему пока — уходите отсюда и не возвращайтесь. То, что вы мне тут показали, натуральный садизм, и вам стоило скорее уж в какой-нибудь тематический клуб наведаться, сейчас они расплодились, или там в местную психушку, да к черту за пазуху. Куда угодно, а не ко мне в галерею.
— Ладно, — я уже внутренне смирился с тем, что здесь ничего не узнаю. — Возможно, я и воспользуюсь вашим советом, господин Гомон. Но сами рисунки вам ничего не напоминают? Не знаю, как это называется… типа, стиль, почерк или как там у вас художников…
— У нас, художников, для такого, что вы показали, нет названия, — снова почти сорвался на визг он. — И рассматривать тщательней я отказываюсь, и вы меня не заставите. Всего хорошего, капитан Чудинов.
Гомон вылетел из зала, проорав по дороге: "Лидочка, проводи его".
Когда я вернулся в машину, Влада сидела, задумчиво глядя перед собой, и на меня едва посмотрела.
— Зря потратили время? — тихо спросила она, когда я уселся.
— Ну почему же зря? Теперь у нас есть еще один желающий настрочить кляузу, так что день прошел не впустую. — Черт, даже сам не заметил, что, говоря это, вроде как объединяю Владу и себя в некую единую команду.