Галина Чередий - Проект «Ворожея»

— Он просто отвратительный человек, — горько вздохнув, сказала она.

— Что, тоже кого-то убил или собирается? — я даже не язвил, просто спросил.

— Не физически, — помолчав, ответила женщина, одарив меня немного недоверчивым взглядом. — Он ненавидит их за то, что они красивые.

— Кого? — не понял я.

— Этих мальчиков и девочек. Своих моделей и натурщиков. Он ненавидит их за то, чего никогда не было у него — за внешнее совершенство. И поэтому отчаянно старается развратить, утопить в грязи их души, пока они молоды и доверчивы. Выворачивает их наизнанку, коверкает, уродует, выжигает, делая так, чтобы ничего кроме этой внешней оболочки у них и не оставалось. А когда и она начинает стареть, и совершенство разрушается, с упоением выбрасывает, чувствуя себя при этом хоть сколько-то лучше.

— К сожалению, за это его не посадишь. — И это правда. Я действительно сожалею, что не в моих силах прикрыть этот конкретный гадюшник, как и многие другие. — Эти девочки и мальчики сами к нему приходят. Хотят веселой жизни, роскоши, подарков, праздников и восхищения тем, что им за просто так досталось от природы. Никто насильно их тут не держит.

— Возможно, вы и правы. Но этот Гомон — все равно мерзкий тип, — мотнула Влада головой.

— Вот тут у меня никаких возражений, — усмехнулся я и завел машину. — Но он мне подкинул идейку, и сейчас мы ее поедем и проверим.

Выехав с парковки перед галереей, мы тут же встряли в пробку на центральном проспекте. М-дя, похоже, дорога займет приличное количество времени. Что же, я ведь всегда могу использовать его с пользой.

— Итак, госпожа экстрасенс, вы обещали ответить на все мои вопросы, — покосился я на ее профиль, отметив едва заметную горбинку носа, которая, однако, нисколько не портила Владу, а наоборот — придавала общее впечатление аристократичности, что ли. Любопытно, какая гремучая смесь кровей должна быть намешана в ней? Такой контраст между темными волосами и настолько светлой, явно от природы, а не только от отсутствия загара, кожей. Почти черные глаза, чуть ли не в пол лица, но при этом ни малейшего намека на кукольность или излишнюю мягкость. Губы не назовешь пухлыми, но когда она перестает их сжимать, наверняка о чем-то напряженно думая, становятся заметны их резковатые, очень красивые очертания.

Влада повернулась ко мне, ловя за пристальным рассматриванием, но я не тот парень, кто мог бы смутиться от такого. Однако все же перевожу взгляд на дорогу. И это потому, что я должен следить за движением, а не из-за того, что женщина ответила мне таким же прямым, изучающим взглядом.

— Не на все, — поправляет она меня. — Я обещала рассказать вам о своих способностях, но не более этого.

Ну надо же, как быстро портятся люди, пообщавшись в нашей среде. Уже так просто на откровения не раскрутишь. Ну-ну, посмотрим.

— То есть если я вас спрошу, скажем, какой у вас самый любимый цвет или что предпочитаете есть, вы будете хранить молчание? — усмехнулся я.

— А вы меня об этом спросите? — в тон мне ответила Влада.

— Нет, на это мне плевать, если честно, — отмахиваюсь я.

— А зря. Потому как мой любимый цвет, а точнее его отсутствие, имеет прямое отношение к тому, как я вижу окружающих, а значит, и к моим способностям.

— И как это понимать? — тут же напрягся я.

— Так и понимать. Люди, которые сами не совершили ничего дурного или кому так повезло не столкнуться с темнотой в других, для меня бесцветны. И я очень люблю смотреть на них. К сожалению, почему-то их становится все меньше. Даже среди детей они редкость.

— Ну, какая жизнь, такие и люди, — пробормотал я, переваривая инфу. — Ну, а мы все, лишенные бесцветной невинности, для вас сияем как радуга?

— Нет. Не так. Например, все те, по чьей вине кто-то умер, для меня имеют разные оттенки в красном спектре. — Надо же, как госпожа экстрасенс деликатно обошла слово "убийцы".

— Типа, краснокожие, как индейцы? — хмыкнул я.

— Типа, как я вижу сквозь дымку или цветное стекло, не знаю уж, как объяснить поточнее, — поправила меня Влада, отзеркаливая мою интонацию. — И это совсем не похоже на просто другой оттенок кожи. Вот, например, Сысоева была для меня какой-то буро-сизо-красной. Как плоть разлагающаяся. Отвратительно.

Влада передернулась и тяжело сглотнула, как человек, желающий прогнать подступившую дурноту. Наверное, это по-настоящему мерзко, если она так среагировала, особенно памятуя, что в морге оставалась невозмутимой, как статуя. У самого при мысли об этом в желудке на мгновение образовалась какая-то тошнотворная невесомость. Естественно, меня так и подмывало спросить, какого же оттенка красного для нее я, но пока сдержался. Еще узнаю.

— Как понимаю, красный и любые его вариации не входит в число ваших любимых цветов? — уточнил, думая, как построить разговор дальше. Вызывать гадкие ассоциации и воспоминания у Влады мне не особо хотелось. Кто бы еще сказал почему.

— Нет. Видеть его постоянно очень утомляет, — она улыбнулась, как будто извиняясь, и в этот момент показалась мне совершенно беззащитной и бесконечно усталой.

— Неужели вокруг нас ходит столько убийц? — недоверчиво хмыкнул я.

— Ну… полноценных убийц, — она искоса глянула на меня и поспешила пояснить: — тех, кто совершает преступление хладнокровно, обдуманно и не испытывает и грамма раскаяния, не так и много. Но только представьте, сколько вокруг тех, кто однажды прошел мимо, не помог, закрыл глаза. Тех, из-за чьей черствости кто-то дошел до грани и убил себя. Сколько врачей, чьи пациенты умирали по их халатности. Сколько спровоцировавших несчастные случаи на дорогах, когда самих не задело, но погиб кто-другой. Список можно продолжать бесконечно. И это не говоря о тех, кто просто в мыслях сотни раз убил кого-то, внушающего особую ненависть. Скажем, сволочного начальника или бывшего возлюбленного.

— Ну, большинство этих людей нельзя считать преступниками, — возразил я и тут же сам себя поправил: — По закону.

— По закону — да. Но, к сожалению, на мою способность видеть так, как я вижу, установки и статьи Уголовного кодекса не распространяются, — вздохнула Влада.

— А это… эта способность, ее нельзя отключать по желанию, ну, или хоть иногда отгораживаться?

— Можно. Помогает алкоголь, много алкоголя и некоторые препараты. Но они еще даже хуже, чем просто напиться. Под ними становишься почти растением. И совсем не можешь защитить себя… ни от чего, — она снова поежилась, но потом тряхнула головой, словно отмахиваясь от чего-то.

Вот и скажите, кому подобную хрень пришло в голову назвать даром? В гробу я видал такие подарочки судьбы, от которых еще и нет шанса отказаться или передарить при случае.

— И что, наша доблестная медицина не в состоянии предложить ничего, кроме как нажираться до потери пульса или задурять голову наркотой? — я не смог скрыть раздражения в голосе.

Влада совсем развернулась ко мне, выглядя гораздо более оживленной, чем я видел ее за это время.

— Вы меня жалеете, Антон? — спросила она непонятным тоном. Я ощущал в нем сильную эмоцию, вот только, как ни странно, не мог понять — это злость или удивление. — Не стоит. Я ни в коей мере вашей жалости не заслуживаю и не хочу.

А, ну вот теперь понятно. Дамочка злится. И сильно. И ответный гнев был настолько мощным, что я не смог сдержаться.

— Госпожа экстрасенс, а давайте вы не будете мне указывать, какие чувства относительно вас мне следует испытывать, а какие не стоит? — не постеснявшись повысить голос, огрызнулся я. — Тем более что о жалости речь не идет. Я просто желаю знать, с кем вынужден буду проводить большую часть своего времени в ближайшие недели. Понять бы: вы просто обуза для меня и раздражающая помеха или способны принести хоть какую-то пользу. Не хотелось бы таскать за собой повсюду никчемное создание, от которого мне только головная боль обеспечена.

Ладно, последнее было несправедливо, учитывая историю с Сысоевой, но вот такой у меня сволочной характер. Если я уж и пес, каким она меня окрестила, то никак не белый и пушистый пуделек, а здоровая дворняга, что может и руку отхватить, если попробовать по морде хлопнуть, указывая место. Я резко свернул в нужную улицу, едва на светофоре зажегся зеленый, ругая себя за эту вспышку и чувствуя уже не псом, а редкостным козлом. В конце концов, экстрасенс там или нет, Влада женщина. Баба, черт возьми. Что с них взять?