Галина Чередий - Проект «Ворожея»

— Хотите, я первым начну? — решил подтолкнуть я женщину.

— Групповая терапия откровенностью? — усмехнулась Влада и оперлась бедрами о подоконник, неуловимо расслабляясь, и я выдохнул. Ее поза как сигнал — уже решила остаться, хотя бы пока.

— Всему групповому я предпочитаю парное, — ляпнул раньше, чем подумал. — Итак, Чудинов Антон Алексеевич, капитан полиции, подпольная кличка Чудо, и это не совсем из-за фамилии. 31 год, был женат аж целых полгода, в роли семейного человека оказался несостоятелен. На данный момент разведен и являюсь идейным приверженцем беспорядочных половых связей. — Поколебавшись секунду, решил, что личного достаточно на первый раз. — Восемь лет в убойном, поощрений и выговоров от начальства имею примерно поровну. В силу неуживчивого характера дальнейших перспектив для карьерного роста нет. Вашему появлению изначально был не рад и очень хотел бы избежать осложнений с этим связанных, к тому же получил четкую инструкцию от шефа избавиться любой ценой. Но, обладая природной вредностью и упрямством, прибор я клал на эти указания, а после эпизода с Сысоевой вовсе больше не горю желанием выживать вас из отдела. По мне, все, что помогает следствию, пофиг — как и какими методами, полезно. Очень может быть, что вы просто угадали, но я готов попробовать проверять это и не считаю нужным просто отказаться априори. Как-то так.

Я сделал многозначительный жест рукой, указывая, что мяч теперь на ее стороне. Влада покачала головой, и я видел одновременно и оживление, и нерешительность в ее взгляде.

— Ой, да ладно, — подначил я. — Посмотрите на меня, говорить о себе любимом — это совсем не страшно.

— Вы так думаете? Ладно, давайте посмотрим. Владислава Арифеева, — маленькая заминка на фамилии, ставим галочку. — Двадцать девять лет. Замужем… была два года, — еще одна галочка. — На данный момент разведена. Причина не важна.

Взгляд в сторону, гневно-болезненная складка между бровей. Процентов на девяносто причина в измене, ну да ладно, проехали.

— Пять лет назад, в результате личной трагедии, оказалась в психиатрической клинике. Была в какой-то момент признана невменяемой и не несущей ответственности за свои деяния. — Теперь уже вызывающий прищур в ожидании моей реакции. Но я не двигаюсь и молчу, просто предлагая ей закончить там и тогда, когда сама посчитает нужным. — Потом попала в правительственную программу изучения необычных человеческих способностей. На данный момент направлена к вам. Если этот эксперимент окажется успешным, то станет моим шансом снова вести нормальную жизнь… ну, насколько это возможно. Если нет… меня вернут для дальнейшей… коррекции.

Коррекция, сука. Я что-то в этом роде и предполагал, но все равно ощущал себя стукнутым пыльным мешком по башке. И дело не в том, что все мы в курсе о соблюдении прав и свобод не только в нашем государстве, но и повсюду в мире. Даже думать в эту сторону, задаваясь чисто риторическими вопросами, смысла нет.

Проблема в другом. На хрена мне все это надо? Я на полном серьезе собираюсь встрять по самое не балуйся? Похоже, что да, если продолжаю сидеть на этом подоконнике в пустой кухне, а не обуваюсь и не сваливаю от греха подальше.

— Влада, насколько сильно вы хотите эту самую нормальную жизнь? — Она буквально вспыхнула, так и загорелась надеждой, явив мне совершенно другую женщину, на которую я ошалело пялился, просто не в состоянии отвести взгляд. И пусть это длилось какое-то краткое мгновение, я уже никогда не забуду увиденное. Мне стало даже стыдно за почти равнодушный тон, которым спросил о таком.

— Очень, — выдохнула она, а я читал огромными буквами: "Больше всего на свете".

Ну вот, дверца эмоциональной ловушки, в которую зашел добровольно, и захлопнулась. Теперь-то я не отступлюсь. Нет у меня просто такой долбаной функции в организме.

Что же, умерла так умерла, как говорится. Решив идти в эту сторону, вилять и пытаться повернуть назад, я не собираюсь. Не то чтобы это прямо дело принципа какого-то, просто вот такой я баран, что будет долбиться в ворота, пока они не откроются, так или иначе.

— Ну, раз мы выяснили главное, — перешел я на бодро-деловой тон, — то давайте выработаем протокол и основной свод правил, по которым станем работать.

— Эм-м-м, — замялась Влада, вопросительно глядя на меня. — Приведете пример?

— Запросто. Например, я не везу вас больше молча туда, куда считаю нужным, а говорю: "Мадам Арифеева, сегодня есть план посетить психиатрическую клинику". А вы мне отвечаете: "Нет, Антон, мне сегодня не досуг и вообще никогда в принципе, потому как просто не хочу".

— Дело не в том, что я не хочу… хотя и это тоже, безусловно, — покачала головой женщина и снова поежилась. — От некоторых тамошних пациентов… да и обслуживающего персонала и правда исходит такое, что рядом находиться очень трудно. Но я научилась с этим справляться. Более или менее. Просто в этот раз наложилось мое неверное толкование вашего намерения привезти меня туда. Простите еще раз.

Ну, это-то я как раз прекрасно понял и в лишних напоминаниях не нуждаюсь.

— Так, стоп. Я придумал нам первое правило. Вы прекращаете прятаться за этими простите-извините. Посмотрите на меня, Влада. Я мужик, причем достаточно толстокожий, и не рассыплюсь, если вы будете говорить прямо и перестанете извиняться за то, что это делаете. В свою очередь, если я ляпаю, не подумавши, что-то, что вас пугает или смущает, вы не замыкаетесь, не ищете двойное дно или попытку задеть, а говорите мне в лоб.

— Прямо в лоб? — Влада улыбнулась уже почти без нервозности, и даже щеки ее чуть порозовели.

— Ага. Для двойного дна я слишком прямолинеен, а если захочу обидеть, то делаю это. Додумывать за мной не приходится. Тут у нас ясность?

Влада охотно кивнула, теперь уже не переставая улыбаться. В ее глазах появилась тень азарта и желание идти дальше.

— А личного это тоже касается? — заинтересованно спросила она.

— Вообще-то, это вроде как не профессионально, но не буду лгать — я очень любопытен, и личных вопросов вам не избежать. Рано или поздно. Но если не будет желания отвечать на них — смело посылайте меня.

— А я… тоже могу вас спрашивать? — Влада смотрела на свои руки, и легкий румянец на щеках стал еще ярче.

— А вас интересует моя насыщенная личная жизнь?

О-па. А эта флиртующе-дразнящая нотка откуда в моем тоне? Не-не-не, Антоха. Не надо этого.

— Не обязательно она. Может, у меня просто появятся вопросы, никак не связанные с работой.

Это что, попытка пощупать почву на предмет можем ли мы быть не только коллегами, но и друзьями? А и правда, можем ли?

— Ну, как появятся — задавайте, а там посмотрим, отвечу ли я. Идет?

Влада охотно кивнула. Ну вот и ладно. Возвращаемся в деловое русло, а то мало ли…

— Раз так, идем дальше. Я заметил, что когда вы слишком пристально изучаете кого-то, это сильно нервирует. Игнорировать это невозможно.

— В самом деле? — удивленно вскинулась Влада.

— Ага. На себе проверено.

— Изви… — Я поднял руку, останавливая и напоминая. Она запнулась и, усмехнувшись, замотала головой. — То есть я немного не контролирую себя в некоторые моменты и не замечаю некоторые вещи.

— Ага, я так и понял после того, как вы босиком топали по коридорам в отделе. Мне-то в принципе пофиг, но на многих это произвело впечатление.

— Ясно. Я должна это больше контролировать, — Влада сильно нахмурилась, будто не просто старалась сделать умственную пометку, а буквально высечь это на камне.

— Так, опять притормаживаем, — скомандовал я. — Вывести кого-то из равновесия это далеко не всегда плохо, а иногда даже весьма полезно, если это преступник. Но есть пара нюансов. Мне бы хотелось быть готовым к таким моментам. Скажем, если вы видите: перед вами убийца, сделайте мне знак какой-то, что ли.

— Знак? Подмигнуть дважды или чихнуть? — развеселилась женщина.

— Мы это позже продумаем, — отмахнулся я. — Главное договориться в принципе. Просто я, как более опытный член нашего тандема, буду принимать решение — "прессовать" ли дальше этого человека вашим вниманием или пока не надо. Вы же должны понимать, что не все будут реагировать как Сысоевы и паскудник Гомон, то бишь устраивая истерики и качая права. Кто-то может и напасть на вас. Контингент-то у нас тот еще.