Она встала, и ее мокрая обувь издала тихий, но от этого не менее противный чавкающий звук. И опять мне на секунду стало стыдно, но я запихнул эту эмоцию куда подальше. Мы вышли на улицу под мелкий дождь и пошли через двор к зданию морга. Ну что же, сейчас проверим вас, госпожа Владислава, на способность следовать за мной повсюду.
— Ну, что я могу тебе сказать, Чудо, — пробубнил наш патологоанатом, тыча одной из своих железяк в труп перед нами. — Как и упоминал раньше, смерть наступила где-то за 48 часов до обнаружения тела.
— Это, выходит, 22-го. Опять в полнолуние, — нарочно уточнил я и покосился на свою нежеланную спутницу, ожидая реакции на обезображенное тело и жуткий запах. Чаек наружу не просится, а, госпожа экстрасенс?
— Я же тебе уже… — недовольно начал Санек, но быстро понял, что я затеял, и осекся.
— Ну да, в полнолуние, — ухмыльнувшись, продолжил он. — Следов связывания, гематом, переломов, указывающих на длительное насилие до смерти, нет. Резали и калечили ее так же непосредственно перед убийством. Спермы нет, но половой контакт у нее был за несколько часов до смерти. Считать его насильственным можно только условно, потому как естественной смазки не было, но это весьма несерьезный показатель. И был ли он с убийцей или кем-то другим… Ну, короче, сам все понимаешь, при нынешних нравах все возможно. Сопротивления она не оказывала, похоже, совершенно, как и предыдущие жертвы, но, как и у них, следов наркоты не нашел.
— Но не могла же она добровольно позволять иметь себя и одновременно практически заниматься вырезанием по коже? — не сдержавшись, повысил голос я, не зная, что злит меня сильнее: отсутствие хоть единственной новой детали в убийстве или ноль эмоций у стоявшей вместе со мной у трупа госпожи Влады. На ее лице не отразилось ни страха, ни омерзения, ни возмущения тем, что я притащил ее сюда без подготовки. Она даже не отводила глаз в ужасе или отвращении от лежащего на прозекторском столе растерзанного тела, а как будто смотрела поверх него куда-то за плечо Александру, нашему патологоанатому. Причем так пристально и сосредоточенно, что он то и дело нервно косился туда и сам, перехватывая ее взгляд.
— Слушай, Антон, ну чего ты из-под меня хочешь? — не выдержав, повысил он голос. — Говорю тебе, никакой известной нам наркоты не нахожу. А по поводу вырезания… какой только ху… ерундой сейчас народ не занимается. Советую порыться в сети и поискать про любителей хардкора в сексе. Может, чего новое для себя откроешь. А то застрял в своей ванильке.
— А ты, я так понимаю, уже расширил свои горизонты, — огрызнулся я, отмечая чрезмерную нервозность Санька.
— Чудинов, ты по делу пришел или моей личной жизнью озадачен?
— Ладно, — примирительно поднял я ладони, хотя он сам первый начал. — Что еще?
— Да ничего особо. В желудке только семечки, сырные чипсы и газировка. Алкоголя за последние сутки ни капли, но есть следы, может, за сутки до смерти.
— Ясно. Что с орудием?
— Да то же, что и раньше. Похоже на обычный нож, достаточно острый, без зазубрин или других узнаваемых признаков. Ранения нанесены явно без всякой суеты, значит, время его не поджимало. Единственное, что могу сказать, это то, что все поверхностные надрезы нанесены немного раньше, чем глубокие раны, вызвавшие непосредственно смерть, временной разрыв не слишком большой, но достаточный, чтобы сильное кровотечение из порезов прекратилось.
— А то, что кровь вся смазана, это от пленки?
— Ну да. Ее порезали сверху, потом завернули в ту пленку, на которой ее и нашли, доставили на место, там распаковали и уже добили ударом в печень. Померла от внутреннего кровотечения. Рану тщательно заткнули, и кровь осталась вся внутри, кроме той, что она потеряла через предварительные надрезы.
— Все так же, как и у трех первых жертв, — пробормотал я.
— Именно так. Из различий могу только отметить, что эти надрезы на теле с каждым разом все меньше напоминают хаос и все больше какие-то знаки или рисунки даже. Будто ублюдок набивает руку, практикуясь. Сам посмотри.
— Прекрасно. Предлагаешь его искать среди шизиков от искусства, которые предпочитают голых баб разрисовывать?
— Это боди-арт называется, чурбан. И почему же сразу баб? Ты немного отстал от жизни, друг мой. Сейчас голых мужиков расписывают с не меньшим энтузиазмом.
— Крюков, пока это никак не касается моих дел, кто кому и чего мажет краской, меня вообще ни разу не трогает. Ты мне как доктор, хоть и не совсем по профилю, скажи. Это направление может быть перспективным в этом деле?
— Ой, ладно, не толерантный и не гибкий ты наш. Но если серьезно, то я, и правда бы понюхал в эту сторону. Но только осторожненько, чтобы не оскорбить своими солдафонскими манерами ничью тонкую душевную организацию. Художники — натуры нервные и мнительные.
— Ты меня еще нюхать поучи, — огрызнулся я.
Все время нашей беседы госпожа Влада продолжала невозмутимо смотреть в одно место, изредка моргая, что явно все сильнее нервировало Саню.
— Не хочешь познакомить меня с твоей загадочной спутницей? — наконец не выдержал он.
Не знаю уж почему, но я не хотел. Но поборол это глупое, невесть откуда взявшееся сопротивление.
— Да, пожалуйста, — сделал широкий жест рукой. — Знакомься. Госпожа Владислава Арифеева, наш отныне штатный экстрасенс и все такое.
— Я не экстрасенс, — покачала головой женщина. — Просто видящая.
— Да ладно? Значит, это правда? — обалдело выкатил глаза Санька. — Ну и что, прямо так с разбегу скажете нам, кто, мать его, убийца?
— Нет, — жестко ответила женщина, не настроенная на веселье.
— А что так? — вот теперь за тоном Саньки слышалась откровенная издевка. — Способностей маловато? Может, какой нить дух Мерлина призвать? У-у-у-у.
Он поднял, скрючил руки и покачался, как долбаный зомби, делая тупое лицо, и мне неожиданно захотелось ему двинуть. В конце концов, эту Владиславу мне повесили на шею, так что, если кому и глумиться, то только мне.
Я покосился на ее лицо, ожидая увидеть поджатые в обиде губы или даже выступившие слезы, но, однако же, она так и продолжала смотреть куда-то за спину Сани. Потом она очень медленно перевела глаза на него, отчего он реально съежился, а потом на меня.
— Вы тут закончили, господин Чудинов? — безразлично спросила она.
— Ну, в принципе да, еще только пару слов, — ответил я и заметил, как она переступила в своих тряпичных балетках и поджала пальцы. Сто процентов ей здесь в морге в мокрой обуви было реально холодно. В этот раз приступ стыда не был мимолетным.
— Я могу подождать вас снаружи?
— Ах-х… хм-м, в этом нет необходимости. Все подробности нам все равно перешлют в отчете, — хмуро пробормотал я и указал ей на выход.
— Ваш коллега, там, в морге, очень отважный человек, — сказала она, когда мы шли через двор.
— Потому что трупов не боится? — хмыкнул я.
— Нет. Потому что после того, что с ним там случилось, находит в себе мужество продолжать там работать. Не многие способны вернуться туда, где с ними произошло что-то действительно плохое.
ГЛАВА 3
Я завис на полминуты, пытаясь понять, что она несет, но потом меня осенило. Конечно же. Лет восемь назад, когда я только пришел сюда, на Саньку напали прямо в морге, ночью. В аэропорту умер один из "глотателей", и его доставили на вскрытие к нему. А получатели товара настолько обнаглели или отчаялись, что рискнули явиться за ним в морг глубокой ночью. Они тяжело ранили Саню и приковали его наручниками, и он так просидел до утра, медленно истекая кровью, пока его сменщик не нашел. Выжил только потому, что в морге жутко холодно было, и это приостановило кровотечение. Тогда этот случай получил громкую огласку, и историю растащили во все газеты и новости, приукрашивая, как водится, красочными подробностями, литрами крови и выпущенными по полу кишками.
— Здорово, — насмешливо ухмыльнулся я. — Вот так эта фигня и работает, да?
— Какая? — женщина посмотрела на меня, чуть приподняв одну бровь.
— Ну, очевидно же, что вы тщательно готовитесь, собираете инфу, и потом — бац и вставляете про между прочим парочку туманных фраз о прошлом. И вот уже доверчивый лох у вас на крючке и готов верить каждому слову?
Госпожа Влада отвернулась и ускорила шаг, вынуждая догонять ее. Я смотрел ей в спину, пытаясь угадать, как глубоко удалось зацепить ее. Первые несколько шагов женщина шла дергано, будто ее суставы задеревенели, выдавая мне свое вполне ожидаемое напряжение и обиду. Но очень быстро все изменилось, и я невольно прилип глазами к тому, как она двигалась. И на краткий момент вдруг перестал видеть и ее нелепую одежду, и чрезмерную худобу. Осталась только приковывающая взгляд удивительная грация. Причем из того ее сорта, что бывает только врожденной, естественной, как дыхание или моргание. Прямо нутром чую, что такому нельзя научиться, это или есть, или нет. Это не модные ныне "трахни меня" псевдо кошачьи вышагивания на каблучищах, которые, как женщинам кажется, так радуют наши взгляды. То есть, конечно и однозначно, дама, передвигающаяся таким образом, привлечет мое внимание, ибо как такого похотливого засранца, как я, можно не привлечь откровенным сексуальным призывом? Но вот прямо сейчас передо мной совершенно другое. Эта плавная и при этом стремительная походка не была наполнена скрытыми сигналами, она не для того, чтобы стягивать к себе чье-либо внимание. И при этом оторваться было просто невозможно. Заметил двух стажеров, вышедших на перекур, которые теперь тоже стояли, прилипнув глазами к идущей впереди меня странной женщине, и увидел на их лицах, наверное, то же самое недоуменно-завороженное выражение, что и у меня, и впечатление рассеялось. Сто процентов это опять какие-то экстрасенские штучки и теперь уже в отместку за мою язвительность. Раздраженно дернул головой, будто стараясь вытрясти из уха воду, и снова начал злиться на себя за то, что то и дело какого-то черта отмечал несущественные детали. Она не моя чертова подследственная, и поэтому стоит научиться, наоборот, замечать ее как можно меньше, а не всматриваться тщательно, выискивая в ее образе все больше вызывающих любопытство черт, а значит, позволять невольно вовлечь меня в эту дурацкую игру.