Галина Чередий - Проект «Ворожея»

— Чудинов, готов? — окрикнул меня Гарденин.

— Одну секунду, — ответил, лично застегивая крепления на бронежилете и на каске на Владе и оглядывая ее придирчивым взглядом. Болталось и то, и другое на ней как на корове седло, но не для красоты одето, так что пофиг. Наклонился и наши каски грохнулись друг об друга, когда я ее неуклюже поцеловал.

— Никаких бесконтрольных погружений, ага? — дождавшись ее кивка, развернулся и стал догонять остальных.

Пошарив лучами мощных армейских фонарей, которые били больше чем на сотню метров, мы сосчитали здания, находя нужное и держащийся на честном слове знак на крыше. Конечно, совсем не факт, что Экзорцист все еще там, мог сто раз услышать шум и попытаться скрыться, но начать решили с него. Гарденин отправил восемь солдат охранять снаружи, по два на каждую сторону производственного корпуса, с остальными мы вошли внутрь.

— Всем соблюдать крайнюю осторожность, — отдал он приказ. — Не забываем, что спасение возможной заложницы в приоритете над задержанием. Здание в аварийном состоянии, так что без надобности никуда не лезть.

Сам цех был размером едва ли не с половину футбольного поля, загроможден всяким старым барахлом, преломлявшим лучи фонарей и превращавшим его в лабиринт с препятствиями. Непосредственно над ним был построен частичный второй ярус из ряда небольших помещений, судя по всему, раньше предназначенных для пребывания руководства или черт его знает каких целей. Туда вела достаточно широкая металлическая лестница, сейчас уже жутко ржавая и на вид совершенно ненадежная. Даже удивительно, как тут при таком изобилии халявы не умудрились поживиться в свое время охотники за железом, которые кое-где даже провода рабочие срезать ухитрялись. Солдат Гарденин послал прочесывать каждый закоулок, а сами мы остались у входа, изучая все вокруг на предмет наличия еще скрытых помещений.

— Думается мне, наверх наш объект не полез бы, такие уроды обычно очень жизнь свою ценят. Но проверить надо. Послать ребят полегче.

Я только кивнул, медленно проводя лучом фонаря вдоль стены и аккуратно переступая всякий хлам. Вдруг как раз под лестницей мне почудилось какое-то мутное мерцание, и я, коротко свистнув для привлечения внимания, устремился туда.

Меня всегда в очень важные моменты накрывало состоянием некой отстраненности. Такое чувство, что на какие-то секунды течение твоего личного времени становится отличным от всего остального мира, и ты успеваешь четко отследить и проанализировать окружающие события, несмотря на то, что они занимают считанные мгновения. И, что самое главное, в эти мгновения ты успеваешь принять решение. Привлекшим мое внимание объектом оказался кусок пыльной черной пленки, которой был занавешен вход в еще одно помещение. Скорее всего, нечто вроде ремонтной мастерской, учитывая несколько длинных столов, хаотично расставленных внутри. На одном виднелись темные, влажно поблескивающие пятна. Кровь. Пульс подскочил до предела, мозг будто переключился в новый режим, лихорадочно обрабатывая всю входящую визуальную информацию. Первым бросился в глаза отрез новенького, тщательно расстеленного прозрачного целлофана в одном углу. Потом в луч фонаря попали белые десятилитровые канистры с какой-то жидкостью вдоль стены, и только после, на периферии зрения засек движение чего-то светлого в дальнем углу комнаты. В круге белесого света оказалась абсолютно обнаженная, окровавленная, неподвижно стоящая девушка, глядящая широко распахнутыми и ничего не видящими глазами в пространство. Но она была живой, и это самое сейчас главное. Экзорцист почти полностью прикрылся ее телом, все что я мог видеть — это обе его руки и часть лица. Одна рука, с пистолетом, глядящим мне предположительно в лоб, располагалась на плече девушки, вторая же прижимала нож с длинным узким лезвием к животу жертвы, как раз в районе печени. Очевидно, мы обломали ублюдка как раз перед финалом. Он уже изрезал бедняжке всю кожу своими гребаными символами и собирался добить. Ощутил за спиной движение, и света стало больше — подтянулись Гарденин с Василием.

— Пошли вон, очарованные Заражением идиоты, — сипло прокаркал Бергман и прижал лезвие к боку девушки сильнее. — Вы не ведаете, что творите. Я ее исцеляю, как и других до нее, а вы хотите лишить ее душу права на освобождение от скверны. Остановитесь, велю я вам.

Гарденин заговорил с ним монотонно и успокаивающе, но моего разума смысл слов не достигал, потому что я лихорадочно высчитывал, какова вероятность попасть в руку Экзорциста, продолжавшую медленно вдавливать острие в плоть, и не ранить девушку. Чутье мне подсказывало, что тут вся словесная акробатика господина наставника окажется бесполезной. Этот скот настолько уверен, что его дело правое, что скорее сдохнет сам, чем отпустит девушку живой. Поэтому от болтовни я совершенно отключился и наблюдал за каждым малейшим изменение положения тел жертвы и маньяка, выжидая свою возможность. И не зря. Экзорцист стал пятиться к дальней стене помещения и при этом чуть сместился, немного больше выставляя локоть и давая мне шанс на поражение. И я его не упустил. Грохнул выстрел, нож звонко упал на пол, Бергман заорал и дернулся, инстинктивно толкая девушку вперед, прямо к метнувшемуся к ней и перекрывшему мне на секунду обзор Василию, а когда спина парня исчезла из виду, маньяк исчез. Безбожно матерясь, я рванул вперед, нашаривая светом в стене пролом, в который, видно, и нырнул Бергман. Снова выстрелы, еще одна, теперь совсем пустая комната, двери настежь, ведущие обратно в цех. Суматошно рвущие темноту лучи фонарей, крики. Спина бегущего в сторону выхода вдоль стены впереди человека. Без броника и каски, точно не свой. Я выстрелил, но как раз в этот момент он поравнялся с лестницей, и пули с оглушительным звоном врезались в металл. Старая конструкция застонала и дернулась. Еще световые всполохи дальше впереди. Все, выход перекрыт. Бергман, осознав это, развернулся ко мне и начал палить, дико крича и проклиная. Я метнулся вправо, но одна из пуль все же врезалась прямо в центр груди, даря непередаваемые ощущения внезапного столкновения с глинобитным тараном и отбрасывая меня инерцией назад. Громоподобный скрежет над головой, удар по голове и темнота.

— Не вздумай у меня тут помирать, Чудинов. Я тебе с крючка соскочить не дам, даже не надейся, — Голос Гарденина искажался, будто был эхом прямо в моей опустевшей и жутко пульсирующей черепушке, каждым звуком подбрасывая и так нестерпимую боль на новый уровень. — Дыши. Дыши давай, покажи всем, какой ты засранец упертый.

Глаза не открывались, но какая-то скотина, подло издеваясь, светила фонарем прямо в лицо, порождая под веками страшную резь. Земля под спиной взбесилась и ходила ходуном, как будто намереваясь меня доконать еще и этой тряской.

— Отвали, сука, — хотел рявкнуть я, но вдохнуть не смог. Раскаленный стальной обруч стиснул ребра, позволяя только захрипеть, и неожиданно я ухнул в какой-то колодец, чему был даже рад, потому что долбаный свет и насилующий мои бедные мозги голос наставника стали удаляться. Уже почти предвкушал, что достигну прохладного мягкого дна, где так темно, тихо и спокойно, как всего будто подкинуло, возвращая в пыточное пространство.

— Да что же вы издеваетесь, сволочи, — вопил я про себя, потому что вслух выходили какое-то бульканье и хрип.

— Прекрати мне это, Чудинов, — раздался снова голос Гарденина, и я с трудом все же сумел разлепить один глаз. Зрение не фокусировалось, вокруг суетились какие-то пятна, смутно напоминающие людей, но слух будто стал отчетливее, что нисколько не радовало, потому как чертов наставник никак не отставал.

Противный писк, шум двигателя, кто-то слишком громкий над самой головой:

— Снова остановка сердца-ау-у-уо-о-о, — И опять приятное падение вниз, из которого жестоко выдергивают.

Да что же вы за люди-то такие, мать вашу. Дайте человеку полминуты отдыха. Внезапно лицо Гарденина слишком близко и четко. Из носа у него хлещет кровь, глаза ввалились, как у покойника, и дико горят, ладони зачем-то на моей груди.

— Держись же ты, Антон, — шипит он. — Тебе никак подыхать сейчас нельзя.

Вот если я и правда готов концы отдать, то какого же черта последним должен видеть его физиономию, а не лицо Влады. Влада. Она же… я ей обещал.

— Да куда он у вас все время дергается? — возмущается незнакомый голос. — Сам себя же добивает.