Отключившись, он уставился на меня, и голубые глаза потеплели. Данила сказал:
— Полтора месяца, Ева. Нам осталось подождать полтора месяца, а потом либо свадьба, либо ты отправишься обратно на свою рабочую окраину.
— Хам, — я тоже улыбнулась через силу. Больше всего мне хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым. Но тяжелого под рукой не было. Из нетяжелого — только сумочка, но ее мне жалко, как и телефон.
Ничего, полтора месяца я переживу.
Чтобы не убить сидевшего напротив меня мужчину, я встала:
— Ладно, тогда я поеду пока домой. А ты звони, если что.
— Куда?! — он даже не тронулся с места, как я надеялась. — Ты останешься здесь, это не обсуждается.
— С чего это вдруг?
Не то, чтобы я не обрадовалась, наоборот! Он хочет видеть меня рядом, есть шанс, что я смогу влюбить Беркута в себя и выйти за него замуж по-настоящему, но мне еще никогда никто не приказывал! Поэтому радость я скрыла глубоко под маской холодной обиды и, скрестив руки на груди, ждала ответа. Данила смерил меня взглядом и улыбнулся — как только он умел улыбаться:
— Детка, разве ты не понимаешь? Сначала я должен все проверить. Ты сходи прими душ, Костя отвезет тебя к нашему семейному врачу.
— Данила, мне не пятнадцать лет и сопровождение не требуется, — почти зло выплюнула ему в лицо.
— Ева, пойми меня правильно, — Данила тоже встал, достал телефон. — Не то, чтобы я тебе не доверял… Нет, не так. Я тебе не доверяю. Но если есть ничтожный шанс, что ты носишь моего ребенка, я должен держать тебя в поле зрения… Костя? Будь наготове, после отвезешь Еву в медцентр. Все, я предупрежу.
Он сбросил звонок и сразу же набрал другой номер:
— Дима? Ты записал данные моей посетительницы? Отлично, так вот: ее из резиденции не выпускать… Нет, только по моему специальному разрешению. Все, на связи.
Спрятав телефон в карман, Данила глянул на меня и улыбнулся так сладко, что снова захотелось его убить:
— Вот так, детка. Если тебе нужно что-то из вещей, дай ключ Косте, он соберет и привезет.
— Ты… ты… — я задохнулась от негодования. — Ты мне за это заплатишь!
— Ну-ну, не сердись, золотце.
Данила шагнул ко мне и обнял, прижал к себе, чмокнул в висок:
— Ты же хорошая девочка и не хочешь меня расстроить, правда?
— То есть, мое мнение вообще не учитывается, да? — уткнувшись носом в его свитер, пробормотала я. — Ты собираешься насильно удерживать меня здесь полтора месяца?
— Не насильно. Ну почти… Не сердись, малыш! Обещаю, ты не будешь скучать!
Мягко стелешь, Данила Беркутов!
Но разве меня удержишь? Я уже от него сбежала один раз, второй будет уже проще — по проторенному-то! Но пока я подожду. Объяснить, что он не прав, всегда успею. А пока…
— Я есть хочу, — протянула капризным тоном. У меня над ухом фыркнули:
— Ну, начина-ается!
Теплые руки провели по спине, Данила отстранил меня, глядя в глаза, спросил:
— Хочешь перекусить, или пойдем основательно ограбим Тому?
— Не надо грабить, — я помотала головой, — Тома нормальная.
— Ну это да… Ладно, закажу суши, хочешь?
При слове «суши» во рту появился вкус рыбы. Я всегда любила роллы и маки, но сейчас… Показалось, что под языком насрали кошки. Облизав губы, я простонала:
— Нет, только не суши!
— Пиццу?
Я скривилась. Пицца показалась мне слишком острой и соленой.
— Лучше чего-нибудь сладкого!
— Тогда десерты. Капкейки хочешь?
— Фу! Похоже на копейки! Хочу… торт! Шоколадный. С фруктами.
Данила смешно прищурился:
— Ты заточишь целый торт?
— Да раз плюнуть!
— Ладно, — он снова взял телефон и начал копаться в браузере. А я облизнулась уже с удовольствием и мечтательно сказала:
— Тортик… Мякенький… Шоколадный!
— Добрый день. Нам очень срочно нужен торт… Да, быстрый заказ. Бисквит, шоколадный и с фруктами.
— Грушевый тортик, — добавила я, жмурясь от удовольствия только представлять это сочетание вкусов. — И малинка сверху… М-м-м, свежая малинка!
— Девушка, значит, шоколадный торт с грушей и малиной, записали? В течение часа?
— До-олго, — протянула я.
— Девушка, давайте побыстрее. Я доплачу… Полчаса? Спасибо, записывайте адрес.
Сбросив звонок, Данила с усмешкой посмотрел на меня:
— Теперь твоя душенька довольна?
— Нет, — из вредности ответила я. — Будет довольна, когда я съем тортик.
— Ладно, ладно. Кофе тебе нельзя, хочешь чаю?
— А вот хочу.
И снова звонок. На этот раз Томе.
— Можно нам в беседку чаю, Тома? Да, на двоих, спасибо.
Теперь уже усмехнулась я:
— Ты такой заботливый, все это «жжж» неспроста.
— Ты беременна, а беременным женщинам перечить нельзя.
— Но ты не веришь, что это твой ребенок, — удивилась я. Данила фыркнул, с ленцой растянувшись на скамейке:
— Презумпция невиновности, детка, презумпция невиновности.
Тортик и правда привезли очень быстро. Походу, кондитерская была где-то рядом, и уже через двадцать минут Тома торжественно принесла в беседку подносик с возвышающимся на нем произведением кулинарного искусства. Уже разрезанным. Я плотоядно потирала ладошки, глотая слюнки, в нетерпении скорее попробовать это сладкое чудо. Тома заметила, добродушно сказала:
— Ежели на сладкое тянет, девчонка будет.
— Не надо нам девчонок, у нас полон дом девчонок, — сварливо отозвался Данила. — Ева, мне нужен пацан!
— Прости, — облизнулась я, — но за пол ребенка отвечает мужчина.
Тортик пах летом. На бисквите, залитом белым шоколадом, в окружении кремовых цветочков, лежали покрытые капельками испарины малинки, чернички, клубнички, кусочки груши и киви. Все это великолепие было таким свежим, таким вкусным даже на вид, что я едва не сомлела. Прерывающимся голосом сказала:
— Дайте, дайте же уже…
Тома поставила поднос на столик и лопаточкой выложила треугольный кусок на тарелочку, положила вилочку и отошла в сторону, любуясь на меня:
— Давно у нас не было женщин в положении!
Я вдохнула запах фруктов и прикрыла глаза:
— Боже, это шедевр…
— Вы с ума сошли, что ли?
Резкий голос моей будущей свекрови разорвал прелесть ожидания. Я уставилась на недовольную женщину, а та, отодвинув Тому, подошла к столу и забрала у меня тарелочку:
— Беременным нельзя есть жирный крем!
— Мама, ну почему же? Если ей хочется… — пробормотал Данила.
— Перехочется! — отрезала Елена Николаевна, передав тарелку Томе. — Разжиреешь, какая ты будешь жена моему сыну? А? И холестерин! И вот это вот все… Нет, никаких тортов!
Она решительно забрала поднос и пошла к дому, выговаривая Томе:
— А ты могла бы и подумать, прежде чем давать девочке жирный торт! Никакого ума, за всеми нужен глаз да глаз!
Я застыла, не в силах протестовать, а потом жалобно спросила:
— А что это было?
— Это была моя мама, — Данила выглядел не слишком огорченным, наоборот, смеялся. А вот мне было не смешно. Внутри зрела ярость. Отобрать еду! У беременной! У практически незнакомого человека! Да кто она такая, эта Елена Николаевна?! Даже если она мама Данилы — в доме-то не живет!
И Беркут тоже хорош! Сам же сказал: беременным перечить нельзя. А теперь даже слова не скажет мамочке! Нет, приехала тут, раскомандовалась…
Я встала, уперевшись ладонями в столик, и сказала, надеясь, что мой голос прозвучал ядовито:
— Это был мой торт! И я собиралась его съесть. Теперь я буду есть мозг твоей мамы, и не говори, что я тебя не предупредила.
— Ты не сможешь, Ева, — рассмеялся Данила. — У тебя не получится.
— Хочешь, поспорим!
— Нет, я не буду с тобой спорить, — фыркнул он, обнимая меня. — И вообще… Знаешь что? Я Костю сейчас напрягу, он купит тортик и принесет… О, к вольерам пошли. Туда мама точно не сунется — она терпеть не может собак!
— Точно? — спросила я, подняв взгляд на Беркута. Думаю, получилось так жалобно, что Данила чмокнул меня в лоб и ответил:
— Клянусь!
Вольеры находились в дальнем углу сада. Этот угол выходил на бизнес-центр и оживленную улицу, однако за высоким забором нас не было видно. В вольерах бегали собаки. Наметанным глазом я узнала кавказскую овчарку и грейхаунда. В третьем вольере лежало чудовище. При нашем появлении оно подняло голову от лап и, глянув диким глазом, глухо и утробно завыло. Прямо собака Баскервилей! И цвет подходящий… Данила рефлекторно загородил меня, потом вздохнул, вспомнив о решетке вольера: