Вся компания оставшихся субличностей вяло отбивалась. Честолюбивая Мари пыталась оправдаться:

— Я не думала, что так получится. Она вполне могла захотеть платье или, изменив своим привычкам, выбрать какую-нибудь игрушку… На память о поездке! Подумаешь, проблема!

— И вообще, я так устала, — поддакнула Маруся-лентяйка. — Добраться бы до дома…

Дочь капитана Гранта виновато молчала. Маленькая Маша лопотала примирительно:

— Да бросьте вы! Все закончилось хорошо! Девочка и мужчина довольны. Даже нам сувенирчик перепал.

Но мать Мария окинула всех презрительным взглядом:

— Только не врите сами себе. Вы убедились в его искренности. А сами были фальшивы. Вот и все.

Приехал трамвай, и пасьянс из субличностей растаял как туман. А чувство неловкости осталось.

В Лесном их поджидала протопленная Никитой баня.

Здесь пахло березовыми листьями и хвойным мылом.

Маша лежала на полке в парилке и чувствовала, что готова уснуть прямо здесь, среди этого жара. Она поднялась и пошла в моечную комнату, где в тазу на полу сидела Алька и задумчиво терла мочалку куском мыла. Не отрываясь от своего занятия, Алька искоса взглянула на Машу. Явно хотела что-то спросить, но не решалась.

— Начинаю подозревать, подружка, что у тебя ко мне вопросы… — Маша налила в два таза горячей воды из ведра и подмигнула девочке. Алька соорудила на своих коленках наколенники из пены.

— Правильно подозреваешь, — вздохнула она.

— Валяй свои вопросы, разберемся.

Алька не торопилась. Она сначала намылила свои руки-ноги, а потом, не глядя на Машу, поинтересовалась:

— Маш, а ты замуж будешь выходить?

Маша уселась на скамейку между тазами и внимательно посмотрела на девочку. Та сидела вся в мыльной пене, невинно хлопая светлыми ресницами.

— Не совсем поняла вопрос, — невозмутимо отозвалась Маша и принялась намыливать мочалку.

— Ну вот ты же собиралась замуж за Бориса…

— Ты же знаешь, что мы расстались.

— Ты его разлюбила?

— Ну… в общем, да.

— А за Владика ты не собиралась?

— Здрасьте! — Маша принялась тереть Алькину спину. — Я тебе уже говорила, что с Владом мы были просто друзья. И вообще не пойму, с чего это у тебя интерес такой?

— Я просто спросила. Вдруг ты совсем больше замуж не захочешь, ведь так бывает, да?

— Да. Ну, я не знаю. Я так вплотную не думала об этом. Нет, чтобы принципиально не хотеть замуж… Этого нет. Я думаю, у меня еще есть шансы. А ты как думаешь?

Маша вылила на Альку полведра воды. Алька повеселела. Видимо, задумчивость сползла с нее с мыльной пеной.

— Думаю, что есть, — согласилась Алька.

« — Ну и на том спасибо, — рассмеялась Маша и стала намыливать ребенку голову.

Странный народ эти дети. Никогда не угадаешь, что за проблемы они решают. Вот тебе и детская безмятежность. Алька скорее всего переживает за Машу — как она останется одна, когда они с отцом уедут. Мол, теперь ты можешь спокойно выйти замуж, ребенка-то на руках нет.

Маша улыбнулась своим мыслям. Но Альку, похоже, все еще что-то беспокоило.

— Маш, ты меня правда любишь?

Вопрос таил в себе провокацию. Причем глаза-то закрыты, пена от шампуня течет по носу. Не поймешь, к чему клонит, чертенок. Маша слепила из Алькиных кудрей острые короткие рожки.

— Ты прекрасно знаешь, что люблю! — с улыбкой сказала она и стала смывать шампунь теплой водой.

Жара в бане становилась плохо переносимой. А ведь надо еще мыть свои длинные волосы…

Собственно, теперь она вполне может обрезать косу. Ведь Борису все равно.

— А ты бы могла исполнить одно мое желание? Одно-разъединое, — пропела Алька, выползая из таза.

— Угу, — рассеянно отозвалась Маша, додумывая свою невеселую мысль о косе. Можно хоть наголо подстричься. Какое кому дело?

Она облила Альку прохладной водой.

— Дуй в предбанник и накинь полотенце. Алька повиновалась.

Маша выливала из таза мыльную пену, когда услышала:

— Приходи скорей, я пошла. Я наверху тебе свое желание скажу.

— Ну-ну.

От жары и усталости Маше не хотелось разговаривать.

Когда она расправилась с волосами и вымылась сама, сил, кажется, совсем не осталось.

Доползти до кровати и спать.

Она была уверена, что ее подопечная давно видит десятый сон, но ошиблась. Алька сидела на подоконнике и в бинокль смотрела на звезды.

— Хочешь посмотреть? — шепотом предложила она. В ее глазах отразилось впечатление от созерцания: она была потрясена. Маша не посмела отказаться.

Зрелище действительно было впечатляющим. Звезды, крупные, как яблоки, мерцали, казалось, у самого носа. Протяни руку — сорвешь любую.

Бинокль был явно не игрушка, настоящий, ночного видения. И стоил, наверное, не меньше велосипеда.

— Да, подруга… Если твое желание… что-нибудь типа бинокля — беру свои слова назад. Чур, я желания не исполняю. Я не фея.

Не снимая с головы полотенца, Маша с удовольствием растянулась на кровати и закрыла глаза. Нужно еще расчесать волосы, а то завтра на голове будет воронье гнездо…

— А вот и нет! — Она услышала, как Алька спрыгнула с подоконника и прошлепала к кровати. — Мое желание… его покупать не надо.

— Ну, тогда валяй, — зевнула Маша.

— Я хочу, чтобы ты поженилась с моим папой!

— Приехали… — Маша открыла глаза и повернулась. — Больше ничего придумать не успела?

— А что такого я сказала? Ты же сама говорила, что замуж выйти не против. Говорила?

— Да, но я не имела в виду…

— Но разве мой папа хуже Бориса? Он красивый, высокий, сильный… Щедрый!

От волнения девочка принялась кулаками мять подушку.

— Ну, я не знаю! — откровенно растерялась Маша. — На твоего папу я с таких позиций не смотрела.

— А ты посмотри, Машенька, пожалуйста! Ну что тебе стоит?

— Вот еще сваха нашлась! Как тебе в голову такое могло прийти, а, малявка? Что за мысли такие?

От возмущения Маша и спать-то расхотела. Это надо такое придумать! Она вспомнила жесткий взгляд Зверева там, под липами, и поежилась. Слышал бы он, что задумала его дочь! Поженить их! Ах ты, Боже мой… И как, интересно, с ней разговаривать на такую тему?!

— Ты только подумай, как было бы хорошо! — вдохновенно продолжала Алька. — Мы бы жили все втроем: ты, я и папа. А когда папа уплывал бы в море, мы с тобой с берега долго махали ему вслед. А когда…

— Перестань, — мягко оборвала ее девушка. — Не все желания сбываются, Профессор. Мне жаль тебя огорчать, но ты уже большая и должна понимать — чтобы жениться, нужна любовь. А если ее нет, то и взять ее негде.

— А откуда она появляется, любовь?

— Не знаю.

— Ну, так, может, она появится, давай подождем немножечко.

— Нет. Я не люблю иллюзий и не хочу тебя обманывать. Мы с твоим папой слишком… разные… Как бы тебе это растолковать? У нас ничего не получится.

— А разве тетя Инна и дядя Никита — похожие?

— Да, конечно, они тоже разные. Но…

— Ты говорила, что любишь меня! Что исполнишь мое желание!

Голос Альки дрожал.

Маша села на кровати и бессильно свесила руки. Только слез не хватало!

— Твои желания… слишком неординарные, — попробовала пошутить Маша.

— Раз ты любишь меня, почему не любишь моего папу? Даже не хочешь попробовать полюбить?! Вот уеду и никогда, никогда не приеду к тебе.

Алька разревелась, уткнувшись лицом в подушку, и продолжала причитать сквозь слезы:

— Ты говорила, что не бросишь меня, что мы никогда не расстанемся, а теперь? Выйдешь замуж, у тебя будут дети, а меня забудешь!

Маша выбралась из-под одеяла и подошла к рыдающей Альке. Села на краешек кровати, положила руку на острую, выпирающую лопатку.

— Алька, ты не права. Ну, послушай меня. Ну, нельзя так. Я действительно всегда буду любить тебя и, уж конечно, не забуду. Но есть вещи, которые нам не подвластны. Это человеческие чувства. Одного человека любишь, другого нет. Это не от нас зависит. Да и твой папа, уверяю тебя, не захочет жениться на мне.

— Захочет! — промычала из подушки Алька. — Мой папа все для меня сделает. А ты…

— Опять двадцать пять! Ну, допустим, он женится на мне, уступив твоему натиску. А потом встретит женщину, которую по-настоящему полюбит. Что тогда?

Алька не нашлась что ответить, поэтому только обиженно сопела в ответ.

— Вот то-то же. И давай не будем ссориться. Даже когда вы с папой уедете, ты будешь писать мне письма. Хорошо?