Алина Знаменская - Прогулка под луной

Маша молчала. Все это было настолько неожиданно, что мысли в голове свалились в кучу. Маша только плечами пожала.

— Вы подумайте, я не тороплю вас. Завтра у Алечки гала-концерт. Я надеюсь, вы пойдете с нами?

— Разумеется.

— А насчет Наташи… Ну, вы спрашивали о первой жене Дениса. На мой взгляд, все было довольно банально. По тем временам было престижно выходить замуж за моряков гражданского флота — она и вышла. Потом в моду вошли бизнесмены, девочка перестроилась. Денис хотел любви, а любви не было. Это я не в качестве сплетни. Хотя нам с вами, Машенька, не грех и посплетничать, ведь мы не чужие?

Теперь Маша видела близко ее глаза.

В них что-то плескалось. Кураж? Предчувствие радости? Мудрость?

Маша призналась себе, что ей необычайно уютно рядом с этой женщиной и что не хочется покидать темноту балкона.

Но Софья Наумовна скреблась в дверь, приглашая пить чай.

Киноконцертный зал «Россия» был битком набит нарядной разновозрастной публикой.

Несколько эстрадных звезд разместились в местах для жюри.

Римма Анатольевна наотрез отказалась идти в зал и осталась за кулисами с внучкой. Она без конца поправляла на девочке синюю матроску и берет с кисточкой: расправляла невидимые миру складки.

— Ни пуха ни пера, Профессор! — Маша щелкнула девочку по носу и спустилась в зал.

Суета операторов, обилие камер, мелькание известных всей стране лиц — все это разбудило в девушке незнакомое волнение.

«Господи, я бы умерла от страха на месте Альки, а ей хоть бы хны!»

Маша пробралась на отведенные для родителей места и стала ждать.

Первое отделение концерта позволило немного расслабиться. Алька появится только во втором. Из головы не шел вчерашний разговор с Риммой Анатольевной. Воспоминания уводили назад, в аэропорт Милана, и еще дальше, на мокрый от дождя дворик, в уютный салон «форда». Зачем эти мучения разлуки, если есть хоть один шанс на счастье? Пусть месяц счастья, день! Неужели нужно все просчитать и спланировать? И из боязни ошибиться — вовсе отказаться от любви? Маша вспомнила дикий взгляд Зверева в аэропорту, всю безысходность и отчаяние ситуации. Тупо заныло под лопаткой.

Когда объявили Альку, Маша вздрогнула, будто назвали ее собственную фамилию.

Букет лазерных лучей прорезал сцену, Алька вынырнула из синей глубины декораций, как маленький юнга в своем морском костюме. На ней была юбка-шорты с белыми пуговками впереди и голубая блуза с квадратным воротником. Маша покосилась на соседей. Почему-то казалось — все должны догадаться, что девочка на сцене имеет к ней непосредственное отношение.

Маша не была на репетициях, и вчера Алька отказалась спеть ей свою песню.

— Это сюрприз, — хитро заявила она.

Поэтому Маша вся обратилась в слух при первых же аккордах вступления.

Женщина, мужчина, девочка, собака шли по синей чаще, мокрой от росы… Девочка скакала, женщина молчала. Солнце улыбалось в Рыжие Усы.

Маша вытянулась в струнку, услышав знакомую считалку. Сердце подпрыгнуло и перевернулось вместе с первыми нотами припева:

Подари им луч надежды, Слышишь, солнце, подари! Забери, что было прежде, Все плохое забери. Унеси и спрячь подальше — За леса и города. Пусть твоя сияет ярче Золотая борода!

Ну, Алька, ну, чертенок! Маша вцепилась ногтями в обшивку кресла, пытаясь подавить нахлынувшие эмоции. Солнечный день в Лесном, Зверев с корзинкой, трава под ногами, щемящее предчувствие любви. Все было в этой нехитрой детской песенке.

Маше казалось — весь зал должен понимать, о чем это.

Алька продолжала своим проникновенно-звонким голоском:

На звуки припева два ряда позади жюри повскакивали с мест, руки сомкнулись, образуя людские покачивающиеся волны. Дети размахивали шариками, мягкими игрушками. Первые ряды выбежали танцевать.

Подари им луч надежды, Слышишь, солнце, подари! — просила девочка, и к ее просьбе присоединялся весь зал. Людям была приятна сопричастность мольбе ребенка; всем хотелось просить у солнца кусочек счастья — это напоминало древний языческий обряд. Маша тоже поднялась вместе с соседями по ряду, держала чьи-то руки и пела за компанию с Алькой.

Альке долго хлопали, потом ей вручали диплом и подарки.

Маша поднялась и, не дожидаясь окончания концерта, отправилась за кулисы.

На душе было светло. Решение созрело и казалось простым и естественным. Конечно, она примет приглашение Риммы Анатольевны. Она поедет вместе с Алькой и проведет остаток лета у моря. И будь что будет.

От порта шли пешком. Прохлада утра проникала под одежду, приятно дотрагиваясь до тела. Римма Анатольевна исподволь наблюдала за сыном. Отметила и нервный блеск в глазах, и беспокойную устремленность движения. Он будто боялся опоздать куда-то.

Подробно отвечал на вопросы дочери, но думал о чем-то своем. Римма Анатольевна догадывалась — о чем.

Дома, за столом, не глядя на мать, он бросил как бы между прочим:

— Мне нужно съездить в Москву. Ты останешься с девочкой еще ненадолго?

— Конечно. Когда ты едешь?

Алька сделала большие глаза и чуть не подавилась котлетой. Римма Анатольевна предупредительно повела бровью. Девочка моргнула и опустила глаза в тарелку.

— Сегодня, — не раздумывая ответил Денис.

Алька вторично стрельнула в бабку глазами, но та оставалась невозмутимой.

— Сегодня к вечеру? Я думала… ты найдешь время заглянуть ко мне домой.

Денис поморщился. Меньше всего ему хотелось сейчас тащиться к матери. Зачем? Время с момента встречи в Италии остановилось, как упрямый осел, и не хотело двигаться вперед.

— У нас там случилась авария, — торопливо пояснила мать. — А сегодня выходной. Слесаря днем с огнем не найдешь. Но, конечно, если тебе нужно отдыхать…

Алька набрала полный рот салата и с беспокойством поглядывала то на бабку, то на отца. Физиономия ее наливалась смехом. Римма Анатольевна сделала строгое лицо. Алька стянула губы в трубочку и прикрыла рот хлебом.

— Что там у вас стряслось? — поинтересовался Денис. — Опять соседи подмочили?

— У нас утечка газа, — пояснила мать. Алька пулей вылетела на кухню.

— Но это же опасно! Вы задохнуться могли! Конечно, я сейчас же пойду посмотрю. Надеюсь, ты форточку открытой оставила?

— Кажется, да.

Денис снял парадный китель, облачился в джинсы и футболку.

— Я готов. Пошли?

Римма Анатольевна оглянулась на внучку.

— У меня живот болит… — жалобно призналась та.

— Голова не кружится? — испугался Денис. — Может, вы все-таки угорели?

— Нет, пап, это я арбуза объелась!

— Я сейчас же бегу в аптеку, — пообещала Римма Анатольевна. — Ты не беспокойся. Мы примем таблетку и сразу же тебе позвоним. Ты иди. А то мне кажется, что я и форточку забыла открыть.

Денис впервые за день внимательно посмотрел на мать. Стареет, что ли? Перед ним было знакомое с детства лицо. Но все-таки — другое. Вдруг сквозь привычный образ отчетливо проступил другой, незнакомый. Совершенно седое сиреневое облачко прически. Безжалостная паутина морщин по щекам.

Тонкая горячая игла жалости тихонько уколола сердце. Денис поспешно отвернулся.

Он не привык смотреть такими глазами на мать. Она была для него сложившимся давно образом, в котором ничего не менялось. Он всегда видел внутренним зрением уверенную в себе, немного Смешливую даму — холодную и отстраненную. Странно было обнаружить, что мать так изменилась. Увидеть, в одно мгновение вдруг проникнуться ее беспомощностью и одиночеством. Она неожиданно для него встала на одну ступеньку с Алькой. Он увидел их рядом, одинаково нуждающихся в нем, их родном мужчине. Все эти мысли и чувства вдруг одним большим потоком хлынули в него, и он растерялся, засуетился в поисках обуви, зачем-то свистнул собаку и понял, что опять сделал что-то не то.

— Ты хочешь взять Шейлу? — почти ужаснулась мать.

— Да. А что?

— Нет… ничего… Только я вчера рассыпала кругом отраву от тараканов. Шейла может отравиться. Не бери ее.

Для убедительности Римма Анатольевна прицепила к ошейнику собаки поводок.

— Ну ладно. — Напоследок Денис еще раз взглянул на мать. Странная она все-таки. Стареет…

Через полчаса Денис остановил машину во дворе, где с детства помнил каждый уголок. Посмотрел на окна. Так точно: форточка на кухне закрыта. Зато дверь на балконе распахнута, прозрачным парусом надулся тюль.