Надо выбрать кого-нибудь другого… Как минимум, более дружелюбнего на вид. Но кого?

2. Полина

Конечно, среди танцующих — мужчин полным-полно. Но, во-первых, я пьяна, во-вторых, я не хочу это делать, и, в-третьих, я не понимаю толком, чего от меня ждёт Антон.

Бреду сквозь толпу, меня задевают, извиняются на разных языках, толкают, пихают, обходят, зовут танцевать, тянут за руку… Я оказываюсь в круговороте пляшущих тел, вижу вспыхивающие лица с застывшими эмоциями, пытаюсь удержать равновесие, думаю о том, чтобы сбежать и о том, как это глупо и чревато…

В какой-то момент я ощущаю, как меня начинают лапать. Обнимают за талию, хватают за задницу, похотливо сжимают её… Я чувствую запах крепкого, терпкого мужского пота, мою шею кто-то целует, я пытаюсь увернуться, уйти, но меня прижимают к себе… Чувствую попой прижимающийся эрегированный член, силу мужских рук, колкость щетины… В этом мелькании света и грохоте музыки я даже не понимаю, кто это…

Пробую танцевать, чтобы соответствовать роли, но я так пьяна, что просто качаюсь на месте и сдерживаю то и дело подступающую тошноту… На лбу выступает холодный пот, мне трудно понять, достаточно ли Антону или надо двигаться ещё, хотя больше всего я сейчас хочу упасть и уползти отсюда… Куда-нибудь туда, где никого нет. Где мне никто ничего не прикажет и где я не буду обязана слушаться… В какое-нибудь безопасное место…

Мне что-то кричат в ухо по итальянски, а затем бесцеремонно обнимают за талию и принимаются нащупывать грудь, а затем мять её и в какой-то момент, когда мне становится больно, я дёргаю плечом, вырываюсь и бреду обратно.

Меня снова толкают, задевают, зовут за собой…

Я иду сквозь толпу обратно к барной стойке, просто потому, что должна.

Антон стоит к ней спиной, водрузив на неё локти и смотрит на меня. Передо мной всё плывёт.

Он хватает меня за руку и подтягивает к себе:

— Ты чё, сачкуешь, что ли, я не понял? — орёт мне в ухо он. — Чё за херня? Это ты типа соблазнила-кого-то?

У меня больше нет сил. Я хочу хотя бы присесть. Ноги просто подкашиваются.

— Мне нужно в туалет… — разомкнув пересохшие губы, говорю я. — Мне надо умыться…

— Да успеешь ты в туалет! — надрывается он. — Я тебя там оттрахаю так, что ты визжать будешь от восторга! Сейчас чё делаем? Ещё по рюмашке?

Я мотаю головой. Даже сама мысль об алкоголе заставляет меня испытать новый прилив тошноты.

— Ну, как хочешь, — милостиво разрешает прекратить возлияния он. — Кароч. Погнали в казино.

Господи Боже… Какое казино?

— Давай-давай, пойдём, — он машет кистью у меня перед носом. — Ща там зажжём!

Он хватает меня за запястье и куда-то тащит. Стараюсь не упасть, чтобы не вызвать его ярость. С надеждой смотрю на охранников у стен, но они игнорируют мольбу в моём взгляде.

Мы выходим на свежий воздух и мне становится полегче. Тут довольно прохладно и заметно тише. Хотя из клуба доносится приглушённый и размеренный гул битов.

Кто-то курит, кто-то общается. Антон тащит меня за руку к своей машине — серому "Порше 911". Подойдя, он машет на машину рукой:

— Херня, я бухой, мне за руль нельзя. Пешком д-дойдём.

Он разворачивает меня лицом к себе.

— Ты чё, охерела вырубаться? Приди в себя, сучка. Ты — моя девочка для ебли. Я тебя купил. Отрабатывай бабло!

Он принимается щипать меня за плечи, за руки. А затем несильно, но очень неприятно хлестать по щекам. Я промаргиваюсь и смотрю на него. Пытаюсь сфокусировать взгляд.

— Всё, я понял, — пьяно говорит он. — Ты в говно. Пошли блевать.

Он снова тащит меня куда-то за руку, а затем заставляет засунуть два пальца в рот. Меня тут же начинает рвать. Согнувшись пополам, я едва не падаю. Почти сразу мне становится легче. Лоб мокрый от холодного пота, я пытаюсь сфокусировать взгляд и понимаю, что потихоньку мне начинает это удаваться. Вытираю губы бумажной салфеткой.

Минут через десять я сильно трезвею. Но испытываю ужасную слабость. Ещё почему-то мёрзну, хотя на дворе лето, а ночи тут тёплые.

— Ну чё, ты в поряде?

Киваю.

— Да, мне лучше, — тихо говорю я.

— Погнали в казино. У меня есть баблишко, и я чувствую, что сегодня нехило подниму.

— Дай мне ещё пять минут.

Он нехотя смотрит на золотые наручные часы, затем оценивающе на меня.

— Лан, пять минут и всё. Мы с тобой за эту ночь ещё ни разу даже не потрахались. Иду у тебя на поводу, блин…

— Пять минут…

— Да я тебе сказал, что окей! — злится он. — Чё ты ноешь-то? Жду я, жду.

Он действительно меня никуда теперь не тянет, а свежий воздух делает своё дело. Немного болит голова, по телу разливается дикая слабость, но в целом мне намного лучше.

— Всё, ты в норме? — вцепившись в плечо, заглядывает мне в лицо он. — Ты там должна быть в норме, иначе нас выгонят. Врубаешься?

— Да, — смотря на асфальт под ногами, отвечаю я. — Я в норме.

— Точно?

— Минут пять ещё… Пить хочется…

— Твою мать, да чё ты, блин, тупишь-то? Там вода есть, я тебе закажу.

— Хорошо, — слабо кивнув, говорю я.

Он ведёт меня к одному из самых известных казино мира. К "Монте-Карло".

В этом заведении, а точнее комплексе заведений, расположенном в здании, напоминающем замок, играют только очень богатые люди. Перед входом припарковано множество очень дорогих машин, стоят по двое по трое люди в шикарной одежде. Антон приказывает мне взять его под руку, осматривает моё платье.

— Ничё не заляпала, норм. Меня там знают, я там часто бываю. Пропустят, всё будет окей.

И нас действительно пропускают. Антон покупает фишки, я жду его в стороне, глядя на столы с зелёным сукном, и слышу, как ближайший крупье по-английски и по-французски объявляет, что ставки сделаны и что ставки больше не принимаются.

Антону весело. Он радостно ведёт меня к столам и говорит о том, что я сейчас я увижу, как он просто порвёт это казино и выиграет кучу бабла.

— Ты обещал заказать мне воды.

Он хлопает себя по лбу, поднимает руку и щёлкает пальцами. Официант приносит на подносе напитки и Антон снимает и суёт мне в руки бокал с прохладной минеральной водой.

Я жадно опустошаю его и отдаю назад.

— Жива? — спрашивает меня Антон, вглядываясь в моё лицо.

Молча киваю.

— Тогда потопали.

Он выбирает столик в конце зала. Там меньше всего народу. Рассыпает перед собой фишки, когда мы усаживаемся на стулья.

— Первую ставочку на красное сделаем, — бодро говорит он. — Для затравки.

Выбирает несколько фишек и чуть ли не швыряет их на красное. Крупье в белой сорочке, чёрном жилете и чёрной бабочке металлическим стеком поправляет его ставку.

Затем объявляет, что ставки больше не принимаются и запускает шарик.

3. Полина

Антон подаётся вперёд, азартно глядя на катающийся по кругу шарик. Скорость вращения уменьшается, шарик наворачивает круги всё ниже и ниже и, наконец, скатывается на круглое поле с ячейками, и, подпрыгивая, останавливается в ячейке под номером "28".

— Твою мать… — злится Антон. — Ладно, ща стопудов будет красное.

— Двадцать восемь, чёрное, чёт, — сообщает крупье и принимается стеком собирать с поля фишки проигравших.

Антон увеличивает ставку на красное. Дополнительно кидает несколько крупных фишек на нечет. Я молча взираю на это, изредка поглядывая на игроков по соседству.

Седобородый мужчина в очках — тонкая золотая оправа так и сверкает в свете ламп, когда он вертит головой, наблюдая за ставками. Он ставит фишки аккуратными стопочками на несколько чисел. Он одет в костюм-тройку тёмно-серого, почти чёрного цвета. Из кармашка торчит уголочек белоснежного платка.

Пожилая полная женщина с жиденькими тёмными волосами, убранными в маленький крысиный хвостик. Её лицо обколото ботоксом и это видно за версту. Перекачанные губы ярко накрашены. Она дорого, но безвкусно одета — мешковатое платье в пятнах всех цветов радуги сочетается с каким-то нелепым жабо, в ушах — серьги с крупными сапфирами. Ей лет пятьдесят и видно, что она отчаянно молодится. Когда она посматривает на рулетку, её светло-карие глаза горят нездоровым блеском.