— Только глупцы не боятся смерти, — сдержанно ответил Кейн, — но ты ведь не смерть, с чего мне тебя боятся?
— Верно, — улыбнулась Мики, — я всего лишь скромный координатор вашей встречи.
Последним, что запомнил Кейн до того, как в глазах потемнело, были два тихих выстрела из пистолета с глушителем.
Глава 21
Страшные откровения Мики
Войдя в дом, я бросила туфли на каблуках и ощутила ноющими ступнями прохладу пола. В квартире было темно, лишь из-под двери комнаты Мики струился слабый лучик света. В течение последней недели я была занята организацией новой выставки в галерее. Хью совсем исчез, оставив меня нянчиться с Маркусом, который, хотя и разбирался во многих вопросах, в этой ситуации только мешал. Он постоянно ныл и жаловался, раздавал противоречивые указания, а потом проклинал всех за то, что никто не мог угадать того, чего же он хотел на самом деле.
— Мики! Ты дома? — позвала я. За дверью послышались тихие звуки. Так и не получив ответа, я отправилась к себе, чтобы принять душ и переодеться. Сбросив одежду на пол, я распустила волосы и, опираясь ладонями на холодный мрамор раковины, заглянула в свои полные грусти глаза. Кажется, день за днём я не жила, а существовала, променяв жизнь на мечты о Кейне.
— Так нельзя, — тихо произнесла я, глядя в свои карие, почти черные глаза, — понимаешь?
Девушка в отражении поджала пухлые губы и заморгала. Конечно, она понимала. Она понимала, что она сбежала именно для того, чтобы оставить всё позади, но так и не смогла этого сделать.
Я посмотрела на свой мобильник. Его я приобрела совсем недавно по настоянию Мики и восстановила свой номер и все прежние контакты. «Я не позволю тебе одичать в этой комнате, детка, только не под моим присмотром», — сказала она. Номер Кейна был здесь, я могла набрать его прямо сейчас, стоило только нажать на кнопку. Только зачем всё усложнять?
Включив воду, я закрыла глаза и подставила голову под тёплые струйки воды. Я думала о том, что выбор был сделан за меня, и оглядываться назад нет смысла. Мне хотелось заплакать, но слёз не было. Я была в состоянии оцепенения, словно из меня достали душу и спрятали её где-то далеко-далеко. Капли воды, текущие по ресницам, заменили слезы, коснувшись кожи, они отлетали фейерверками брызг в разные стороны и ударялись о кафельный пол. Время для меня остановилось, монотонный шум воды и моё дыхание заполнили паузу. Как найти силы двигаться вперёд, когда их едва хватает на вдох и выдох? Я оставила всё, что имело для меня значение. Первый акт спектакля закончился. Занавес. Антракт…
********
Просушив мокрые волосы полотенцем, я вышла из наполненного густым паром душа, надела футболку и штаны, и пошла на кухню. Мне захотелось тёплого молока, такого, как готовил мне папа, когда я не могла уснуть. Я достала бутылку из холодильника, повернулась и, вскрикнув, выронила её из рук.
— Мне тоже показалось, что я неважно сегодня выгляжу — горько усмехнулась Мики, сидящая за барной стойкой, — оказывается, всё намного хуже, — она крутила в руках пустой бокал, — будь добра, захвати вон то вино.
Мики выглядела разбитой… и пьяной.
— Ты в порядке? — поинтересовалась я, присаживаясь рядом.
— В моём шкафу стоит триптих ценой в сто лямов, — ответила Мики, она налила полный бокал вина и залпом осушила его, — по всем законам Микаэлы Салтз я просто обязана быть в порядке.
— Мики, — прошептала я, не поверив в услышанное, — о чём ты?
Микаэла подняла на меня затуманенные глаза.
— Думаешь я башкой тронулась, да? Рассказываю человеку, которого почти не знаю, всю эту хрень…
— Нет, я думаю, что ты тронулась башкой, потому что упомянула триптих. Это невозможно. Он принадлежит… — я замялась, — одному богатому человеку. Я вспомнила слова, случайно подслушанные мною в вечер моего побега из дома. Отец говорил кому-то из своих людей, что купил триптих и приказал доставить его к нам домой.
Микаэла посмотрела на меня, словно пытаясь оценить, откуда я могу это знать, но потом выдохнула, я ведь вроде как работаю на Хью.
— Принадлежал… Принадлежал, Ева, — ответила она. Вдруг Мики засмеялась, словно она и правда сходила с ума, — я так устала, Ева, — она уронила голову на руки, — я устала быть марионеткой в их руках, устала выполнять их приказы. У меня даже имени нет, понимаешь? Всё ненастоящее. Имя, история жизни, этот дом. Меня не существует. Я тень.
Я не могла вымолвить ни слова. О жизни Мики у меня было больше вопросов, чем ответов, но я и представить не могла, что и она родом из нашей большой и дружной семьи интеллигентных гангстеров. Откуда у Мики квартира за несколько миллионов долларов, в какие командировки она уезжает раз в неделю и где она пропадает ночами? Как, работая в больнице, она смогла купить новый Мерседес Clk, и, наконец, что в её шкафу делает триптих? Тот самый триптих?!
— Могу я на него взглянуть? — спросила я тревожным голосом.
— Валяй, — махнула она и качнулась на стуле, — в любом случае, после того, что я тебе рассказала, я просто обязана тебя убить.
— Хорошо, — машинально бросила я, но тут же, поняв смысл её слов, переспросила, — ч-что? — в горле внезапно пересохло, и голос дрогнул.
Голова 22
Ад не под землей, а на земле
Голова Кейна нещадно болела, словно с двух сторон её сжимали тиски. Во рту стоял неприятный привкус прелости. Превозмогая тошноту, Кейн медленно открыл глаза. Ему не сразу удалось вспомнить, что произошло. В голове немного прояснилось, когда его взгляд упал на сидевшего рядом Барреля. При помощи транквилизатора Микаэла усыпила их как животных. Глядя на поникшего Барреля, который уже успел добраться до бутылки коньяка, Кейн почувствовал радость. Где бы они сейчас ни были, они всё ещё были живы.
Кейн осмотрел огромную гостиную, наполненную предметами искусства: картины, антикварные статуи и мебель. Кажется, хозяин этого дома приволок сюда всё, что мог, в том числе и их с Баррелем. Каждый из этих предметов обладал определённой ценностью, приуменьшить которую было бы несправедливо, однако вместе они составляли довольно печальное зрелище, аляповатое и безвкусное. Кейн предпочитал изысканность и чистоту линий, он всегда тщательно подбирал своё окружение. Он ощущал дискомфорт от подобного нагромождения, к тому же его тошнило от лошадиной дозы транквилизатора.
Баррель, на которого не действовало почти ничего, с отсутствующим взглядом опустошал старую бутылку коньяка, ровесницу того инкрустированного яшмой и янтарем бара, в котором она была найдена.
— Сука, — выругался он. Кейн понял, что Баррель до сих пор не мог простить Микаэлу за то, что она не только оставила его, ещё и подставила их обоих, взявшись за этот заказ. Отец Кейна всегда говорил, что женщины — это зло, источник неприятностей и бед. Наверное, именно поэтому до встречи с Евой он старался не зацикливаться ни на одной из своих подружек. Как он мог осуждать Барреля, находясь в похожей ситуации? Вероятность того, что они не выйдут отсюда живыми, была довольно высока, и тем не менее Кейн по-прежнему продолжал думать совсем не о том, о чём следовало.
— Остановись, — Кейн резко выхватил у надравшегося приятеля заново наполненный стакан и поставил его на стол.
— Уволь меня, — пьяно сдерзил тот, — за некомпетентность и несоответствие результатов работы заявленным в резюме способностям.
— Жаль, у меня отобрали пистолет, — ответил Кейн, — не получится сделать это прямо сейчас.
С лица Барреля сошла улыбка. Кейн не шутил на такие темы.
— Сделай себе одолжение, Нико, — проговорил он медленно. Баррель поднял на босса резко протрезвевшие глаза. Кейн редко называл его по имени, но если называл, это могло означать лишь то, что на его терпиметре загорелась красная лампочка, — прямо сейчас начни думать головой, а не яйцами, сохрани жизнь и той, и другой части своего тела. Мне осточертело смотреть на твою несчастную рожу. Ни одна киска не стоит того, чтобы так горевать из-за неё. Мы выберемся из этого дерьма, заработаем кучу бабла, и тогда любая будет твоей!
Баррель прищурил глаза. Он не хотел никого, кроме Микаэлы. До сих пор он не мог понять, почему она исчезла из его жизни, не сказав ему ни слова. Эта сука просто пропала. Однажды вечером он вернулся домой и обнаружил его пустым. Ни зубной щетки, ни её одежды, ни одной крошечной вещи, напоминавшей бы о ней. Ничего. Она исчезла, словно её никогда и не было. В ту ночь Баррель ходил из комнаты в комнату, пытаясь понять, не сошёл ли он с ума. Весь дом, заваленный всякой женской ерундой вроде нелепых слоников вдруг опустел. Меховой плед на диване, в который так любила заворачиваться Мики, и который напоминал Баррелю облезлую шкуру зебры, исчез, как и все прочие напоминания о ней. Мусорные ведра были начищены до блеска, в холодильнике — только пара банок пива и трехдневная лазанья. Ни одного намека на то, что Микаэла прожила здесь почти год. Он был уверен, что она избавилась даже от своих отпечатков.