Lizage - Проклятие клана Монтгомери

— Не знаю, что теперь делать со всем этим, — сказал Джейми, — тут одного оружия на несколько тысяч долларов, но у меня рука не поднимется его распродать. Иногда кажется, что дед ещё в поместье, что сейчас он зайдёт в комнату и нальёт себе рюмку бренди из секретной бутылки, спрятанной за стеллажами. Старик каждый год с нетерпением ждал сезона, ругался на ограничения, выискивал в магазинах разные гаджеты, даже когда уже с трудом различал, с кем разговаривает, продолжал их покупать.

Я насчитала пятнадцать охотничьих ружей разных производителей и эпох. На самом видном месте, прикрепленная к стене металлическими штырями, отливала матовым блеском новенькая одноствольная винтовка Ремингтон. Джейми сказал, что дед купил её год назад, и лишь пару раз опробовал в лесу.

Словно в музее, на полках аккуратно лежали коробки с патронами, бинокли, приборы ночного виденья, под стеклом красовались устрашающего вида ножи с шипами и лезвиями, покрытыми матовой черной краской. Подсадная утка, очень похожая на живую, начала громко крякать, стоило мне приблизиться к ней. Я вскрикнула от испуга, Джейми рассмеялся и обнял меня.

— Совсем как я в детстве, — сказал он, — прекрасно знал, что она срабатывает на движение, но всё равно каждый раз от неожиданности едва не писал в штаны.

— Здесь есть ещё сюрпризы?

— Не знаю, может и есть. У деда хватало секретов. Но если ты насчёт утки, то она вне конкуренции.

Я не пыталась высвободиться из его объятий, он не собирался меня отпускать.

— Ты умеешь пользоваться этими вещами?

— Более-менее знаю, для чего они нужны. Дед брал меня в лес, мы стреляли по мелочи, но я никогда ни в кого не попадал.

— Вы видели волков?

— Вообще-то, в Новой Англии волков нет. Последнего застрелили сто лет назад.

— Но кто же тогда воет по ночам в лесу?

— Это койоты, смешанные с потомками одичавших собак. Мелкие, трусливые, никогда не нападают сами. Только если окажутся совсем без еды, или когда человек ранен, ослаб и не может сопротивляться.

Я подумала, что даже с ружьём и при свете дня не хотела бы встретить в лесу этих безобидных зверушек.

В дальнем крыле дома находилась трапезная, где в былые времена собиралось за массивным столом многочисленное семейство. Она превратилась в склад беспорядочно набросанного хлама разных эпох, который Джейми пообещал себе разобрать.

Он показал мне гостевые спальни на втором этаже, с зачехлённой старинной мебелью и канделябрами, закреплёнными на потемневших от сырости стенах.

— Здесь полно работы, — сказал он, — дед и тётка всегда противились, когда я что-то мастерил, зато теперь я свободен делать в особняке, что захочу. Из этих комнат могут получиться просторные спальня и детская, не то, что в современных домах из картона, ютящихся на однотипных участках. Если бы только не чёртово родовое проклятие...

Он взглянул на меня со смесью воодушевления и грусти.

— А ещё у меня триста акров земли. Она, правда, заброшенная, дед и слышать не хотел о сельском хозяйстве. Но сейчас можно заработать на органических овощах и фруктах, устроить настоящую ферму. Я мог бы выращивать яблоки и продавать их в Берлингтоне по воскресеньям. Это ведь очень важно: связь человека со своей землёй...

Голос Джейми менялся, когда он говорил о планах на будущее. Даже походка его стала уверенней, он не стеснялся скрипеть половицами, громко говорить и включать яркий свет в пустующих мрачных комнатах. Он и сам заметил моё смятение от этих перемен.

— Понимаешь, Мадлен, я наконец чувствую себя полноправным человеком. Я больше не бедный родственник, не должен думать, куда поеду и чем займусь, когда меня выгонят из дома. Моё существование приобрело наконец подтверждение, стало законным.

Я улыбнулась и потрепала его по плечу. В конце концов, он это заслужил.

Мне хотелось бы не думать о проклятии в тот вечер, не замечать внезапных сквозняков в запертых помещениях, горьких вздохов в тёмном коридоре, ускользающих от взгляда теней и оглушительно хлопающей двери в подвале. Я знала, что выбор есть, что могу уйти отсюда, когда захочу и никто не станет отговаривать меня. Я сама цеплялась за пальцы Джейми, не выпускала его руки, старалась задержаться в его объятиях ещё на долю секунды, продлить хоть немного каждый поцелуй. Он понимал, что в доме происходит нечто необычное, но, как и я, не собирался говорить об этом вслух.

Мы съели на двоих одну тарелку вкуснейшего тыквенного супа и выпили по бокалу вина. Потом поднялись наверх, и, не задвигая засова, как истинные хозяева, занимались любовью долго, неторопливо, наслаждаясь каждым прикосновением, каждым мигом быстротекущего времени вместе.

Я проснулась посреди ночи, сама не зная, отчего. Джейми лежал на спине, закинув руки за голову, глядя в потолок.

— Вы с Робертом хотели завести ребенка?- спросил он, когда заметил, что я не сплю.

— Я хотела. А твой брат считал, что слишком рано. Жёны его друзей беременели ближе к сорока.

— Уверена, что сможешь растить его одна?

"Конечно же нет", — подумала я и живо представила себе, как моя мать, пожав плечами, скажет, что одинокая женщина под тридцать с ребёнком уже точно не нужна никому. Но дело даже не в этом. Если бы Джейми только знал, как сильно я хочу его удержать, на что я готова пойти, лишь бы остаться с ним. Но ему всего двадцать один, он нигде не бывал, ничего не видел. Едва он распробует вкус денег, жизнь засияет новыми красками и ему станет не до бывшей девушки старшего брата.

А я умею работать на двух работах, ютиться в тесных квартирках и выживать в дрянных районах. Мать и бабка помогут. Выльют на меня ведро упрёков, замучают колкостями и сарказмом, но игра стоит свеч.

— Я справлюсь, — сказала я.

Он повернулся и положил руку мне на живот.

— Значит, быть может, ты уже беременна?

Я кивнула. Его прикосновение было таким волнующим, искренним и нежным.

— Здорово, — Джейми улыбнулся и закрыл глаза.

Я проснулась затемно, прислушалась к непривычной густой тишине, не сразу поняла, где нахожусь. В лесу робко покрикивали первые птицы, из приоткрытого окна веяло приближающимися морозами.

— Доброе утро, — сказал Джейми. Он обнял меня под одеялом и от его тела шёл жар, как от нагретой солнцем земли в летний полдень. Я боялась проснуться снова, на этот раз окончательно, и обнаружить, что я в Нью-Йорке, и что мне пора на работу.

— Ты не спал всю ночь?

— Я выспался.

— Мне кажется, тебя что-то беспокоит.

— Тебе не понять.

— Почему?

Он прижался ко мне бёдрами.

— Это беспокоит меня каждое утро, но сегодня — особенно.

— Дурак, — сказала я.

Серьёзного разговора не вышло. Меня накрыло волной нежности, рассыпало на мельчайшие частицы, унесло к неведомым берегам. Я не могла поверить, что в нашем мире, наяву, мальчик может быть таким ласковым и ненасытным.

Я лежала на спине, нежась под пуховым одеялом, когда он сказал, что должен уйти. Кевин, подрядчик, у которого он работал, просил срочно сдать один дом, а Джейми не помешают деньги, тем более сейчас, когда собственный дом требует ремонта, а ценные бумаги деда закрыты как минимум на год. Кроме того, он собирается вернуть мне две тысячи за залог.

Если я и мечтала проснуться в постели миллионера, в моём воображении это выглядело несколько иначе. Я вежливо попросила его сменить тему.

— Но я верну их тебе, хочешь ты того или нет, — сказал он строго.

Вылезти из-под одеяла казалось верхом героизма. Я слушала шум воды, когда Джейми наскоро принял душ. Наблюдала, как он вытирает полотенцем свои кудри, натягивает футболку с длинным рукавом, продевает ремень в не по размеру свободные джинсы.

Кто бы подумал, что я способна любоваться парнем, с которым только что переспала. Жалеть, что не успела вдоволь обласкать его тело, что он снова подарил мне куда больше нежности, чем я ему. Я обожала в нём всё. Эти широкие, чуть покатые плечи, нежную белую кожу, полоску золотистых волос на груди, аккуратные кубики рельефа на впалом животе. Без одежды он выглядел совсем молоденьким и отчего-то пронзительно беззащитным.