Теперь понимаю, почему Денис именно меня выделил из всей толпы. У него, должно быть, тонкий и изысканный вкус, вот почему. И вести себя теперь надо соответственным образом. Держать осанку. Не спотыкаться каждую минуту. Не говорить глупостей. Не тараторить и не перебивать. Но главное, не шмыгать носом. Боже упаси!
Оно со мной случилось – первое свидание. Настоящее! С взрослым, очень красивым парнем… Меня слегка потряхивало от волнения, и незаметно я вытирала потные ладошки носовым платком.
Он смотрел на меня с игривой улыбкой, от которой я таяла и, растекаясь, краснела. Как обещал, показал мне любимый город с самой высокой точки, откуда Воланд и его свита прощались с Москвой. Отсчет посещений Воробьевых гор начался в моей жизни именно с этого ослепительного, незабываемого, весеннего дня.
Влюбилась я стремительно, мучительно и практически безнадежно.
Внезапно появился ты
Из ничего, из пустоты,
Не думала, что можешь быть —
Существовать, желать, любить…
Я забросила занятия, подружек, любимые книги. На уроках бесконечно мечтала, сочиняла стихи и вырисовывала на полях тетрадок сердечки, цветочки и солнышки. Контрольные работы тупо списывала у соседа по парте, домой мчалась на всех парусах. Не снимая школьную форму, ложилась на диван (потому что в ином положении ожидание превращалось в невыносимую маету), ставила себе на грудь телефонный аппарат и ждала. Ждала-ждала. Бесконечно ждала. Кажется, и жить-то стала от звонка и до звонка. Я и не подозревала, что способна так сохнуть.
Между первой и второй встречами легла целая пропасть из времени.
Что ждет с тобой нас впереди,
Не ведаю, не знаю я,
Но главное, не уходи,
Без нашего свидания.
Утихнет все, пройдет, уснет,
Но это всё не ранее,
Как настрадаюсь я, и вот —
Опять тоска, терзания…
Денис звонил редко. Примерно раз в два дня. Он предлагал встретиться возле моего дома. Мы гуляли по бульварам час, реже – полтора. Разговаривали о каких-то пустяках. Или молчали, не зная, о чем говорить. Точнее, это я не знала, о чем можно с ним говорить. Я глупела и немела в его присутствии, да и он был немногословен, не задавал вопросов, ничего не предлагал. Я его не понимала. Он провожал меня до подъезда, прощался и советовал не огорчать родителей. Это всё!
Однажды он не звонил целых пять дней.
Тогда, из вредности, на его «алло!», я сделала вид, что не признаю этот голос. Позабыла и все тут.
– Привет, Лешка! – бодро прокричала в трубу. – Как я рада тебя слышать!
– Это никакой не Лешка, – мрачно отозвался он. – Это Денис.
– А-а, – изобразила я маленькое разочарование. – Привет, Денис. Я перепутала. Прости.
Мне казалось, что такая встряска должна скрыть не только истинность моих переживаний, но и настроить его на более решительный лад. Однако после этого Денис мог вовсе исчезнуть, а, возникнув через пару недель, сообщить в оправдание, что потерял записную книжку. Мой телефон конечно же он наизусть не запоминал. Будто бы.
– Алечка, детка, расскажи-ка мне о нем, – попросил как-то вечером папа, присев на край моей кровати.
– Что тебе рассказать, папа? – смутилась я. – Вообще-то маме я уже ответила на все вопросы. Она разве не поделилась с тобой?
Мама выслушивала мои ежедневные стенания и, видно, устав от них, направила ко мне отца. Или же он сам вдруг заинтересовался, не знаю.
Родители жили душа в душу и поздними вечерами, уложив нас, подолгу сидели на кухне, обсуждая каждый прожитый день с массой встреч, событий и животрепещущих новостей. А также полемизировали в основном о том, насколько достоверны создаваемые папой образы. Они дорожили этими спокойными вечерами, когда могли побыть вдвоем. Потому что часто, очень часто, после какого-нибудь театрального события или показа в Доме кино к нам заваливала оживленная богемная компания. До глубокой ночи творцы пили вино, громко рассуждали о современном искусстве, подтрунивали друг над другом, не стесняясь очень крутых речевых оборотов. Лизка всегда засыпала быстро и сопела как сурок, не реагируя ни на какой шум. Я же, напротив, спала чутко, и любое нарушение тишины могло взбудоражить меня, окончательно лишив сна. Когда гости шумели особенно активно, я не выдерживала и прямо во фланелевой пижамке выходила к ним.
«Нельзя ли потише? – спрашивала тонюсеньким голоском, вызывая у возбужденных хмельных людей неизменное умиление. Сквозь весь этот хмель я им мерещилась, вероятно, трогательным беззащитным ангелочком, которого каждый из них тут же норовил потискать.
Однажды, когда мне было лет восемь, я таким образом даже получила в дар стихотворение от дяди Жени Евтушенко. Он растроганно посадил меня к себе на колени и с ходу сочинил:
Почему такая стужа?
Почему мороз кругом?
Потому что тетя лужа
Стала толстым дядей льдом!
Спустя несколько лет мама обнаружила это четверостишие эпиграфом к подборке стихов Евтушенко в одном из толстых журналов. И даже обиделась на него за то, что он не указал, кому оно на самом деле было посвящено.
Родителям никогда не бывало скучно вдвоем. Глядя на них, я мечтала, что когда-нибудь и у меня будет такая же семья – любящий талантливый муж, большой светлый дом, наполненный голосами детей, которых у меня будет трое: два мальчика и девочка. Ну, в крайнем случае, двое – мальчик и девочка, обязательно разнополые, ни в коем случае не две девочки и не три, чтоб им всю жизнь потом не мучиться, как мне с Лизкой. А я буду всех любить одинаково, не делая между ними различий, никого не выделяя…
– И все же, Аля, сколько вы уже встречаетесь с этим парнем? – Папа был терпелив, но неуклонен. Странно, почему-то до этого мгновения моя личная жизнь не вызывала у него вопросов. Наверное, считал, что у меня ее просто не может быть.
– Три с половиной месяца и пять дней. Если это только можно назвать «встречаемся», – вздохнула обреченно.
– Чем он занимается?
– Работает помощником звукорежиссера и готовится поступать в Институт культуры.
– Понятно. Ну а к тебе он как относится?
– Как… к маленькой.
– То есть?
Я смущенно рассказываю о наших встречах, абсолютно одинаковых, безо всякого развития. О том, что Денис никогда не дарит цветов, зато несколько раз приходил на свидание с эскимо на палочке.
– Сколько-сколько ему лет? – недоуменно переспрашивает папа.
– Двадцать.
– И он не делает никаких попыток… за руку взять или… приобнять, что ли?
По-своему расценив его недоумение, отвечаю, как на духу, с неудержимыми нотками отчаяния в голосе:
– Нет! Никаких! Представляешь?!
– Странный парень, – задумчиво произносит папа, – наверное, он после таких встреч закусывает кулак или бьется головой о стенку…
Почему-то от сказанного мне становится смешно.
– Что это значит, пап? – хихикаю я.
– Скорее всего, он и впрямь считает тебя ребенком, что вполне справедливо. – Папа, улыбаясь, теребит мои рыжие вихры. – Ну, бог с ним. Давай подумаем, куда и с кем нам тебя отправить отдыхать в июле? – Он переключается на другую тему, утолив законное отцовское любопытство.
После первых в жизни экзаменов, которые я чудом не завалила, родители отослали меня к родственникам в Ригу. Вместе с дочкой своих друзей Анечкой. Мы с ней довольно быстро нашли общий язык. Потому что она, как я, была фантазеркой и болтушкой.
Если позволяла погода, прямо с утра мы отправлялись на Рижское взморье. Нежились на солнышке. Загорали. Мечтали вслух. Бродили по берегу, собирая ракушки. Я один раз даже отважилась занырнуть в прохладное Балтийское море. Словно бы желая, окунувшись с головой, выстудить из нее страдания по Денису. Он не звонил мне больше месяца, и я ощущала каждый день как катастрофу, крушение всех чаяний.
Когда шел мелкий, но совсем не противный дождик, мы часами с наслаждением бродили по прекрасному старому городу, не тронутому советским зодчеством. Любовались готической архитектурой, рассматривали шпили и башенки, старинные резные постройки, барельефы с горельефами. Проголодавшись, потчевали себя сырными булочками с горячим шоколадом в крошечных кафешках, наполненных упоительными кофейно-ванильными запахами. Всё это было так не похоже на московскую жизнь, с ее темпоритмом, на особенности нашего привычного бытия, что казалось, будто бы попали мы в другой, непостижимый мир: размеренный, нарядный, вкусный и радостный. Иначе говоря, занесло нас в заграничное государство. Государство, граждане которого прекрасно понимают русский язык, да и расплачиваться там можно рублями.