Но по мере того как ее страстное желание нарастало, она утратила интерес к наблюдению за ним и принялась двигаться все быстрее и быстрее. Трэвис, не выпуская ее из рук, перекатился вместе с ней так, что она оказалась на спине, и глубоко вошел в нее. Они одновременно достигли высшей точки наслаждения.

Обессилевший, он рухнул на нее. Риган, лежа под ним, улыбнулась и крепко прижала его к себе. Ей нравилось чувствовать свою власть над ним. Было очень приятно знать, что она может превратить такого сильного человека, как Трэвис, в податливое, кроткое существо.

Она так и уснула с улыбкой на лице.

Глава 10

Откинувшись на подушки, Риган лежала на кровати, слабая и дрожащая, а Трэвис прикладывал к ее лбу холодный компресс. Взглянув на него снизу вверх, она заставила себя улыбнуться.

— Нашла время для приступа морской болезни, — проворчала она.

Не сказав на это ни слова, Трэвис взял ночной горшок с содержимым желудка Риган и отправился на палубу, чтобы опорожнить его.

Риган, слишком слабая, чтобы двигаться, тихо лежала на постели. Она была уверена, что обрушившаяся на нее болезнь как-то связана с сумбуром в ее мыслях. Но не могла же она сказать Трэвису, что боится приезда в Америку, боится остаться одна в незнакомой стране, с людьми, язык которых она иногда с трудом понимает.

Прошел почти месяц после шторма, а она с тех пор почти ничего не делала, только помогала Саре шить новые платья. Она больше не флиртовала с Дэвидом Уэйнрайтом и не пыталась вызвать ревность у Трэвиса. Вместо этого она проводила время с Трэвисом, ела с ним, занималась любовью и разговаривала с ним. Он оказался хорошим рассказчиком и развлекал ее историями о своих друзьях из Виргинии. Самыми близкими его друзьями были Клей и Николь Армстронг. Он рассказал удивительную историю о том, что Клей был женат на одной женщине, французской аристократке, а помолвлен с другой. Трэвис рассказывал так, что Риган смеялась до слез, особенно над выходками племянницы и племянника Клея.

Он рассказал ей о своем младшем брате Уэсли, и Риган только через несколько дней сообразила, что Уэсли — это молодой человек, а не ребенок. Она молча посочувствовала всем, кому приходилось жить под игом Трэвиса. Потом он рассказал ей о Бейксах и других соседях, проживающих выше и ниже его по течению реки.

Риган слушала его с интересом, дополняя его рассказы собственным воображением. Она представляла себе этих людей, их маленькие, наспех сколоченные домики, женщин в простых полотняных одеждах, причем некоторые из них даже курили трубки, сделанные из стержня кукурузного початка, и мужчин, в поте лица работающих на полях. Она надеялась, что с ней не будут обращаться словно с членом королевской семьи из-за того лишь, что она носит великолепную, дорогую одежду.

Благодаря рассказам Трэвиса, приукрашенным ее собственными фантазиями, время летело незаметно, и беспокоиться Риган начала только на этой неделе. Она не могла бы сказать, беспокойство ли вызывало у нее приступы рвоты или наоборот. Она знала лишь, что ни с того ни с сего почувствовала вдруг себя больной и слабой и могла лишь лежать на кровати, лениво глядя в потолок.

С тех пор как она заболела, Трэвис вел себя безупречно, присматривал за ней, держал над горшком ее голову, когда ее рвало, мыл ей лицо и старался сделать так, чтобы она побольше отдыхала. Он даже перестал работать вместе с экипажем, чтобы не оставлять ее одну больше чем на несколько минут.

И Риган понимала, что все это его внимание является своего рода прощанием с ней. Красивые платья и внимание, которым он окружил ее в конце пути, являлись вознаграждением за удовольствие, которое она ему доставила по дороге в Америку. Теперь он мог освободиться от нее, вернуться к своей семье и друзьям и никогда больше не встретиться с ней. И не придется ему больше мириться ни с тем, что она флиртует с другими мужчинами, ни с ее бесполезностью.

По ее лицу потекли слезы. И почему он не оставил ее в Англии, где она по крайней мере знала обычаи людей? Зачем ему нужно было заставлять ее ехать в это незнакомое место, чтобы потом бросить, словно какой-то хлам?

Риган собиралась высказать ему все, что думает о нем, но как только Трэвис вернулся в каюту, у нее снова начался приступ рвоты, и она забыла о своем гневе.

— Мы только что увидели землю, — сказал Трэвис, и, взяв ее на руки, положил ее голову на свою теплую и такую надежную грудь. — Завтра к этому времени мы пришвартуемся к причалу в виргинской гавани.

— Это хорошо, — прошептала Риган. — Надеюсь, что как только мы окажемся на суше, я избавлюсь от морской болезни.

Похоже, что ее заявление его позабавило. Трэвис обнял ее и погладил по голове.

— Думаю, что морская болезнь у тебя очень скоро пройдет.

Последующие несколько часов были заполнены бурной деятельностью. Сара уложила в сундук последнее из ее новых платьев, и Трэвис расплатился с ней и другими женщинами, которые помогали шить. Прощаясь, Сара и Риган расплакались. Сара собиралась остаться на корабле и отправиться на нем к северу, в Нью-Йорк, где проживала ее семья. Женщины, за которыми Риган ухаживала во время их болезни, подарили ей на память лоскутное одеяльце на детскую кроватку.

— Мы подумали, что вам оно скоро потребуется, — сказала одна из женщин, насмешливо взглянув в сторону Трэвиса.

— Спасибо большое, — поблагодарила довольная сверх всякой меры Риган.

В ту ночь она лежала без сна в объятиях Трэвиса и любовалась им при лунном свете. Плохо, что он стал так много значить для нее, иначе она могла бы ненавидеть его, как это было когда-то, или даже презирать, но теперь она чувствовала лишь боль от того, что теряет этого большого, сильного человека, к которому успела привыкнуть, как и к этим женщинам, называвшим ее своей подругой, которые не считали ее бесполезным человеком.

Наутро Риган казалась абсолютно спокойной. Изо всех сил стараясь улыбаться, она стояла на юте и на прощание махала рукой своим друзьям, которые спешили сойти на берег, возбужденные тем, что вернулись домой или ступили на новую землю.

Оставив ее одну, Трэвис отправился присмотреть за разгрузкой. Риган проснулась поздно, когда судно уже стояло у причала и некоторые пассажиры уже сошли на берег. Поцеловав ее, Трэвис сказал, что освободится только после полудня, и объяснил, что шторм подогнал судно ближе к берегам Америки и они оказались здесь на несколько дней раньше, чем предполагалось, а поэтому их никто не встречает.

Никто не встречает их, подумала Риган с возмущением, наблюдая, как Трэвис командует разгрузкой ящиков.

— Миссис Стэнфорд! — послышался робкий голос, и она увидела Дэвида Уэйнрайта. Он выглядел еще более худым, чем она помнила. — Я хотел бы пожелать вам и вашему мужу всего самого лучшего, — тихо промолвил он.

— Спасибо, — кивнула Риган. На его лице был написан такой же страх, какой ощущала она. Она лишь надеялась, что на ее лице он не так заметен. — Надеюсь, что нам с вами обоим Америка понравится больше, чем мы думали раньше.

Он сделал вид, что не понимает намека на их прежние доверительные беседы.

— Скажите вашему мужу… — Судя по всему, он был не в состоянии закончить эту фразу, а поэтому просто схватил ее руку и крепко поцеловал, добавив сдавленным шепотом: — До свидания. — Потом он торопливо сбежал по сходням.

Обогретая сантиментами Дэвида, Риган наклонилась через перила и увидела Трэвиса, который, нахмурив лоб, смотрел на нее. Она весело помахала ему рукой, впервые подумав, что, возможно, ей удастся одной начать жизнь в новой стране. Ведь удалось же ей завести друзей на борту корабля. Так почему бы…

Трэвис не дал ей возможности обдумать это, потому что несколько минут спустя уже приказывал ей поторапливаться, поесть, надеть что-нибудь более подходящее для дороги и закончить укладку своих вещей в сундук — иными словами, как всегда, распоряжался ее жизнью.

«Ясно, что ему не терпится отделаться от меня», — думала она, подчиняясь его приказаниям, но так медленно, что это выводило Трэвиса из себя.

— Или ты закончишь все через две минуты, или я вынесу тебя отсюда на руках, — предупредил он. — Нас ждет телега, и я хочу добраться до места до захода солнца.

Любопытство пересилило ее возмущение.

— Куда мы поедем? Ты… ты нашел мне работу?