Джуд Деверо - Пропавшая леди

— А теперь, — продолжал Трэвис, — я намерен показать своей молодей жене дом, и если вы вздумаете задать мне еще какие-нибудь вопросы, я отменю праздник, — с притворной суровостью пригрозил он.

Если бы Риган не находилась в таком подавленном состоянии, она рассмеялась бы, увидев, с какой скоростью рассосалась толпа вокруг них. Наконец ушли все, кроме одного старика.

— Это Элиас, — с гордостью сказал Трэвис. — Он самый лучший садовник в Виргинии.

— Я принес кое-что для вашей молодой хозяйки, — сказал Элиас и протянул ей цветок, каких она никогда в жизни не видела. Он был пурпурного цвета — одновременно и яркого, и нежного. Его центральная часть была словно собрана в оборочку, а крупные лепестки имели форму слезы.

Риган протянула руку, но ей было даже страшно прикоснуться к нему.

— Это орхидея, мэм, — сказал Элиас. — Миссис Стэнфорд приказывала привозить их ей всякий раз, когда капитаны бывали в Южных морях. Может быть, вы захотите посмотреть оранжерею, когда у вас будет время?

— С удовольствием, — ответила Риган, подумав про себя: интересно, есть ли на свете что-нибудь такое, чего бы не было у Трэвиса? Поблагодарив старика, она снова пошла за Трэвисом и только теперь заметила впереди высокий кирпичный дом. Даже издали он выглядел так, как будто Уэстон-Мэнор и Арундел-Холл, принадлежащий Клею, могли бы свободно разместиться в одном его крыле. Разве сможет она справляться с хозяйством такого чудовищно большого дома, не говоря уже о других обязанностях, выполнения которых, кажется, ожидал от нее Трэвис?

Дом, к которому они подошли, был даже больше, чем казалось издали.

Его массивная центральная часть, выстроенная из кирпича имела по обе стороны два крыла. Трэвис повел Риган по широкой каменной лестнице на первый этаж и сразу же начал знакомить с внутренним расположением дома.

Он провел ее через голубую, зеленую, красную и белую комнаты, показал классную и комнату экономки. Даже кладовки были здесь такого же размера, как ее спальня в Уэстон-Мэнор.

Но с каждой элегантно меблированной, красивой комнатой Риган становилось все страшнее и страшнее. Как ей справиться с таким хозяйством?

И вот когда она уже подумала, что ознакомилась наконец со всеми комнатами в доме, Трэвис потащил ее по восточной лестнице на второй этаж, который считался главным и превосходил по красоте убранства все, что она видела внизу. Здесь находилась столовая, а рядом с ней гостиная, где устраивались званые чаепития, а также еще одна гостиная для семьи, библиотека и несколько гостевых комнат, а также просторная спальня с примыкающей к ней детской.

— Это наша спальня, — пояснил Трэвис и потащил ее за собой дальше, через бальный зал.

Риган была потрясена. С тех пор как они вошли в дом, она не сказала почти ни слова, но теперь у нее буквально подкосилась ноги, и она рухнула на стоявший в углу диван в благоговейном молчании. Потолки высотой семнадцать футов заставляли человека почувствовать себя маленьким, незначительным. Стены были обшиты панелями, окрашенными в самый светлый оттенок голубого цвета, а дубовые полы натерты до блеска. Там было довольно много мебели — шесть кушеток, обитых розовой парчой, множество стульев с обивкой такого же цвета, арфа, фортепьяно и несколько столов, но вся эта мебель стояла вдоль стен, оставляя свободной середину зала, застеленную длинным восточным ковром.

— Когда мы принимаем гостей, то ковер, конечно, закатываем, — с гордостью объяснил Трэвис. — Может быть, тебе захочется устроить вечеринку. Мы могли бы пригласить пару сотен гостей провести у нас вечерок, а ты бы вместе с Мальвиной — это наша кухарка — могла придумать, чем их угощать. Тебе бы это наверняка понравилось.

Чаша ее терпения переполнилась. Со слезами на глазах Риган помчалась через весь зал к противоположной двери. Она понятия не имела, как выйти из дома, и просто мчалась по длинному коридору, пока не открыла какую-то дверь, ведущую в небольшую белую с голубым комнату. Она даже не запомнила названия комнат, тем более их расположения.

Она упала на колени, положив голову на сиденье голубой с белым кушетки, и разрыдалась. Как он мог так поступить с ней? Как он мог не предупредить ее?

Не прошло и нескольких секунд, как Трэвис был рядом. Он взял ее на руки и вместе с ней уселся на кушетку.

— Почему ты плачешь? — не понимая, в чем провинился, спросил он, заставив Риган расплакаться еще сильнее.

— Ты богатый! — пробормотала она сквозь слезы.

— Ты плачешь, потому что я богатый? — удивился он.

Даже пытаясь объяснить ему, она знала, что он ее никогда не поймет. Трэвис был абсолютно уверен в том, что все делает правильно; он не знал, каково быть ни на что не годным человеком. Как он мог ожидать, что она будет управлять хозяйством дома, слугами да еще время от времени устраивать вечеринки для пары сотен друзей?

— Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь, что тебя не устраивает, — сказал Трэвис, протягивая ей носовой платок. — Не может быть, что ты рассердилась на меня потому лишь, что я не бедный фермер.

— Как… Как смогу я… — всхлипывая, пробормотала Риган, — если я никогда не видела ткацкий станок?

Смысл сказанного не сразу, но постепенно дошел до сознания Трэвиса.

— Тебе не нужно ткать самой. Просто прикажи кому-нибудь сделать это. Женщины будут обращаться к тебе с проблемами, а ты станешь их решать. Все очень просто.

Нет, никогда ей не удастся заставить его понять ее! Вырвавшись из его рук, она выбежала из комнаты, промчалась по коридору, потом через бальный зал и еще по одному коридору, пока не нашла их спальню, где и рухнула на постель.

Даже сквозь рыдания она услышала медленные тяжелые шаги Трэвиса. Остановившись в дверях, он некоторое время смотрел на нее пытливым взглядом, потом, как видно, решил, что ей сейчас нужно побыть одной. Услышав его удаляющиеся шаги, Риган разрыдалась еще сильнее.

Несколько часов спустя в дверь тихо постучала горничная и спросила, что ей приготовить на ужин. Чуть было не ответив «йоркширский пудинг», Риган вдруг осознала, что не имеет понятия, что едят в Америке. Наконец она сказала служанке, что есть ей не хочется, а хочется ей, чтобы ее оставили в покое. Хорошо было бы навсегда остаться в этой комнате и больше никогда не сталкиваться с внешним миром!

Какими бы ни были представления Риган о трудностях управления плантацией, в действительности все было гораздо труднее. Трэвис вставал до восхода солнца, и в ее комнате моментально появлялись женщины со своими проблемами. Чаще всего она понятия не имела, что им ответить, и замечала, как они отводили глаза. Однажды она услышала, как одна служанка пробормотала, что, мол, не понимает, как такой человек, как Трэвис, мог жениться на таком ничтожестве, как она.

И она то и дело слышала имя Марго.

Ткачиха показала ей образчики, которые дала ей Марго. Садовник посадил луковицы, которые прислала мисс Марго. В голубой комнате она обнаружила платья, которые, как ей сказали, принадлежат мисс Марго, потому что она здесь часто останавливается.

Вечерами за ужином Риган пыталась расспросить Трэвиса об этой женщине, но тот лишь пожимал плечами и говорил, что это просто соседка. После столь продолжительного отсутствия на плантации у него накопилась куча дел. Даже за обеденным столом он просматривал какие-то документы вместе с двумя конторскими служащими и подсчитывал количество закупленных и проданных товаров. Риган не решалась отвлекать его собственными проблемами.

Но в конце концов настал день, когда Риган испытала настоящее потрясение. Трэвис только что вернулся домой, чтобы перекусить на скорую руку, и с набитым ртом рассказывал ей, что из Англии прибыло еще одно судно, когда внизу, на выложенной кирпичом подъездной аллее послышался цокот копыт. Трэвис насторожился. Потом он услышал щелканье кнута и пронзительное ржание лошади и мгновенно оказался у окна.

— Марго! — заорал он вниз. — Если ты еще раз ударишь лошадь, я высеку тебя тем же кнутом!

В ответ послышался кокетливый грудной смех.

— Трэвис, любовь моя, это пытались сделать мужчины получше тебя, — промурлыкал женский голос, затем последовал еще один удар кнутом, и раздалось лошадиное ржание.

Трэвис бросился вниз по лестнице с такой скоростью, что дом задрожал.