– Если говорить о боевом искусстве, то да.
– Просто я нахожу довольно странным то, что священник… – она остановилась. – Что случилось с Интернетом? – поинтересовалась она. – Вам удалось выйти в сеть?
Вскоре после того, как Гарибальди установил соединение с Интернет, гроза повредила в горах телефонную линию, прервав тем самым его путешествие по Всемирной паутине.
– Не вышло. Мы попробуем снова. – Он посмотрел на нее и спросил: – Как вы себя чувствуете?
– Как будто я – это не я.
– Душ свободен. Вода хорошая, горячая.
– Прежде всего, я должна снова попробовать позвонить. Мне нужно выяснить, как дела у Дэнно.
Чтобы не смущать Кэтрин, Отец Гарибальди решил подышать свежим воздухом. Он зашел в приемную, в которой сновали постояльцы. Бесплатно угощали пончиками и кофе. Разглядывая серое небо, низко висящее над горами, что были вокруг, он остановился, чтобы разобраться с гнетущими его мыслями.
Его сон вернулся.
Он был таким же, как много лет назад, ничего не изменилось. Та же самая сцена, те же самые лица и та же самая душераздирающая трагедия, из которой ему, казалось, живым не выбраться, за исключением…
На этот раз сон был немного иным. Кроме старика и мальчика, он увидел еще и…
Он обернулся и посмотрел в направлении своего номера, представив себе доктора Александер, которую застал в момент, когда она разглядывала содержимое его сумки с сомнением на лице.
В его сне кто-то еще, он стоял где-то вдали, на горизонте. Теперь Гарибальди понимал, что это была женщина.
Кто она? И почему теперь она была частью его сна?
Он снова представил Кэтрин, с хмурым видом разглядывающую пангамотовые палочки. Неужели это была она? Но если так, то что она делала в этом сне?
Мысли отца Гарибальди внезапно прервал звон монет. Постоялец мотеля купил газету со стойки, находившейся на улице. Выталкивая сон из своих мыслей, Майкл засунул в карманы руки в поисках мелочи.
Кэтрин расчесывала свои длинные каштановые волосы, все еще влажные после душа, когда с улицы зашел отец Гарибальди и сказал:
– Заправка открылась, и дождь прекратился.
Он принес кофе, пончики и газету.
Она заметила, что, пока находилась в ванной, он переоделся в джинсы и черную рубашку с белым воротничком.
Кроме того, она заметила некую осторожность, с которой он держался.
– Удалось дозвониться? – спросил он.
– Телефон не подает абсолютно никаких признаков жизни. Нам придется поехать в больницу.
– Доктор Александер, – начал он.
– Если у меня попросят документы, мне конец, – уставившись на рубашку с белым воротничком Гарибальди, продолжала она, – но я готова поспорить, что священника к Дэнно они пустят!
– Доктор Александер, – повторил он.
Она замерла. Ее взгляд устремился к газете, что находилась у него в руках.
– Я очень сожалею, – произнес он, протягивая газету ей. – Это в разделе «Б», на третьей странице, внизу.
Она нашла заметку: «Местный археолог доктор Дэниел Стивенсон, на которого прошлой ночью в его собственной квартире, находящейся в Санта-Барбаре, было совершено нападение, скончался сегодня ранним утром от ножевых ранений. Полиция не раскрыла подробностей, однако речь, видимо, идет об убийстве. Свидетели говорят, что видели, как с места преступления скрывалась женщина…»
У Кэтрин подкосились колени. Она опустилась на кровать и закрыла глаза.
– Я так и знала, – прошептала она. – Я уже знала это… – Она закрыла лицо руками. – О, Боже. Дэнно.
– Я очень сожалею, – сказал отец Гарибальди.
Кэтрин заплакала, резко всхлипывая. Она почувствовала, что на кровать присели, и ощутила рядом с собой тепло отца Гарибальди. Он молча обнял ее и дал ей выплакаться.
Она обвила его шею руками, прижавшись лицом к его плечу и продолжая рыдать. Это было неправдой. Это было понарошку.
Дэнно!
– Ублюдки!
– Доктор Александер, вам нужно связаться с полицией. Она отпрянула, гневно смахивая слезы со щек.
– Зачем? – кричала она. – Что я им скажу? Что их убил Майлз Хэйверз? Неужели вы считаете, что они хотя бы чуточку поверят мне? Дэнно умер, отец! Разве полиция вернет его?
Она встала, подошла к двери и распахнула ее в серый день. Она вдыхала воздух так, словно тонула.
– Я не верю, что это произошло. О Боже, что же мне делать теперь?
– Я могу помолиться с вами.
Она обернулась.
– Помолиться? Для чего? Кому? Молитва не вернет мне Дэнно!
Она вдруг вспомнила слова Дэниела, сказанные им тринадцать лет назад, когда тот пришел к ней ночью после похорон ее матери. Она тогда сидела в темноте, держа в руке баночку со снотворным. «Это не даст тебе ответа», – сказал тогда Дэниел.
– Я давно перестала молиться, – сказала она, внезапно успокоившись и уставившись на газету, лежащую на кровати, в которой находилось это крошечное, едва заметное сообщение на третьей странице раздела «Б», несущественное упоминание о смерти Дэниела Стивенсона, гражданина тридцати шести лет, ее самого лучшего друга.
Ему так и не представился случай поделиться с ней новостями о фресках майя.
Кэтрин принялась собирать вещи.
– Я должна ехать. Мне нужно работать.
– Вы правы, – заметил Гарибальди.
– Вы со мной не едете.
– Нет, еду.
– Зачем? – закричала она. – И почему вы все еще со мной? Почему вы до сих пор не уехали?
Он прикоснулся к повязке на своей руке.
– Я замешан в этом лично, не забыли? Она наклонила подбородок. Проблема.
– А в вашем приходе не станут интересоваться, куда вы пропали?
– У меня еще осталось несколько дней отпуска. Меня пока никто не ждет.
– А когда станут ждать?
– Тогда и будем разбираться.
– Делайте, что хотите, – сказала она, яростно кидая туалетные принадлежности в сумку. – Я знаю, что сделаю.
Пять минут спустя они находились в машине перед шоссе.
– Куда едем, доктор Александер?
Сдерживая слезы, Кэтрин посмотрела прямо перед собой, на унылый день, затем через плечо назад, на шоссе, идущее в южном направлении к Санта-Барбаре, и, наконец, в сторону Малибу и дома Джулиуса, которые могли дать ей безопасность и надежность.
– Убийцам Дэнно, – мрачным тоном сказала она, – это не сойдет с рук. Когда Майлз Хэйверз решил взяться за меня, он совершил ошибку, потому что я обойдусь ему дороже, чем он готов заплатить.
– Так куда же?
– Мне нужно провести несколько экспериментов со свитками и волокнами ткани, которые я обнаружила на них. И еще я должна, – ее голос прервался, – загрузить программу. И существует лишь одно безопасное для этого место. На север, – сказала она бескомпромиссным, решительным тоном. – Мы воспользуемся исследовательской лабораторией в Сан-Хосе.
– Значит, на север.
Пока отец Гарибальди выезжал со стоянки, Кэтрин достала сумку и положила книгу по палеоботанике себе на колени. Аккуратно подняв обложку, развернула хрупкий лист.
Продолжая думать о Дэнно каждую секунду, она занялась чтением…
Ночь моего рождения ознаменовалась странными событиями.
Позже мать рассказала мне о том, что к нам приходила гадалка со срочным посланием, касающимся ребенка, который должен был впервые увидеть мир под этой крышей. Я узнала о важности этого пророчества лишь много лет спустя.
Прости меня, дорогая Перпетуя, что я забегаю вперед. Прежде всего, хочу поприветствовать Эмилию, мою сестру на Пути. Позволь мне обнять тебя и одарить поцелуем мира, а также поделиться новостями о том, что моя мать тоже была дьяконом, которым собиралась стать и я, прежде чем вмешалась судьба и навсегда изменила мою жизнь.
Я родилась в Антиохе, что в Сирии. Мой отец владел морскими судами, и мы жили в достатке. Все, кто был знаком с моей матерью, завидовали ей. Но никто не знал, что она была несчастной женщиной, так как замуж она вышла по велению своей семьи и лишь после свадьбы узнала, что мой отец был неспособен любить.
Я была их единственным ребенком.
Мне исполнилось десять лет, когда по предписанию врачей мы отправились в долгое и далекое путешествие. Местные доктора были не в состоянии излечить отца от искривления позвоночника и посоветовали ему испытать знаменитую чудодейственную силу вод Соленого моря. Именно там, в Иудейской пустыне, мы и услышали проповедь.
Он говорил на своем родном языке, а рядом находился помощник, переводящий речь на греческий язык для иностранцев. Несмотря на то что с того дня у Соленого моря прошло много лет, я ясно помню лицо учителя из пустыни, его голос, то, как его слушали люди и задавали ему вопросы, называя его «учителем». Мой отец ушел с собрания к врачу и на процедуры. Но мать осталась, и я с ней. Мы слушали учителя.