Звонок из Тайваня за шесть месяцев до этого: «Я нашел для вас орхидею, мистер Хэйверз, Зигопеталум «Синее озеро», очень редкую, и добраться до нее было нелегко. Законным путем ее вывезти невозможно, выращивать ее рискованно. Она обойдется вам недешево». После этого звонка Майлз не спал сутками. И затем драгоценная луковица прибыла от «садовода из Санта-Барбары». И вот теперь плод его трудов красовался в его оранжерее, фантастический цветок, выращенный исключительно для собственного удовольствия.
– Корзина? – переспросил он тихим голосом, несмотря на то, что сквозь толстые стеклянные стены оранжереи ничего не было слышно. – Чиновникам об этом уже известно? Ясно… Что в этой корзине? Выясни и доложи мне. – Чувства бушевали в нем снова, как и полгода назад. Он подумал: «Именно не в приобретении, а в его предвкушении и заключается истинное наслаждение коллекционера. И еще в опасности. Всегда должен существовать риск».
Он повесил трубку и набрал номер на селекторе.
– Соедини меня с Афинами. Скажи Зику, что мне нужно срочно с ним переговорить.
Ждать не пришлось и пяти минут. Селектор загудел:
– Зик на линии, сэр.
Хэйверз кратко посвятил собеседника в курс дела и добавил:
– Брось это афинское задание и отправляйся в Шарм-эль-Шейх. Поезжай немедленно. Выясни, есть ли какая-либо связь между папирусом и корзиной и были ли найдены свитки. Если были, то я хочу, чтобы они оказались у меня. Добудь их любыми возможными способами, но будь осторожен. И, Зик, свидетелей убирай.
– Алло! Сеньор? – кричала в телефонную трубку Кэтрин. – Я до сих пор пытаюсь дозвониться до доктора Дэниела Стивенсона. Звонок постоянно срывается. Его лагерь находится в… Алло! Алло! – Она уставилась в молчащую трубку. – Только не это!
Когда она вернулась в приемную, мистер Милонас, управляющий в отеле «Айсис», окинул ее пытливым взглядом.
– Не получается, – сообщила она. – Я не могу дозвониться.
Она постояла немного, уперев руки в бедра, покусывая губу и намечая дальнейший план действий.
С того момента, как после взрыва нашли папирус, прошло всего десять часов, но Кэтрин предполагала, что новость о находке уже обогнула земной шар. И теперь, осматривая фойе, она представляла, как повсюду орудуют шпионы, как они сидят, развалившись в ротанговых креслах, и шепчутся, попивая свой турецкий кофе, читают газеты на арабском и французском, спрятавшись за комнатные пальмы. Даже спортсмен, прокативший по фойе аппарат для подводного плавания и направившийся к частному причалу, выглядел для нее подозрительно.
– Звоните, доктор?
Она обернулась.
Своим грузным телом и улыбкой во весь рот Хангерфорд заслонил Кэтрин вид на веранду и изумрудный бассейн, сверкающий в последних лучах садящегося солнца.
– Люди из Департамента культурных ценностей уже в пути, – солгала она.
Тусклые карие глаза Хангерфорда внимательно рассматривали ее лицо. Он подмигнул ей.
– Не сомневаюсь. Может, по бокальчику? Давай отметим находку.
– Я ожидаю звонка.
Его взгляд задержался на ее лице еще мгновение.
– Хорошо. – Смеясь, он отвернулся и отправился в бар, где только что начала выступать девушки, демонстрируя танец живота.
Кэтрин совсем не понравилось, как держатся Хангерфорд. Что если он уже сообщил кому-нибудь новость по телефону или, что еще хуже, провернул свое грязное дело на площадке? Она не могла больше терять ни минуты. Нужно было вывезти папирус и корзину из Египта сегодня же. Но, к сожалению, одной это сделать не под силу.
И лишь один человек мог помочь ей.
Когда Кэтрин ехала в отель из лагеря, она еще раз хорошенько обдумала свое решение позвонить Джулиусу. Ее план выходил за рамки закона государственного и законов моральных. В лучшем случае ее поступок мог бы порядком запятнать ее репутацию, а в худшем ее посадили бы в египетскую тюрьму. Она не могла впутывать в эту историю Джулиуса.
Таким образом, выход был один – позвонить Дэниелу.
Кэтрин знала, как Дэниел любит участвовать в рискованных мероприятиях. Если дело было скандальным и требовалось принимать жесткие решения, на Дэниела всегда можно было рассчитывать. Они познакомились двадцать шесть лет назад, когда ее, испуганную десятилетнюю девочку, хулиганы загнали в угол на школьном дворе и начали кричать, что ее мать сгорит в аду. Неожиданно какая-то козявка растолкала нападавших кулаками и спасла девочку, в одно мгновение став принцем на боевом коне. Это и был Дэниел Стивенсон.
С тех пор он всегда помогал решать ее проблемы, а она считала, что в долгу перед ним. Кэтрин поддержала его, когда Дэниел потерял мать, а он не отходил от нее, когда она лишилась родителей. Именно Дэниел вытащил ее из бездны одной темной ночью, когда ей исполнилось двадцать три.
Дэниел также по-настоящему понимал, почему она отреклась от Церкви и не собиралась менять своего решения.
Она взглянула на часы. В Мексике было уже почти восемь утра. Она хорошо знала, как Дэниел привык работать: вскоре он покинет лагерь, отправится к раскопкам, и окажется абсолютно недосягаемым в течение последующих десяти часов. У Кэтрин не было в запасе десяти часов. Она должна была переговорить с ним немедленно.
Но как?
– Вон там! – закричал Дэниел, и по каменной усыпальнице прокатилось эхо. Он быстро застучал по клавишам клавиатуры: «Даллас, ты это видишь? Ты видишь изображение?»
Через мгновение на мониторе ноутбука появились слова: «Мы все видим, доктор Стивенсон. Примите наши поздравления».
Дэниел выключил фонарь «Коулмэн», повысил яркость компьютерного монитора, чтобы снимок стал более отчетливым. Сомнений быть не могло: он все-таки сделал это. Наконец-то у него в руках было доказательство того, что представители древнего народа майя являлись потомками тех, кто уцелел после гибели Атлантиды.
Если бы только в этот момент Кэти была рядом и разделила его радость!
Вглядываясь в наложенные одно на другое изображения на мониторе – результат многолетней работы, Дэниел рассмеялся, и звук его голоса отразился от влажных, обветшалых стен древней гробницы и тут же затих.
Кэти…
В целом мире Кэти была единственным человеком, который не смеялся, когда он впервые выдвинул теорию о том, что народ майя произошел от древних миноанов, выброшенных океаном после разрушения Атлантиды на Юкатанское побережье. Кэти, которая оказывала ему неоценимую моральную поддержку письмами и телефонными звонками в те долгие, одинокие недели, когда он трудился в узких, жарких комнатах, находящихся в гробнице короля майя, когда он почти оглох от рева генератора света. Его право на то, чтобы его воспринимали всерьез, было не меньше, чем и у всех остальных. Кэти научила его утирать нос тем, кто на него клеветал. «Расширь границы возможного, Дэнно, – советовала она. – Сломай их идеалы. Но сломай их своими доказательствами».
Многолетние поиски и исследования, изучение снимков с воздуха, занесение сведений в компьютер и искренняя увлеченность, граничащая с одержимостью, привели его к одному любопытному холму в мексиканских джунглях, который после двух лет тщательных раскопок оказался не чем иным, как могилой до этих пор неизвестного короля майя.
Коллеги нехотя и небрежно здоровались с Дэниелом. Но однажды он обнаружил фреску, которую до этого никто и никогда не видел. Вместо тучной фигуры с дряблыми руками и отвисшим животом, какие находили в Бонампаке, ему попались фигурки тонкие и гибкие, с изящной талией, длинными черными волосами, свисающими с плеч, и уже с плоским лбом и удлиненным черепом – все это было характерно для искусства майя. Когда Дэниел заявил, что эта находка являлась доказательством его теории об Атлантиде, недоброжелатели продолжали насмехаться.
Но этим доказательства не исчерпывались. Удалив слой кальцита со второй стены, Дэниел обнаружил то, чего еще не находили в Мексике, Центральной и Южной Америках: фреску с изображением змей, предшествующую появлению образа Пернатого Змея, ставшего главным божеством в империях толтеков, ацтеков и майя. Люди, изображенные на фреске, держали в каждой руке по змее – этот сюжет был характерен для искусства миноанов.
Наконец, на третьей стене в усыпальнице Дэниел увидел фреску, поразившую его. Она напоминала произведения искусства ацтеков, которые появились лишь несколько веков спустя, и изображала людей, склонившихся либо лежащих на спине, изрыгающих загадочного вида водовороты, похожие на петли ленты, которые были характерны для творчества ацтеков. Водовороты интерпретировались археологами по-разному: одни говорили, что это символ речи и дыхания, другие же утверждали, что это не что иное, как дыхательные аппараты древних астронавтов. Однако, согласно интерпретации Дэниела, изображенные люди находились под водой, они тонули. Он считал, что фреска рассказывала историю великой катастрофы, уничтожившей их предков, – историю гибели Атлантиды.